[594]. Во время второй поездки в Швецию, продолжавшейся четыре месяца, француз углубил свои познания в шведском и в 1839 г. опубликовал довольно солидную историю датской и шведской литератур[595]. Булгарин, чей обзор шведской литературы в пропорциях и оценках вполне совпадает с обзором Мармье, не имел доступа к названной книге, когда писал свои путевые заметки. Однако еще до поездки он был знаком с несколькими статьями француза[596].
Если описание шведской словесности Фаддей Булгарин строит на материалах Ю. Ф. Бара, то его рассуждения о древней шведской истории восходят главным образом к известным трудам Гейера. Уже в начале своего визита писатель едет в замок Грипсхольм и – в отличие от умеренного и слегка ироничного Жуковского – находит там повод подробно рассказать об истории замка и внутренних распрях рода Ваза, что составляет своего рода краткое резюме истории Швеции (ЛП. II, 35–54)[597]. И потом Булгарин посвящает значительную часть своего времени посещению шведских архивов и музеев. В Стокгольмском дворце его принимал гофинтендант Ларс Якоб фон Рёк (Lars Jacob von Röök; 1778–1867), который пообещал ему предоставить доступ во все музеи и архивы (ЛП. II, 19). В Королевской библиотеке, расположенной во дворце, Арвидссон показал ему, в частности, уникальные древние рукописи (ЛП. II, 111–116). Затем он посетил основанный Густавом III музей, где представлено 31 произведение скульптора Сергеля, неизвестного за пределами Швеции, но, по мнению Булгарина, вполне сравнимого со всемирно знаменитыми Кановой и Торвальдсеном (ЛП. II, 120). На следующий день он осмотрел исторические собрания, которые ему показал государственный антиквар Брур Эмиль Гильдебранд (Bror Emil Hildebrand; 1806–1884). Особенно интересовали Булгарина предметы, свидетельствующие о взаимосвязях или хотя бы общих по времени чертах древней русской и шведской истории: «Такой богатой коллекции относительно древней истории Севера нет в целом мире» (ЛП. II, 131). В Государственном архиве, также размещенном в тесных помещениях дворца, гостя столь же любезно встречал начальник архива Ханс Ерта (Hans Järta; 1774–1847). Однако, к своему разочарованию, писатель обнаружил, что важные документы по древней истории Швеции отсутствуют, так как их похитил и, вероятно, бросил в море датский король Кристиан II (ЛП. II, 142–145).
Разумеется, в программу путешествия была включена и поездка в Упсалу. На судне Булгарин познакомился с молодым немцем по фамилии Коссман, который учился в Дерпте, а теперь, возвращаясь на родину, составил компанию русскому путешественнику в осмотре достопримечательностей провинции Упланд[598]. Когда они проплывали мимо Сигтуны, Булгарин возвратился к теме неизученных связей между ранними культурами славян и скандинавов:
Нет сомнения, что у славян и скандинавов было множество одинаковых обычаев, правительственных форм и священных обрядов, но как на Руси все древнее из предхристианской эпохи исчезло, то мы только можем догадываться о бывшем у нас по аналогии, делая изыскания в истории Скандинавского полуострова (ЛП. II, 219).
Как и в Стокгольме, Булгарин обходился в Упсале без рекомендательных писем. Вскоре он познакомился с ректором и директором университетской библиотеки Юханом Хенриком Шрёдером (Johan Henrik Schröder; 1791–1857), археологом и специалистом по древней истории Скандинавии и Исландии. Булгарин пишет: «Я чрезвычайно обрадовался этому знакомству, любя страстно исторические древности и занимаясь сам исландским языком и чтением саг» (ЛП. II, 222).
Шрёдер подарил ему несколько диссертаций, а на другой день они посетили старое университетское здание, Густавианум, где размещался основной фонд университетской библиотеки в ожидании переезда в новопостроенную «Каролину Редививу», куда пока перевезли только рукописи и редкие книги. Там Булгарин неожиданно встретился с гельсингфорсским профессором Сергеем Васильевичем Соловьевым (1796–1875), который, при всем своем любезном обращении, попытался, по словам автора, ревниво утаить свои важные находки – материалы, касающиеся русской истории[599]. Булгарин дает своего рода каталог книг, произведений искусства и монет, находящихся в собственности университета. Шрёдер подробно рассказывает об организации университета и о жизни студентов (ЛП. II, 240–248).
