146
Чудесный документ, только что разорванный на множество мелких кусочков, достался Левонтию совсем недавно. От Казначея. Когда государственный преступник договаривался с будущим настоятелем, последний сразу предупредил, что проблемы возникнут. Ведь он, Левонтий, многократно грешил. В список его грехов входили в частности многочисленные долги, сбыт краденого товара, ограбления, попрошайничество и длительная неуплата церковных сборов. Большинство его грехов по еврским канонам считались смертными. То есть, за них могли спокойно убить. Примечательно, что убийство, в отличие от прелюбодеяния, например, в список смертных грехов не входит.
Вот тут-то и вспомнил Казначей про волшебную бумагу. Документ этот он потребовал лично у Мастера:
– Я становлюсь не только государственным преступником. Я становлюсь ужасным преступником в глаза Б-га и еврской церкви. Поэтому мне нужен такой документ, чтобы никто докопаться не смог. Даже я!
И Мастер добыл такой документ. Какая цена была назначена, и – самое главное – какую цену Мастер уплатил, так и осталось покрыто тайной.
Настало время волшебным документом воспользоваться. Только не так, как когда-то предполагал Казначей. Все, кто знаком с еврами, недоумевают, какой же закон для этого народа важнее. Любой евр старается соблюдать букву закона государственного. Однако если никто не заметит, и не останется никаких доказательств, то можно немного и нарушить. Посмотреть с другого ракурса – евры трепетно относятся к купленному у Б-га знанию, тщательно соблюдают заповеди. Но всем известна еврская поговорка: никто не видел – ничего не было, а с Б-гом договоримся. На самом же деле единственное, что принимает в расчет любой евр – выгода. Это и есть главное знание, проданное еврам Б-гом.
Казначей посчитал выгоду достаточной.
147
147
– Вот, смотри! – Казначей подвел Воеводу к столу. Зная любовь бывшего лучшего к наглядности, государственный преступник заранее подготовил обстановку. На столе с помощью бумаг, карандашей, перьев, чернильницы и прочей канцелярии была изображена карта дорог вокруг Непроходимого болота.
– Через десять дней из Асседо в Белокаменную отправляется караван. Он повезет продукты для свадебного пира, – вдоль карандашей и перьев двинулось пресс-папье. – По пути примерно здесь, – пресс-папье замерло возле чернильницы, – караван ограбят. Вернее, его захватят разбойники Элли, заберут свою долю, а остальное отправится, – пресс-папье вновь двинулось вдоль перьев и карандашей, но в обратную сторону, – вокруг Непроходимого болота через Царское село и Полые холмы, – рука Казначея уверенно провела тяжелую деревяшку с резной ручкой мимо подставки для перьев и рассыпанных кусочков сургуча, огибая стопку бумаги в центре стола, – к нам, сюда.
Пресс-папье утвердилось на бумажных листах.
– Молодец, хорошо научился! – одобрил Воевода. – Только я тут при чем?
– А притом, что всю операцию проводить будешь ты. Поможешь организовать нападение на караван, рассчитаешься с Элли и приведешь обоз сюда.
– Давненько не приходилось мне доводить план боя до завершающей стадии, – задумчиво почесал затылок гений тактики.
– Возьми с собой Стрелка и черепах. А то у них там действительно людей маловато. Только без жертв, пожалуйста!
148
148
– Ни за что! – Стрелок, услыхав о походе к разбойникам, разволновался.
– Да ладно тебе! Твоя помощь неоценима! – попытался убедить его Казначей. – Кто еще сможет пройти по болоту напрямик? А времени мало!
– Не пойду! Там – она!
– Ты про Элли?
– Она на меня так смотрела, словно съесть хочет!
– Не съест она тебя. У нее аллергия.
– Какая мне разница, аллергия у нее или несварение! Страшно мне!
– Тебе? Страшно?! Она ж и на лицо вроде симпатичная, и с фигурой у нее все в порядке. Ну, мускулистая баба, да. Зато ни грамма жира! Грудь есть, талия есть, руки-ноги – все на месте!
– Она же черная!!!
– Не черная, а очень загорелая, – поправил государственный преступник, – и что в этом такого? Ты тоже не идеально белый.
– Я – это я! А она черная. Знаешь, какая жуть в темноте-то?!
– А ты был с ней в темноте?
– Нет, успел сбежать.
– Ну и зря! Попробуй – вдруг понравится?
– Не хочу!
– Клео! – безнадежно воззвал Казначей. – Может, хоть ты сумеешь объяснить?
Гарпия весь разговор слушала, сидя на коньке центрального терема и наблюдая, как Стрелок, сидя на скамье, отнекивается, а Казначей ходит перед ним туда-сюда. Государственный преступник предвидел трудности в уговорах. Поэтому заранее попросил у полуптицы помощи.
Услыхав зов Казначея, Клеопатра мягко спланировала на землю:
– Как же с вами, мужчинами, сложно. Вам обязательно нужно добиваться невозможного, а то, что само в руки идет, вы отвергаете, боитесь.
– Зверь, идущий на охотника опасен втройне! Он уверен, он смел, он непредсказуем. С таким лучше дела не иметь. Не должен охотник превращаться в добычу!
