Проблема формирования мифа близка к проблеме репутации, однако имеет и существенные отличия. Слово «миф» употреблено нами, разумеется, не в первоначальной его трактовке – предания о мире, богах и героях, отражающего древнейшие онтологические и этические представления людей. Речь идет о мифе в том его значении, которое раскрыто в «Литературной энциклопедии терминов и понятий»: «Принципиальной особенностью мифа является его синкретизм – слитность, нерасчлененность различных элементов – художественного и аналитического, повествовательного и ритуального. ‹…› “Современное мифотворчество” связывается обычно с научными теориями, философско-идеологическими доктринами и художественным творчеством – т. е. с тремя основными областями, получившими самостоятельное развитие после распада мифологического синкретизма»[1193].
Репутация в большей степени связана с рамками индивидуальной жизни и «настоящим временем» литературного факта. Мифом становятся не все и не всё. Он существует дольше, границы его шире, почва или строительный материал разнороднее. Кроме того, содержание любого мифа с течением времени становится предметом демифологизации, а потом, вполне возможно, ремифологизации.
Репутации Ф. М. Булгарина посвящен (полностью либо частично) ряд профессиональных работ[1194], в то время как специального исследования, посвященного репутации Н. А. Некрасова, нет; вопрос о ее необходимости только поставлен и частично решен в работе, посвященной другой проблеме[1195]. Безусловно, Булгарин осознается литературоведами и как историческая личность, достойная вдумчивого изучения, и как определенный культурный миф, причем научное осмысление его деятельности, современного ему и позднейшего восприятия служит его демифологизации. Существует и некий некрасовский миф в русской литературе, то есть устойчивый комплекс представлений о классике русской литературы, поэте, журналисте, литературном деятеле, исторической личности. Этот комплекс сформировали и разнородные документы эпохи, и художественные произведения, создающие его образ и биографию; и, наконец, литературоведческие труды различных академических школ, формирование которых начинается при жизни и деятельности литератора, и некие общие положения, закрепившиеся в литературоведении новейшего времени. Существует совокупность фактов и формулировок, убеждающая в исторически свершившемся становлении и признании классика классиком, а также исполнителем определенной социокультурной роли, причем хронологически не ограниченной рамками жизни и деятельности.
Литературное творчество Булгарина и Некрасова рассматривается в сопоставлении и в аспекте преемственности (проза, критические выступления)[1196] как единое явление в общем для обоих тематическом и жанрово-стилистическом контексте. И все же тема «Некрасов и Булгарин» на «некрасовском поле» парадоксально остается своего рода «заповедной». Идеологическое их противостояние в традиционных литературоведческих представлениях о взаимоотношениях двух названных литературных персонажей до сих пор воспринимается как определяющее.
Таким образом, есть персонажи, есть определенные их действия и высказывания, есть вербализованная память обо всем этом, есть аксиологическая составляющая, есть, наконец, некие устоявшиеся представления. Есть миф о Некрасове и Булгарине как некое специфическое наследие литературной мысли и литературной памяти. Рассмотрим его.
Прежде всего, определимся с содержанием этого мифа. Максимально яркое и точное представление о нем дают два названия классических в некрасововедении статей: «Некрасов в борьбе с Полевым и Булгариным: три неизвестные рецензии Некрасова 1842–1845 гг.» и «Некрасов-критик в борьбе с реакционными и эпигонскими течениями в литературе 1840-х годов»[1197].
Содержанием мифа является противостояние литературной оппозиции литературному официозу. Литература рассматривается при этом как часть социальной жизни и поле идеологической борьбы. Некрасов и Белинский, его старший друг и учитель, утверждают «натуральную школу», а затем и реализм, прогрессивное течение. Булгарин олицетворяет «рептильную журналистику», то есть пресмыкающуюся перед властями; он беспринципен и ведом личным коммерческим интересом; термин «натуральная школа» он ввел, желая унизить своих литературных оппонентов; этой же цели служат его критические отзывы, содержащие, в частности, оценку творчества Некрасова. Она отрицательная; помимо причин личного и коммерческого характера это вызвано было непониманием (обусловленным недостаточной историчностью мышления, архаизмом его литературных взглядов и вкусов). Все это, сформулированное в упомянутых статьях, повторяется в литературоведении в качестве общего места.
