итке», то есть к богатым и/или образованным) – и сиропная любовь к низшим слоям (к чудесному «народу», то есть к бедным и/или неграмотным). За первым кроются постыдные восторг и зависть, за вторым – столь же постыдный страх обнищать и опуститься.
Говорят, у англичан этого нет. Там upper class, middle class, working class и прочие подклассы уважают сами себя и друг друга. Говорят, и в старой России было так же. Эх.
2 августа 2016
В библиотеке города Саулкрасты есть две полки книг, которые можно взять себе.
В основном книги на латышском. Вот я полистал две: «Избранное» Мюссе и «Диалоги» Лукиана. Издания 1970-х. Тираж первой – 45 000 экз. Тираж второй – 50 000 экз.
Еще раз подчеркиваю: книги на латышском. Население Латвии тогда было 2,3 млн чел., из них латышей – примерно 1,3 млн чел.
Выводы? Да никаких выводов.
5 августа 2016
Почему у нас проблемы с экономикой и не только. Тут, очевидно, есть какая-то базовая штучка. Микрочип. Мне вдруг показалось, что вот он.
Цитата: «На даче у А.И. Микояна до сего дня сохранилось всё в том виде, в каком бросили дом эмигрировавшие хозяева. На веранде мраморная собака – любимица хозяина; в доме – мраморные статуи, вывезенные в свое время из Италии; на стенах – старинные французские гобелены; в окнах нижних комнат – разноцветные витражи. Парк, сад, теннисная площадка, оранжерея, парники, конюшня – всё осталось как было. И так приятно мне всегда было, когда я попадала в этот милый дом добрых старых друзей, войти в старую столовую, где всё тот же резной буфет, и та же старомодная люстра, и те же часы на камине» (Светлана Аллилуева, «Двадцать писем к другу»).
Итак, у нее ни тогда, когда она была девочкой, ни потом, когда она писала эти строки, будучи весьма утонченной, филологически образованной и даже демократически мыслящей дамой (см. ее переписку с Эренбургом о Стендале), – не было мысли, что и Микоян, и сама она – живут в чужом доме, среди чужих вещей, чужой мебели…
Простодушное мародерство.
Что уж говорить о менее утонченной женщине, которая так говорила о выселении крымских татар: «И хорошо, что наш Сталин их выселил. Благодаря этому мою семью переселили в Крым и сразу дали полностью обставленный дом. С коврами, постельным бельем и даже серебряными ложками-вилками».
То есть понятия «чужое», то есть восьмой заповеди («не укради!») в головах нет вообще, на этом месте ветер свищет…
Хотя нет, не ветер. Там – единственный собственник. Хан, царь или безличное Государство. Всё, что существует, принадлежит ему. Поэтому я, собственно, живу не в чужом доме, который строили и обставляли чужие люди за свои деньги. Я живу в доме, который мне дало Государство. Ему всё принадлежит и принадлежало от века, поэтому оно имеет право отобрать у одного и передать другому.
Вот этот мародерски-государственнический чип – он и не дает выстроить экономику, политику, гражданское общество… Мне так кажется.
Сейчас шел над рекой по лугу и вдыхал медовый запах мелких желтых каких-то цветов.
А ночью над этим лугом – крупные августовские звезды, я видел.
И сразу вспомнил запретные слова:
«по-над рекой», «медвяный» и «вызвездило». Чур меня, чур!
7 августа 2016
Вообще соцреализм – это чудо! Особенно когда положительный герой изменяет жене:
«Спасительный кабинетный диван Катя вчера отдала в перетяжку. Бахирев прошел в спальню. Он лег с краю, старательно забаррикадировавшись простыней и одеялом. Катя не повторила вчерашней попытки приласкаться.
Его личная жизнь всё осложнялась.
С тех пор как он стал директором, еще труднее стало приходить в заветную хибару. Когда сменный инженер Бахирев ехал на трамвае или шел пешком в соседний поселок, это не вызывало особого внимания. Но когда новый директор завода шел проулками или стоял на трамвайной остановке, не было прохожего, который не оглянулся бы.
– Не бывает вечных тайн, – говорила Тина. – Рано или поздно всё откроется.
Но он, поднятый волною успеха и охмелевший от широты, распахнувшейся перед ним, терял осторожность, предусмотрительность. Он уже не ходил к ней, а доезжал до главной улицы поселка, там отпускал машину и брел в переулок. Всё это было сложно, но ему хотелось думать сейчас не о сложностях, а о том, что несет завтрашний день, переполненный желанными делами» (Галина Николаева, «Битва в пути»,1957).
8 августа 2016
Соцреализм. Опять личное и общественное. Традиционный сюжетный узелок: начальник и девушка. Начальник строительства уезжает в Москву к законной жене. Девушка обещает «перебороть себя»:
«Выехали на широкое мощеное шоссе – оно вело к аэродрому. Алексей оглянулся и сразу увидел: в их сторону бежала девушка в белом платье. Она размахивала над головой чем-то красным. Алексей угадал: Женя. И попросил остановить машину.
– