Вот и я понял.
Неизвестный американец: А я, знаешь ли, подумываю все же [неразборчиво] дать деру уже до первого сентября.
Гарольд Сандерленд: А я считал, ты доверяешь Отто.
Неизвестный американец: Доверять-то доверяю, но лучше не рисковать. Вот вдарит эта гребаная Волна вымирания, и тогда не хотелось бы мне [остаток фразы неразборчив].
Пока я это читал, кровь в моих жилах превратилась в ледяную кашу. Я тронул наушник.
— Это все, что там было?
— Да, — ответил Черч.
— Теперь понятно, отчего Малой счел, что мы заинтересуемся.
— Замечания, соображения?
— Не скажу, что меня переполняет гордость.
— Оттого, что ты белый человек? — спросила Грейс.
— Оттого, что я углеродистая жизненная форма. И честно признаться, очень бы хотелось порезвиться с обоими этими голубями.
— Соглашусь.
— А переводчик точно уловил те слова, «Волна вымирания»? Ошибки не может быть?
— Никакой. Тебе это говорит что-нибудь?
— То же, что и вам. Кто-то собирается напустить на Африку повальный мор, мишенью для которого станет темнокожее население. Есть такое дело?
— Этим занимается доктор Кто, — ответил шеф. — Большинство свирепствующих в Африке болезней обусловлено плохим здравоохранением, нехваткой продовольствия и грязной водой. Типа того. Болезни, соотносящиеся с расовыми группами, объясняются скорее генетическими, чем вирусными или бактериальными факторами.
— Отто в разговоре — это, видимо, Отто Вирц. По нему что-нибудь нашли?
— Пока нет, — сказал Черч. — Чтец над этим работает. Зато есть кое-что по второму имени, которое назвал мальчик: Сайрус Джекоби. Если речь именно о нем, то это отец близнецов Джекоби.
— Те самые Парис и Геката? Альбиносы, что не вылезают из таблоидов? Ей постоянно в одежде тесно, а его периодически выставляют из ресторанов. Они, кажется, ученые?
— И не просто ученые, а генетики. Суперзвезды в области трансгеники.
— Вот как. А к «Конклаву» или евгенике нити от них не ведут?
— Пока ничего. Да и по Сайрусу Джекоби тоже, кроме нескольких лаконичных ссылок в разных интервью детей-близнецов, что у отца неважно со здоровьем. Чтец отыскал двенадцать Сайрусов Джекоби в Северной Америке и еще тридцать четыре в Европе. Перекрестное сличение займет какое-то время, а пока ни попаданий, ни связей, дающих какой-то намек.
— Что ж, ладно. Разыщем пока нашего юного осведомителя: посмотрим, что он нам скажет.
— Он, похоже, на нашей стороне, — сказала Грейс. — Так что ты уж, Ковбой, с ним полегче.
— Полегче или нет, зависит от того, пойдет ли он навстречу. А то для кого-то Волна вымирания, а кое-кто даже не чешется.
Связь прервалась.
— Волна вымирания, — произнес задумчиво Банни. — Охренеть. Просто уму непостижимо.
— Вот бы только с ним свидеться, — сказал Старший. — А там уж поймаем на мушку.
— Ловлю на слове.
Снова шумнули помехи, и в эфир вышел взволнованный до отчаяния мальчишеский голос:
— Ковбой? Ковбой, вы там живые?
Вот он. Легок на помине.
— Я здесь, Малой. А ты где?
— Я в Доме Воплей.
— Где-где?
— Ну это, в лаборатории выращивания. Красный сектор. Смотрите на пол, идите по красной линии. Она заканчивается как раз снаружи, а там я. Хотел убежать, а меня пытались схватить. Насилу вырвался. Я…
Дальнейшие его слова утонули в грохоте стрельбы и многоголосых воплях. Затем все оборвалось.
Малой! Сигом…
Микрофон мертво молчал.
Впереди по полу тянулись красные линии.
Мы рванули с места.
Глава 85
«Улей».
Воскресенье, 29 августа, 15.55.
Остаток времени на Часах вымирания:
68 часов 5 минут (время местное).
Через очередные двойные двери мы ворвались во внутренний крытый дворик, густо засаженный экзотичными растениями и деревцами в керамических горшках. Но вся эта безмятежная красота — листья, горшки, изразцовый пол — была не менее густо забрызгана кровью. Пол усеян гильзами, всюду валяются тела, странно похожие друг на друга: кряжистые, рыжеволосые, в хлопчатых штанах и майках. Что характерно, ни при одном из трупов нет оружия. Окинув взглядом пространство двора, я обратил внимание, что пули попадали погибшим в спины, как будто их напропалую расстреливали во время бегства.
Дворик запружен был людьми — все теми же, рыжеволосыми. Отчаянно теснясь, они скопом пытались пролезть в распахнутую дверь с табличкой «Барак № 3». Позади неровной цепочкой растянулось с десяток охранников, безжалостно паля безоружным, вопящим беглецам в спины. Один стоял особняком — стриженный под полубокс детина с глумливой ухмылкой. Он удерживал верткого подростка — видимо, это и был наш сигом. Малой, вереща, пинал верзилу по ногам, но того это, похоже, только забавляло.
