– «Иду в поход, два ангела вперед. Один душу спасает, другой тело бережет», – щенячьим голоском, перевирая мелодию, пела она.
– Ну вот, шеф, а вы стремались. В смысле, нервничали, – хихикнула Валя. – Только дверь зря разломали.
Саша приоткрыла один глаз, увидела в неосвещенном проеме две фигуры и пронзительно заверещала.
Николас шарахнулся в коридор.
– Саша, извините! – крикнул он, еще не придя в себя. – Вы не брали трубку, и я, то есть мы, переполошились. Мало ли что. Вдруг этот наркоман к вам ворвался. Или, ну не знаю…
– Уф, как я напугалась! – облегченно воскликнула Саша. – Сама виновата. Я, когда устану, всегда залезаю в ванну и музыку слушаю. Могу весь день так просидеть. Когда все дома, не получается – Антонина Васильевна ругается. А сейчас я же одна… Это вы меня извините. Надо было телефон с собой взять.
– Давай-давай, вылезай. На вот полотенце, – сказала Валя, на правах женщины оставшаяся в ванной. – Сейчас, шеф, мы быстренько.
Фандорин отошел от ванной подальше, но голоса все равно доносились – главным образом, Валин, потому что Саша на вопросы отвечала тихо, не разобрать.
– Э-э, солнышко, педикюр надо делать, стыдно – взрослая уже… Сиськи-то еще растут, что ли? Нет? С этим работать надо. Плоскогорье какое-то, подмосковная Швейцария. У меня раньше тоже ничего не было, а теперь, погляди, Казбек с Эльбрусом. Ты пощупай, пощупай. Ничего, вот найдем рукопись, баблом разживешься, я тебе хорошую клинику подскажу…
Чтобы не подслушивать интимности, Николас перебрался в комнату – ту, что побольше.
Жили Морозовы, прямо сказать, небогато. Судя по мебели, двадцатиметровое помещение служило одновременно гостиной, кабинетом и родительской спальней. Все стены сплошь заняты книгами, лишь посередине один-единственный просвет, и там висит картина в раме: копия с хрестоматийного портрета Достоевского.
Но распознавались и приметы недавно свалившегося достатка – новехонький телевизор, раскрытый ноутбук с еще не содранными цветными наклейками.
Несколько минут Ника простоял, разглядывая картину кисти художника Перова.
В.Г. Перов
Портрет Ф.М. Достоевского
Странно. Почему кажется, что энергетический центр полотна не в задумчивом лице писателя, а в спокойных, крепко сцепленных руках? И как жуток этот черный, зловещий фон! В нем явная угроза. Будто в любой миг чернота может сомкнуться, и вместо Федора Михайловича получится непроницаемый «Черный квадрат».
Ну, а потом в комнату вошли девушки, и разгадывание ребуса продолжилось.
– Нет, ни про вокзал, ни про банк папа ничего не говорил… 100? Не знаю… Посчитать? Не знаю…
Саша сидела на кровати в линялом халатике, с обмотанными полотенцем волосами и ужасно старалась хоть чем-то помочь, но проку от нее не было никакого – во всяком случае, так казалось вначале.
Через час безрезультатного мозгового штурма, когда у Ники задымилась голова, он выудил из бумажника заветный дублон и тоскливо уставился на сдвоенный профиль венценосных супругов. Фальшивое золото скучно поблескивало на ладони, помогать дедукции не желало.
Саша Морозова, наверное, уже в десятый раз повторила:
– Это обязательно что-нибудь про Федора Михайловича. Папа ничем другим не интересовался. Про Федора Михайловича знает всё-превсё, а про остальное почти ничего. Я иногда прямо удивлялась. Он даже Филиппа Киркорова не знает, представляете? Один раз увидел по телевизору, случайно, и говорит: «Ой, смотрите, какой смешной! Зовут как меня – Филиппом. Кстати, чем-то на Настасью Филипповну похож». Это из романа «Идиот», – сочла нужным пояснить Саша.
– Знаем, кино смотрели, – с достоинством ответила Валя.
Глядя на монету, Ника задумчиво повторил – в сотый раз:
– «Посчитай его». Кого? Или что? – И вдруг вздрогнул. – Вы говорите, это непременно связано с Достоевским? Так, может, не «его», а «Его», в смысле, писателя? Но как можно его посчитать?
Валентина пожала плечами:
– Хренотень какая-то. То есть, нонсенс. Ну Федор. Ну Михайлович. Ну Достоевский. Чего тут считать-то?
Ладонь, на которой лежал дублон, словно щекотнуло.
– Валюша, ты – гений! – воскликнул Ника и быстро написал на листке:
– Если посчитать количество букв в имени писателя, получается 26. То есть, сначала 100, потом 26.
– Ну и фигли? То есть, что вы хотите этим сказать? – Валя посмотрела на листок, на Фандорина. – Кстати, шеф, почему слово «гений» не имеет женского рода?
Ника отмахнулся.
– Сто, потом двадцать шесть. Сто, двадцать шесть… Хм… Раз сначала идут цифры, то и потом должны быть тоже числительные. Что там было дальше? Валя, прочти по записям.
– Да я наизусть помню. Попросил голову отстегнуть. Выдрал из подушки зубами перышко. Потом долго шевелил пальцами. Сказал: «И наконец вот так!» Откусил пуговицу и выплюнул. Дальше принялся на Сашку облизываться и матом запустил. Цитировать?
