Российский Синод начиная с 1913 года осуждал это движение как ересь и последовательно с ней боролся. Мандельштам в 1915 году написал звонкое стихотворение – песенку «И поныне на Афоне», в котором имя Божие поет поначалу древо; и только вслед за ним твердят его «имябожцы-мужики»:
В каждой радуются келье
Имябожцы-мужики:
Слово – чистое веселье,
исцеленье от тоски!
Имена – звонкие игрушки… Стихотворение это было опубликовано в сборнике «Камень», где оно следовало за переломным от «камня» к «дереву» (от кристаллического к живому) стихотворением: «И ныне я не камень, а дерево пою». Получалось, что поэт поет дерево, а дерево поет Имя. Последнее же – что бы ни думали серьезные люди – исцеляет от тоски.
4 мая
1. Я знала, что родственники и предки моего мужа по материнской линии всегда жили в Морских Шарантах, в районе, называемом Сентонж, – на старинной земле, насыщенной памятью о Римском владычестве и о первых христианских мучениках. В городе Сент – маленьком Риме сохранились античный театр и триумфальная арка – идеально размеченный пилястрами куб, на фоне устремленных в небо пронзительных средневековых колоколен. Сам мой муж по местным архивам без особого труда проследил присутствие своей семьи в этом районе и даже в одной деревне Мерсак, начиная с 1740 года. Тут жила бабушка Симона, у которой прошла лучшая часть его детства. Со своих пяти лет бабушка играла в местной церкви на фисгармонии. Когда кюре впервые стал показывать Симоне, как играть, а потом предложил попробовать, она сказала ему: «Ну-ка подвинься, толстяк!» Это осталось в семейных анналах.
Со стороны же отца часть родственников происходит с юга, из окрестностей города Монпелье. Одна из кузин живет в небольшом городке под названием Палавас на побережье Средиземного моря, и мы туда к ней неоднократно наведывались. Легкий красивый дом 1900‐х годов стоит почти на самом берегу моря, теплого и синего. Бесконечные то песчаные, то галечные пляжи: на любой вкус. Население демократичное, нравы простые, народ небогатый. Все это вполне напоминает Крым моего детства. Приезжаешь туда, время останавливается, и погружаешься в детство. Ничего не нужно, кроме вылинявшей подстилки, пары помидоров с куском сыра и толстой книжки.
А в этот раз, несмотря на страшную жару, ошалев от бесконечного болтания в соленой прозрачной воде, собирания галек и раковин, валяния на террасе, медлительного приготовления салатов, мы решили вдруг отправиться в небольшое путешествие. В городок Лунель: от Палаваса это совсем близко, да и от Монпелье тоже, в двадцати километрах. Сегодня это пригород Монпелье. Ничем особенным этот Лунель не отличается. Так зачем мы туда поехали по солнцепеку?
Началось все с того, что мой муж (он хранитель в Лувре, но к нему часто обращаются с просьбой подготовить какой-нибудь проект и за пределами его родного музея) стал работать над выставкой, посвященной знаменательному событию – пятидесятилетию с момента первого прилунения человека в 1969 году. В течение двух лет он (и я вместе с ним) перечитал о Луне огромное количество текстов и просмотрел множество фильмов и разного рода изображений с тем, чтобы в результате выработать свою собственную концепцию, свою идею Луны и связи с ней человека. Так в наше поле зрения попал город Луны – Лунель.
Располагается он в низменности Малого Камарга, на богатой земле, но в не слишком здоровой, болотистой местности (рядом протекает река Видурль). Произрастает там несколько довольно известных виноградных лоз, есть свои местные вина, но не так чтобы исключительные. Сегодня это место населяют люди главным образом бедные, много эмигрантов, много разного рода социальных проблем. А в Средние века город был центром цветущего княжества, которым владели Людовик Святой и Филипп Красивый и которое Людовик XI окончательно присоединил к Франции. Для нас же тут самое интересное – название города в честь Луны. Почему вдруг такое странное и редкое, ни на что не похожее название?
По преданию, город был основан в 68 году н. э. евреями, выходцами и даже беглецами из Иерихона – то есть из города Луны, того самого, что был разрушен при звуке труб, второго после Иерусалима по размеру и значению города Древней Иудеи. Бежали оттуда евреи потому, что их город (который кстати считается – не теологами, а археологами – самым древним городом на Земле) был занят Веспасианом, во время Первой Иудейской войны. Таким образом Лунель был как бы Новым Иерихоном (как существует целый ряд Новых Иерусалимов). Именно как Малый или Новый Иерихон город был описан в трудах знаменитых раввинов Лунеля.
Это легенда. На самом деле, скорее всего, евреи здесь появились позднее; и были это, вероятнее всего, беженцы не прямо из Иерихона, а из Испании. Несомненно одно: расцветшая пышным цветом еврейская община города Лунель превратила этот город в Средние века в один из крупнейших центров науки, философии и иудейской теологии. В 1319 году их в чем-то обвинили, все у них отобрали и король французский Филипп Красивый их из Лунеля выгнал. Они еще какое-то время селились в окрестностях, а в 1394 году Карл VI евреев из Франции выгнал окончательно.
2. И вот мы в этот лунный город входим. На панно – план крепости с достопримечательностями, обозначенными цифрами от 1 до 13. Идем по набережной канала, названной именем Вольтера: прекрасно, почему бы и нет. Вот скульптура: длиннотонконогий человек в стиле Джакометти с удочкой и корзинкой. Имеется в виду местная легенда. Якобы угрей нужно ловить ночью. А жители Лунеля вместо угрей ловили лунные блики на воде. Бронзовый человек тем и занят: ловит в воде Луну. Жители Лунеля – лунатики, луноловы.