На следующий день Булгарин, Коссман и «молодой Гассе из Лифляндии»[600] ездили в замок XVII века Скуклостер, где Булгарин подробно осмотрел библиотеку и сделал опись множества книг и рукописей по разделам rossica и polonica в собрании, включающем 23 000 печатных томов плюс множество манускриптов (ЛП. II, 270–274)[601]. На другой день они осмотрели упсальскую Соборную церковь и королевский замок. В Саду Линнея Булгарин издали видел дочь великого ботаника, которой было за девяносто, но заговорить с нею не попытался (ЛП. II, 291)[602]. Вечер они провели в обществе ректора, «почтенного Шрёдера». Наутро к ним присоединился «студент Стааф, сын отличного стокгольмского адвоката», и они направились в Старую Упсалу, где Булгарин зарисовывал знаменитый рунический камень, текст которого тогда еще не был истолкован[603]. Затем они отправились к рудникам Даннемуры. Вернулись в Упсалу они лишь в шесть утра.
Прежде чем завершить описание путешествия, Булгарин отвел значительную часть одной из глав подробному рассказу о состоянии шведской экономики и шведских вооруженных сил (ЛП. II, 309–331)[604]. Последние два дня в Стокгольме были заполнены встречами с важными персонами, прежде всего с Э. Г. Гейером. Описание встречи с Гейером в Государственном архиве сделано в характерной для Булгарина многословной манере:
В нетерпении увидеть глубокомысленного историка и гениального поэта, доставившего мне столько наслаждений своими творениями, побежал я в архив и застал там Гейера над кучею фолиантов, занимающегося чтением. Как ни совестно было мне отрывать его от дела, но я попросил почтенного г. Иерта представить меня ученому мужу. Гейер принял меня чрезвычайно ласково. Мы говорили с ним по-немецки. Он среднего роста, крепкого и здорового сложения, вопреки мнению некоторых чудаков, будто все гениальные и трудолюбивые люди должны быть бледные, худощавые и изможденные. Берцеллиус и Гейер – явное доказательство противного. Guter Muth macht gutes Blut! Умственная работа не истощает человека, когда сердце его свободно от пожирающих страстей, честолюбия и зависти! В чертах лица Гейера и во всех его приемах изображается добродушие и душевное спокойствие. В речах он очень скромен. Я говорил об его Шведской Истории. И особенно о предхристианской эпохе, представленной им неподражаемо, и сказал, что поставлю за счастье именоваться его учеником. В ответ он дружески пожал мне руку, и мы расстались знакомыми. Я не смел утруждать его долее (ЛП. II, 331–332).
Вслед за Гейером настает очередь плодовитого придворного скульптора Юхана Никласа Бюстрёма (Johan Niclas Byström; 1783–1848), перед слащавыми античными женскими фигурами которого Булгарин от восторга теряет дар речи. Вернувшись в Петербург, он спрашивает русского художника Карла Брюллова о его мнении, и тот полностью разделяет энтузиазм автора (ЛП. II, 333–337). Накануне отъезда Булгарин еще раз посетил Берцелиуса, который подарил ему свой портрет с автографом, и нанес довольно продолжительный визит скульптору Эрику Густаву Гёте (Erik Gustaf Göthe; 1779–1838), с которым, по его словам, познакомился, когда тот был в Петербурге. Булгарин попытался утешить консервативного художника, на которого в связи с процессом против Крусенстольпе ополчилась пресса, и рассказал, как недавно его самого оклеветал немецкий писатель Кёниг, но он решил быть выше критики (что не помешало ему распространяться об этом деле на полутора страницах: ЛП. II, 342–343)[605].
В Королевской библиотеке в Стокгольме сохранилось письмо Булгарина А. А. Лавониусу, написанное перед отъездом, которое свидетельствует о довольно фамильярном отношении русского гостя к дипломату:
Вот я возвратился из Упсалы. Был в Скоклостере, Данеморе, Эстерби и проч. – облетел повсюду орлом и послезавтра, т. е. в четверг, в 8 часов утра, возвращаюсь в нашу матерь Россию. Везде хорошо – а дома лучше! – Если будете женаты и Бог даст вам деток – тогда узнаете, что такое: Heimath’s Weh! (тоска по родине). Остается мне один день быть в Стокгольме, именно среда. Сделайте милость[,] пришлите мне мой чемодан и холст и назначьте Rendez-vous[,] чтоб прижать вас к сердцу. Перчатки если вы не купили, то я куплю завтра. Это необходимо. Живу я в Городе (Staden), Stora Ny-gatten [Stora Nygatan] № 11. – Дивная красотка, Ульриха, взяла меня за руку, при пароходе, и как слепого повела на квартиру. Прочь, прочь от острова Калипсы! Ваша Швеция – опасная земля для людей, у которых теплая кровь в жилах! Ради Бога, назначьте Rendez vous –
Когда утром 2 августа русскому гостю предстояло покинуть Стокгольм и отправиться через Гельсингфорс и Ревель в обратный путь, попрощаться с ним пришли три человека. Прежде всего Бар вместе с Арвидссоном