– То есть ты относишься к женщине исключительно, как к добыче. И вот вдруг добыча, то есть женщина, сама начала на тебя охоту. Страшно? Еще бы! Ты ведь сам должен охотиться! А тебе никогда не приходилось ловить на живца? Не пробовал побыть приманкой? Спорим, было такое?
Стрелок молчал, буравя землю взглядом.
– Было, – заключила гарпия, так и не дождавшись ответа. – Звери ведь разные бывают. И охотятся на них по-разному. Вот и с женщинами так же. Тебя не цвет ее кожи пугает. Повадки ее непривычны. Ты не забывай, что она по природе своей, по воспитанию охотница. И в крови у нее с рождения – охота! Охота на самого хитрого и опасного зверя – на человека. И сейчас Элли вышла на охоту.
– Вот именно! И преследует она меня! И мне от этого очень не по себе! – охотник вскочил со скамьи и заходил кругами.
– Вспомни, что делает хищник, когда его загоняют в угол? Ты ведь хищник?!
– Он идет в атаку. Он сам нападает.
– Он переходит границу между добычей и охотником! Стань охотником!
– Я и есть охотник!
– Не верю.
– Я сам на нее поохочусь! Я ее добьюсь, а не она меня!
– Не верю.
– Она будет моей! – он сделал ударение на первом слове.
– Вот теперь верю. Вперед, охотник!
149
149
Старушка покопалась в большом сундуке и, не оборачиваясь, выдала Никите штаны и рубаху. Вещи явно принадлежали прошлому хозяину дома, однако пришлись Лесорубу впору.
– Хорошая примета, – одобрила хозяйка.
Она быстро собрала на стол:
– Голодный, поди? Сядь, поешь, а я пока баньку растоплю.
Бабушка развела бурную деятельность. Заметно было, что давно она гостей не принимала, соскучилась. Старушка бодро проносилась под окнами то с дровами, то с ведрами полными до краев, то с пучками трав и вениками. Попутно она каким-то непонятным образом успевала копаться в огороде и забегать в дом полюбоваться, как Никита с аппетитом уплетает за обе щеки все, выставленное на стол. Негоже обижать хозяйку, решил он.
Доев угощение, Никита сонно потянулся и вышел на крыльцо. Солнце медленно клонилось к закату. Пахло лесом и дымом.
– Рано еще спать! Банька поспевает! – тут же невесть откуда вынырнула хозяйка. – Пока паришься, как раз Марьяша придет. Приветы передавать станешь. А я в лес, пожалуй, схожу. Грибов соберу, силки проверю. Так что, к ужину не ждите. Ну, да Марьяша уже девушка взрослая, думаю, сама разберется. А ты, – в Никиту уперся тонкий старушечий палец, – не вздумай пугать внучку, волчище!
Хозяйка задорно улыбнулась и подмигнула.
150
150
Марья появилась ровно в тот момент, когда Никита, напарившись, выходил из бани. В одной руке он держал истрепанный веник, в другой запотевшую крынку. В крынке был кислый квас, и его Лесоруб с удовольствием потягивал.
Заметив розового, всклокоченного и довольного жизнью незнакомца, девушка замерла на границе леса. Крепкий рослый мужчина сделал очередной богатырский глоток и шумно выдохнул. Принюхался. Осмотрелся. Марья не шелохнулась, поэтому Никита заметил ее не сразу – выдала шапочка, яркая в предвечерних сумерках. Лесопромышленник замер, соображая, как поступить.
– А где бабуля? – первой вышла из ступора Марья.
– Я за нее, – воспользовался фразой Казначея Никита.
Повисла неловкая пауза.
– Ты Марьяша?
– Да. А ты кто?
– Никитой звать.
Оба изучали друг друга.
– Я привет тебе передать шел, да немного с дороги сбился, – начал оправдываться лесопромышленник. – А потом оказалось, что и не сбился как раз!
– Значит, судьба. От кого привет-то?
– От Емельяна.
– От Емели?! Ты с ним знаком?! – не чувствовалось радости в ее голосе. Скорее обида, давняя, горькая.
– Ну, да, – растерялся Никита. – Он же лучший печник!
– Он лучший обманщик! Он обещал вернуться, когда станет лучшим, и жениться на мне!
– Вот так так! И ты все это время ждала его?
– Ждала! На других не смотрела! И что теперь?!
– Неудобно как-то получилось.
– Да ладно, что уж там, – тяжело вздохнула девушка. – Он, небось, себе другую нашел! Королевну какую-нибудь! Он ведь теперь лучший! А мне так в девках и ходить что ли?!
Тут Марья не выдержала и разрыдалась. Никита замер в нерешительности. Несмотря на возраст, ему прежде не приходилось близко знакомиться с девушками. Поэтому он не знал, как следует поступить, что предпринять. Марья сама помогла:
– Ну, что ты стоишь, как столб?! Обними, утешь!
Лесоруб подошел, неумело обнял, осторожно погладил. Он разумно молчал. Девушка что-то гневно шептала себе под нос. Иногда сквозь всхлипы доносились обрывки слов.
Потом она неожиданно отстранилась, утерла слезы и в упор посмотрела на Никиту:
– Вот возьму, и выйду замуж за первого встречного! Возьмешь?
Такого оборота тот не ожидал и опешил.