Идем дальше: стоящий на площади памятник погибшим в Первой мировой войне изображает солдата, целящегося в кого-то из пистолета, кажется, что в тебя. Площадь носит название Мучеников Сопротивления. Во время последней войны вновь расплодившихся здесь евреев сначала местные жители прятали, а потом – ну что же делать – «сдали». Их отвезли в Аушвиц и всех сожгли в одной печи на так называемой Красной ферме (бункер № 1).
В центре площади – собор с колокольней, свой небольшой Нотр-Дам – собор Лунельской Божьей Матери. В Средние века эта церковь называлась Сент-Мари-дю-Лак, то есть «что на Озере». От этой средневековой церкви сохранилось немного, ибо она была разрушена протестантами и сильно перестроена в XVII веке. Фасад что называется «иезуитский», с двумя волютами по сторонам. Пять колоколов на колокольне звонят в лад, а внутри собора знаменитый орган.
Все это мы осматриваем, нам интересно.
Вокруг площади Мучеников остатки старых стен. Центр игрушечного городка как единый дом. По размеру мне подходит. Земля замощена нежным песчаником. Сандалии на кожаных подошвах скользят по нему; хочется снять их и пойти по чисто вымытому камню босиком. Это – чувство Юга: полы, вымытые с раннего утра, для прохлады, и по ним босиком. Закрытые ставни. Блеск за окном, в щель.
Старинные торговые ряды, аркады, толстые стены, узкие проемы. Арки ладные, один аккуратно выточенный камень пригнан к другому. Вот улочка отходит от площади, вдоль нее высятся добротные дома, старинные, с лавками, со скульптурами в наличниках. Дома богатые, а улочка узкая, чтобы хранить тень. Идем дальше: тут уже попроще, победнее, но все же неплохо. И вдруг на стене: «прохожий остановись!» И дальше такой текст, что мол тут начинается квартал, где евреи жили в Средние века, но вроде жили не как в гетто, а сами тут выбрали вместе селиться. И – на каком-то невнятном, оловянном, деревянном, заикающемся и извиняющемся языке – объясняется про то, что они мол развивали тут поликонфессиональные науки и искусства. То есть что были в чем-то полезны не только в качестве евреев.
Тут у них были и правда синагога и школа. Они преподавали Тору и Талмуд; учили Каббале. Впервые перевели Библию с иврита и арамейского на французский. Перевели на иврит (и на другие языки) античных авторов, Аристотеля с арабского перевели. Тут была создана медицинская школа, на основе которой возник медицинский факультет Университета в Монпелье – самый древний и знаменитый во Франции. Особенно активной община была в XI и в XII веках. Были среди ее раввинов так называемые Мудрецы Лунеля – поэты, талмудисты, каббалисты. Среди них каждый второй звался Де Лунель. В переводе на иврит – поскольку город назывался на иврите Ha Migdal Shel Yeriho, то есть Иерихонская башня – они все звались Ярхо.
Вот и приехали!
3. У платанов гладкие стволы и листья размером каждый с две ладони.
4. Эдип думал, что он в Фивах иностранец.
5. По-французски колено будет genou «я-мы», по-гречески кожа – дерма (δέρμα). Так и живу «Я-М», ай-ам, je suis, одна нога здесь, другая там. Куда бы ни ехала, все мои билеты в один конец. Языки шуршат, жужжат, подкожно, подколенно. Где колено твое? А почва твоя? Скорее песок, и даже пески, разноцветные, тысячи, как в коллекции, собранной Борхесом. Можно ужаснуться этой пестроте, повздыхать о едином, недвижном, том, там. Даже нужно. Можно порадоваться нелепому, клокастому, ресничному, кривому, не вполне круглому. Круглыми мы еще будем, всё – впереди, всё – позади. А пока не всё, пока – частично. А что? Как сказал бы Лев Николаевич, и очень даже приятно!
6. И вот выгнали их из Лунеля, они пересекли Германию и Польшу и докатились до Слуцка. И там опять устроили свой мир, свой новый Новый Иерихон, и снова зажили как на Луне – читали, лечили, кормили, учили, переводили, как переводят за руку.
7. В самом начале «Иудейской войны» Иосифа Флавия речь идет о первосвященнике Хонии, которого Антиох выгнал из Иерусалима. Хоний спасся бегством в Египет, к Птолемею, с позволения которого он в Гелиопольском округе выстроил городок, похожий на Иерусалим, а в этом городке храм, подобный Иерусалимскому. Было это в 170 году до н. э. Далее Иосиф Флавий о Хонии забывает и описывает, как всем известно, разрушение Иерусалима. А в самой последней, седьмой книге, Иосиф возвращается к Хонию, с которого начал. Тут мы узнаем, что место, в котором Хоний построил свою копию Храма, располагалось неподалеку от Мемфиса. И что целью этой постройки было привлечение иудеев из разрушенного Иерусалима в Египет. Правда, внешне храм Хония на Иерусалимский не походил, а походил более на цитадель, вышиною в шестьдесят локтей; «жертвеннику же он придал форму иерусалимского и храм украсил такими же священными дарами, как в Иерусалиме. Только для светильника он сделал исключение: вместо стоячего светильника он изготовил только золотую лампаду, испускавшую лучистый свет, и ее он повесил на золотую цепь». Но пришел править Египтом Луп и стал жаловаться на евреев римскому императору, тот и приказал храм закрыть. Приемник же Лупа Павлин довершил его дело, выгнал евреев куда подальше.