— Русская мафия, что ли? — подивился Банни.
— Да хрен его знает. Но парни были, надо сказать, профессионалами. Видать, с полицейской выучкой или военные. Знают, как срезать, когда стучатся в дверь.
На полу у опрокинутого стола лежало нечто вроде нетбука. Кто-то — очевидно, один из русских — приживил к устройству флешку.
— Во. Похоже, пытались что-то скачать, — определил Банни, тронув носком ботинка покореженные пластмасски: все как есть разбито выстрелом; восстановлению не подлежит.
— Неизвестно, скачивали они данные или пытались переправить. Может, затем и резали его по кускам, чтобы выведать пароль.
— Хакера-то?
— Сдается, мы здесь вляпались в чужое дерьмо.
— Оно уже и наше тоже, — невесело усмехнулся Банни. — Выдюжит Боб или нет, а я теперь должен порвать кое-кому жопу. Тому, кто подогнал сюда этих бандюганов.
— О-хо-хо, — вздохнул Старший. — Капитан может неправильно понять.
— А ну-ка, давай с ним свяжемся.
— Он сегодня на кладбище.
— Все равно потребует информацию, — сказал Банни, но прежде, чем агент взялся набирать номер, зазвонил сотовый Старшего.
— Ух ты, — удивился он, взглянув на код. — Босс собственной персоной. Слушаю, — коротко сказал он в трубку.
— Оперативники сейчас сообщили, что у вас там заварушка, — послышался голос Черча, — и подбит один из наших. Доложите обстановку.
Старший сухо изложил суть:
— Врачи не в восторге от увиденного. Большой Боб уже на «скорой». Мы как раз собирались связаться с капитаном Леджером.
— Отставить, сержант. У нас проблема поострей.
— Слушаю.
Черч вкратце рассказал.
— Возможно, хвоста пока и нет, так как у вас удостоверения ФБР. Но теперь ищейки определенно за вами кинутся.
— Какие будут инструкции?
— Как только проявится капитан Леджер, мы откроем один из воздушных коридоров, и вы втроем двинетесь на запад. Мы потеряли след денверской команды — это отдельное происшествие, куда важнее вашего. А сейчас надо, чтобы вы двое слиняли. Сбейте погоню со следа и не проявляйтесь, пока на вас не выйдут майор Кортленд, капитан Леджер или я сам. В руки никому не даваться. Использовать для этого любые методы, за исключением летального, — Черч перечислил возможные места встреч, потребовав от Старшего их повторить. — Проходите каждое поочередно. Ждите по десять минут. Если капитан Леджер не появляется, отправляйтесь к следующему, пока наконец не пересечетесь. Дальнейшие инструкции будут у капитана.
— Слушаю, сэр, — Старший сделал паузу. — Но как быть с Бобом? Мы, когда прибудет Спенсер, собирались в больницу.
— Агент Спенсер в вашей помощи и участии не нуждается, сержант. О Фарадее позаботятся. У меня в Вилмингтоне есть кое-какие друзья, они за ним присмотрят. Вам же с помощником Рэббитом сейчас же встать на крыло, и «чао бамбино».
Он повесил трубку.
Банни, чутко слушавший все это время разговор, спросил:
— Что вообще за хрень такая?
— Судить не берусь, дружище, но только босс велел сгребать жопы в горсть, так что уходим в темпе вальса.
Какое-то время Банни стоял, растерянно озирая то стынущие в разгромленной комнате тела, то окровавленное место, откуда сейчас унесли Большого Боба.
— Ну с-сука, — выдохнул он, — поплатится же он у меня!
— Тю-у-у, — кивнув, присвистнул Старший.
Через минуту их след простыл.
Глава 14
Котону, Бенин.
Шесть дней назад.
Доктор Ариетта Хласек откинулась в кресле, уперев подбородок в сведенные пальцы. Ее лицо выражало целую гамму чувств: сомнение, тревогу, боль. По другую сторону стола сидели еще двое врачей: измотанные дорогой, с запавшими от усталости глазами, подавленные. Оба старались держаться прямо, а руки непроизвольно теребили кипы отчетов и лабораторных анализов, которые они держали перед собой.
— Я… я не знаю, что и сказать, — начала доктор Хласек. — Происходящее переходит всякие границы; но то, как вы это подаете… Не знаю.
Та из врачей, что помоложе — Рина Пэнджей, — подавшись вперед, севшим голосом озабоченно произнесла:
— Доктор Хласек, мы провели тесты, сличили — произвольно — показания двух разных лабораторий. Они буква в букву совпадают с нашими.
— Она права, Ариетта, — подал голос Томас Смитвик. — Кстати, ваши сомнения мне понятны. Я и сам поначалу, когда Рина обрисовала мне всю картину, не поверил. Я проделал все мыслимые и немыслимые тесты, некоторые из них по нескольку раз. Здесь даже другого лабораторного анализа не требуется; просто нет поля для ошибки.
— Но, — заметила доктор Хласек с полуулыбкой, — чтобы генетическая болезнь и вдруг таинственным образом мутировала в передаваемый через воду патоген? Извините, таких прецедентов в мире еще не было.
— Возможно, — кивнул Смитвик. — Если… Если речь не идет об утечке биологического оружия из лаборатории.
— Вы думаете, в этом суть вашей находки? Новое биооружие, вышедшее каким-то образом из-под контроля и попавшее в водосток Уэме? Ну знаете… А кому вообще такое взбредет в голову? Более того, кто бы взялся финансировать подобные исследования? Абсурд, фантазия!