Мальчишка все же вырвался и что-то выхватил из кармана — кажется, камень размером с яйцо, — которым, подпрыгнув, с воем попытался ударить охранника по черепу. Тот в ответ как ни в чем не бывало осадил забияку на землю, как муравьишку. Все это длилось считаные секунды, пока мы влетали во двор. Каким-то образом, несмотря на стрельбу и вопли, охранники нас услышали и, повернувшись, вскинули оружие.
— Рубим! — рявкнул я.
Проще сказать, чем сделать. С теми рыжими сзади и Малым впереди исход перестрелки был в целом под вопросом, а мы находились как раз под стволами. Пришлось врезаться и с ходу затевать рукопашную.
Банни ринулся сбоку и покатился пушечным ядром, сгребая и сшибая неприятеля, как чучела. Возможно, это спасло всем нам жизнь: сбитые с ног охранники, вскакивая, мешали друг другу. Некоторые выронили оружие. Мы со Старшим за это время успели выстрелами в упор уложить крайних и теперь занялись расстрельщиками вблизи, по отдельности. Старший, рубанув одного из них в челюсть прикладом своей М-4, другому заехал в горло стволом.
Я кинулся к Малому, который в это время опять схватился с верзилой. Один из охранников, подавшись к нам, вскинул к плечу винтовку — шаг разумный, находись я на два-три шага подальше, но я был слишком близко. Схватив ствол, я задрал его к потолку, рукояткой пистолета саданул охранника в кадык и пинком в живот опрокинул его на пол. Но тут махнул прикладом его товарищ и ударом — да таким, что чуть не сломал запястье — вышиб у меня пистолет. Пришлось, крутнувшись, разбить ему колено боковым ударом ноги, а когда тот, ахнув от боли, просел, рубануть другой рукой по горлу.
Тем временем Банни вырвал винтовку у еще одного из палачей и, отшвырнув ее, схватил гада за волосы и, удерживая, смачно угостил двумя быстрыми молодецкими ударами в нос — тук-тук. Тот превратился в податливый мешок с костями, который Банни не замедлил запустить в пару его товарищей. Этим он стремился расстроить их ряды (каковой прием мы, кстати, с ним отрабатывали во время тренировок). С кроликом Банни роднит разве что проворство, а так он силен как бык и много лет занимался дзюдо, поэтому толк в разбалансировке знает. Старший, в свою очередь, — смертоносная гроза на ближней и средней дистанциях, мелькающая ногами и руками с минимальным усилием и максимальной эффективностью. Карате он практиковал с детства, но не на показушных соревнованиях — никаких тебе там тройных тулупов-пируэтов черепашек-ниндзя; исключительно сломанные кости, шары наружу и смятые кадыки.
Один из недругов набросился на меня с армейским ножом. Нож я вежливо забрал и одним движением вернул — точнее, ввернул — обратно, в самое нёбо. Вот так, отдыхай.
От ярости и боли закричал сигом: верзила схватил его за волосы и ткнул кулаком в лицо. Из носа у мальчугана хлынула кровь, колени подогнулись — он бы упал, если бы детина не удерживал в кулачище его темные вихры. Но и в таком положении Малой продолжал размахивать камнем. Молодец пацан, стойкий.
Между мной и верзилой находился еще один охранник. Однако настроение у меня было не танцевальное, так что я, перехватив его удар, просто сломал наглецу руку и, наступив ему на ботинок, въехал коленом в пах, достав аж до самого таза. Наглец упал, пора было взяться за верзилу.
Увидев, что я приближаюсь, тот дернул мальчугана на себя и схватил лапищей за шею, думая использовать его как щит.
— Сейчас ему башку оторву! — крикнул он с ярко выраженным австралийским акцентом.
Я выщелкнул лезвие своего неразлучного ножа.
— Отпусти ребенка, сейчас в грязь тебя втопчу, — сказал я спокойно, но твердо.
Вокруг моя команда «Эхо» уже заканчивала разбираться с его людьми. Охранник (на бирке значилось «Картерет») для удобства защиты приподнял Малого над полом. Лицо у мальчика из распаленно-красного постепенно становилось лиловым от удушья.
— Урод, убьешь мальчика — лучше тебе не станет. Он у тебя единственная монетка, на которую можно что-то поменять. И то пока.
— Да пошел ты!
Я уже собирался на него наброситься, как вдруг сигом — побитый, полузадохнувшийся, — выбросив в мою сторону ноги, с судорожной силой качнул их назад и угодил обеими пятками верзиле прямо по яйцам. Глаза у охранника сделались как чайные блюдца, он засипел горлом, словно кухонная раковина. Схватив Малого за рубашку, я вырвал его у верзилы из лап. Последний попятился назад и полетел, бездыханный, на пол от моего хука справа.
Я рывком развернулся, чтобы продолжить драку, но махать кулаками уже не было смысла. Изрядно потрепанные Старший с Банни, стоя в бойцовских позах, тяжело переводили дух, однако никого из охранников уже не осталось на ногах. А большинство и в строй-то вряд ли когда вернется.
Ко мне шаткой походкой приблизился сигом. Лицо у него книзу от носа было все в крови. При этом он от души выхаркнул кровавый сгусток в лицо Картерету.
Странный это был момент. Несмотря на жестокую перестрелку и сцену массового убийства вокруг, в этом жесте мальчугана ненависти было едва ли не больше, чем во всей сегодняшней бойне. Мальчик задыхался от слез.
— Сигом? — спросил я.
Он, размазывая слезы, кивнул.