Временные рамки описываемого в мифе в основном ограничены годами общения Некрасова с В. Г. Белинским: с начала 1840-х до 1848-го. Ранняя граница может быть чуть сдвинута, поскольку до личного знакомства и сближения с Белинским, будучи сотрудником Ф. А. Кони, Некрасов уже был втянут в журнально-газетную полемику. Поздняя граница связана с кончиной Белинского, задававшего тон именно идеологического (во вторую очередь эстетического, в меньшей мере коммерческого) противостояния с Булгариным, а кроме того, ужесточением цензуры, вызванным обострившейся внешнеполитической обстановкой. Булгарин еще выступает в печати, но пора острой полемики с ним прошла, а литературное сосуществование за ее пределами игнорируется мифом.
Прямое отношение к вопросу имеют критико-публицистические выступления обоих, эпиграммы и стихи Некрасова, критические выступления Белинского и памфлетная «не-повесть» Панаева «Литературная тля» (1843), очень близкий и явно преемственный по отношению к ней неоконченный роман-памфлет Некрасова «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» (1843–1847), роман-памфлет «Счастье лучше богатырства», написанный Булгариным в соавторстве с Н. А. Полевым (1845–1847).
Можно выделить несколько этапов формирования и функционирования мифа.
Первый, с 1838-го по 1877 г., охватывает годы жизни Некрасова начиная со времени его приезда в Петербург, где он сразу начал утверждать себя в литературном мире. Отметим, что в 1838 г. минул год со дня смерти Пушкина – определенной вехи в общественном восприятии Булгарина. Репутация Булгарина, как мы помним, сформировалась гораздо раньше вступления Некрасова в литературу. Конец 1877 г. – уход Некрасова из жизни.
В стихотворной фельетонистике, водевилях социальной тематики, критических статьях Некрасова появляются негативно-сниженные и юмористические характеристики его оппонентов, и в частности Булгарина. В зрелом его творчестве (когда Булгарин еще был жив) они возникают лишь в качестве точечного воспоминания, которое, однако, принципиально не отличается от восприятия 1840-х гг.:
В то время пусто и мертво
В литературе нашей было:
Скончался Пушкин – без него
Любовь к ней в публике остыла
<……………………. >
Ничья могучая рука
Ее не направляла к цели;
Лишь два задорных поляка
На первом плане в ней шумели[1198] (1855).
Упоминая двух поляков, Некрасов имеет в виду Сенковского и Булгарина.
Частная переписка Некрасова и близких к нему лиц содержит максимум упоминаний о Булгарине именно и только в первой половине 1840-х годов. Но наиболее эмоциональные упоминания принадлежат главным образом Белинскому. Его-то восприятие и закрепляет на бумаге образ не просто оппонента, но общественного и нравственного врага.
Две капитальные книги А. Н. Пыпина – «Некрасов» и «Белинский, его жизнь и переписка»[1199] – основаны на личных беседах автора с Некрасовым. Высказывания о Булгарине в этих трудах крайне лаконичны: «Мы упоминали, что у Белинского были уже ревностные почитатели и ожесточенные враги. Врагами Белинского были люди всех старых литературных партий, – и остатки карамзинских времен, и аристократические литераторы, из школы и круга Пушкина, и реторические романтики, почитатели Марлинского и Кукольника, – наконец вся компания литераторов в роде Греча, Булгарина, Сенковского, Воейкова»[1200]. Отметим формулировку «враги». Итак, еще при жизни Некрасова сформировалось то освещение идеологических и литературных отношений его с Булгариным, которое в ближайшем будущем отразилось в книгах Пыпина, ставших базовыми в литературоведении.
Второй этап формирования мифа о взаимоотношениях Некрасова и Булгарина охватывает первую половину ХХ века. Некрасов выступает в нем в качестве одной из центральных фигур. В отношении Булгарина литературоведение настроено одновременно категорично и упрощенно; примером тому служат в первую очередь труды В. Е. Евгеньева-Максимова[1201], в которых исследователь называет Булгарина «ненавистником» Некрасова.
Известное высказывание Булгарина: «Некрасов самый отчаянный коммунист; стоит прочесть стихи его и прозу в “С.-Петербургском альманахе”, чтоб удостовериться в этом. Он страшно вопиет в пользу революции»[1202] – демонстрируют негативное и настороженное отношение, при этом оно не окрашено чувством личной ненависти и личной вражды. Но именно чувством личной ненависти окрашены многие пассажи Белинского, особенно в личных письмах к друзьям. Эмоциональное отношение Белинского переносится биографами на Некрасова – как на ученика, находящегося под его влиянием. Установленному таким образом «врагу» приписывается симметричная ненависть, с той разницей, что, коль скоро у Некрасова любовь к ближнему и к общественному благу трактуется как соединенная «С этой ненавистью правою, / С этой верою святой»