– Не надо. Это было уже после того, как он сказал: «А уже всё».
Николас вертел монету, пытаясь ухватить ускользающую мысль.
Его взгляд упал на портрет.
– Перо! – закричал магистр так, что девушки дернулись. – Портрет Перова! Морозов шевелил пальцами… И на портрете пальцы! Их надо сосчитать? Но зачем? Сколько у человека может быть пальцев?
Он подошел к картине, стал считать – тут его ждал сюрприз. Пальцев оказалось не десять, а девять. Один был не виден!
– Девятка, девятка! – Николас оглянулся на девушек, которые тоже смотрели на картину, прижавшись к нему с двух сторон. – 100-26-9. И еще какая-то пуговица… Вот, есть пуговица! – Он ткнул в сиротливую пуговицу на сюртуке угрюмого классика. – Причем всего одна, а это необычно! Наверняка ее и имел в виду Морозов. Последнее звено – 1. Таким образом, мы имеем семизначное число 1002691.
– А что это такое? – спросила Саша, глядевшая на него во все глаза.
– Не знаю. Из семи цифр, например, состоят московские телефонные номера.
Помощница вынула из кармана мобильник.
– Звоним?
– Ни в коем случае. Валя, твой карманный компьютер при тебе?
– Само собой.
Валя уже поняла сама.
– Сейчас сделаем, шеф. Вы вот меня ругаете, что я ворованные базы данных покупаю, а они нам сейчас ого-го как пригодятся. У меня на жестком диске и МГТС, и все операторы мобильников имеются… Сейчас загружусь.
Она достала чудо техники, крошечный компьютер, с которым никогда не расставалась, и всего через минуту доложила:
– Есть 100-26-91! Только это родильное отделение. Вот, сами посмотрите. Звонить?
Николас сник. Неужели он ошибся и это не телефонный номер, а что-то совсем другое? Или ошибочен сам метод?
Пока Валя проверяла номер (он действительно принадлежал роддому), Фандорин уныло смотрел на фальшивый дублон. А что если ребус тоже фальшивый и Морозов просто над ними поиздевался?
Поднял глаза на портрет. К раме была прикреплена медная табличка: «В. Г. Перовъ. Портретъ Ѳ. M. Достоевскаго».
– Так-так-так, – быстро пробормотал Николас. – Бумагу!
Написал: «Ѳедоръ(6) + Михайловичъ(11) + Достоевскiй(11) = 28».
– Не 26, а 28!
– Что? – в один голос спросили девушки.
– Получается 100-28-91. Валя, смотри по базе!
Помощница пощелкала-пощелкала и доложила:
– Домашний номер. Мужик какой-то. Лузгаев Вениамин Павлович. Фамилия редкая. Давайте, шеф, я его на поиск задам. Вдруг что-нибудь выловим?
Она подсоединилась через мобильник к Интернету.
– Нету. Ни одного Лузгаева. Есть «лузгае», это по-белорусски, что ли. Вот: «Савка лузгає сємочки i спльовує їx прямо на сомбреро сеньйора, шо сидить попереду».
– Попробуй поискать на телефонный номер, – велел Фандорин.
Валя набрала в строке «поиск» 100-28-91.
Экранчик мигнул и выкинул сайт частных объявлений.
С замиранием сердца Фандорин прочел:
Покупаю старые документы, письма, конверты, автографы известных людей. Гарантирую достойную оплату.
VPLuzg@abrkd.com. Тел. 100-28-91.
Вениамин Павлович.
7. Философ-меркантилист
– Yes!!! – взвизгнула Валя. – Вениамин Павлович! Лузгаев! Это он!
– Автографы покупает! – присоединилась к ликованию Саша. – Николай Александрович, вы такой умный! Как же мне повезло, что вы меня сшибли! Можно я вас поцелую?
– И я, – немедленно взревновала Валентина.
Николас был расцелован в обе щеки: в левую робко, но нежно; в правую громко и влажно.
Труднее всего было сохранить невозмутимость – мол, ничего особенного, элементарно, Ватсон. Честно говоря, Фандорин до самого конца сомневался, будет ли из его дедукции толк.
Но результат не вызывал сомнений. Доктор филологических наук в своей дурацкой шараде закодировал телефон коллекционера автографов.
– Что и требовалось доказать, – снисходительно резюмировал Ника. – Остальную часть рукописи мы, кажется, нашли. Она находится у некоего господина Лузгаева, Вениамина Павловича. Мы немедленно с ним свяжемся. Что же касается первой части… – Он подошел к окну, выглянул во двор. Окно Рулета по-прежнему было темным. – Дадим наркоману еще сутки. Если за это время не появится, пишем заявление в милицию. Пусть ищут.
– Может, лучше подождать с этим Лузгаевым до завтра? – спросила Саша. – Узнали бы сначала, что он за человек, где живет и вообще… Вдруг мы позвоним, а он скажет: знать ничего не знаю ни про какую рукопись.
Ника и Валя переглянулись.
– Нет, у меня до завтра терпения не хватит, – честно признался Николас. – Рискнем. Все равно теперь он от нас никуда не денется.
Для звонка незнакомому человеку было немного поздновато, десять вечера, но Николас все же набрал столь трудно давшиеся семь цифр.
Трубку сняли почти сразу же.
– Вениамин Павлович?
Ника нажал кнопку громкой связи, чтобы девушки могли слышать разговор.