— Вы, видимо, не слышали? У нас на сегодня три сотни инфицированных больных! — выпалила доктор Пэнджей, тут же, впрочем, спохватившись.
Доктор Ариетта Хласек была региональным директором ВОЗ и серьезной политической силой в ООН — один из самых титулованных врачей Швейцарии, трижды номинированная на Нобелевскую премию. Терпеть такую бестактность доктор Хласек не стала и осекла Пэнджей суровым взглядом льдисто-голубых глаз.
Рина Пэнджей, опустив ресницы, промямлила что-то оправдательное.
— Ариетта, — попытался смягчить обстановку Смитвик, — моя молодая коллега крайне измотана. Все это время она была в гуще событий: пеклась о сотнях пациентов у себя в лазарете, разъезжала по селам собирать образцы, помогала хоронить мертвых. Она держится из последних сил.
— Я ценю усердие и верность профессии, — не без едкости сказала доктор Хласек. — И тем не менее поверить во все это непросто. Репутация нашей организации строится на достоверности. У нас уже бывали в прошлом ложные сигналы с мест, ослаблявшие к нам общественное доверие, да и финансовую поддержку, если на то пошло.
Смитвик покачал головой, видимо тоже понемногу теряя терпение.
— В данном случае речь идет не об однодневной панической вспышке вроде вызванной в прошлом году лихорадкой Эбола. Это настоящий кризис, подтверждаемый неоспоримыми свидетельствами. — Взяв кипу бумаг, он бухнул их перед почетной докторшей. — Все это срочное и требует немедленного действия!
Строптиво вздохнув, доктор для вида перелистнула пару дел, после чего взглянула на врачей.
— Поймите меня, Томас и… доктор Пэнджей, — совладав с эмоциями, сказала она. — Я буду действовать. Но все это требует колоссальной осторожности. Вы сейчас положили мне на стол мину замедленного действия. Если вы в своих догадках правы — а я, кстати, предупреждаю, что тщательным образом перепроверю все результаты, — тогда мы начнем действовать; но все это очень легко может вырваться из-под контроля. А при существующих политических и религиозных разногласиях, двойных стандартах общественного здравоохранения, образования… Необходимо точно рассчитать, какой дозой следует подавать информацию.
— Так ведь люди гибнут! — не выдержала доктор Пэнджей.
— Что ж, и гибнут, — со вздохом согласилась доктор Хласек. — А сколько их еще умрет, пока мы все выверим и подготовим соответствующий протокол. И тем не менее если мы не будем продвигаться с предельной осмотрительностью, их умрет куда больше в наступившей панике. Томас, вы же видели — скажите ей.
Смитвик, нехотя кивнув, похлопал Пэнджей по руке.
— Она права. Паника сметает линии коммуникаций, служащие людям в буквальном смысле спасательным тросом. Появятся не только кочующие вслепую орды беженцев, что сделает эффективное лечение невозможным; объявятся всякого рода местные властители и криминальные кланы, мародеры и разбойники, обирающие нас дочиста, налагающие лапу на запасы лекарств, еды, чистой воды. Нет, доктор Хласек абсолютно права: у нас должна быть взвешенная, сбалансированная политика, а иначе получится, что мы лишь брызжем бензин в огонь, который ты обнаружила.
Пэнджей отвернулась, скрывая вспыхнувшие в ее глазах бисеринки слез. Ум полонили лица людей, которых она, как могла, лечила у себя в сельской больнице. Половина из них уже умерли; остальные, насквозь больные, безропотно ждали помощи. Разумеется, она понимала тяжелую реальность тех слов, что говорили ей сейчас Хласек со Смитвиком; слов, означающих смертный приговор всем в той деревне, если не во всем регионе.
Чувствуя на себе взгляды старших коллег, доктор Пэнджей, превозмогая мучительную неохоту, медленно кивнула в знак согласия.
— Вот и хорошо, — сказала Ариетта Хласек. — Я сделаю соответствующие звонки для начала подготовки. Прежде всего нужно убедиться, что все, кто так или иначе в курсе, дали подписку о неразглашении. Нужно, нет, просто необходимо довести до персонала важность сохранения секретности до поры до времени. Вы еще кому-нибудь рассказывали?
— Да нет, — пожав плечами, тусклым голосом сказала Пэнджей. — Так, кое-кому в деревне. Ну, еще двум медсестрам у себя в больнице.
— Прошу простить за не вполне деликатный вопрос, — сказала Хласек, — а… какой они расы? Эта болезнь, судя по всему, поражает в основном чернокожее население юга Сахары. Нам надо делать ставку на тех, у кого риск заболеваемости ниже, чем у других, иначе мы лишимся рабочей силы. Наших, так сказать, пехотинцев.
— Обе мои медсестры, — Пэнджей прокашлялась, — африканки. Черные, проще говоря. Одна из Анголы, другая из Ганы. Мы приняли все профилактические меры…
— Уверена, что их будет достаточно. Я сама позвоню им в больницу. И сегодня же к вечеру отправим туда грузовик со всем необходимым, — сказала Ариетта Хласек, вставая. — Доктор Пэнджей, доктор Смитвик, вы, вероятно, считаете меня эдакой бессердечной мегерой, но я уверяю, что всецело осознаю трагизм происходящего и уважаю ваши героические усилия. Благодарю также за то, что обратились непосредственно ко мне. Мы вместе будем предпринимать все необход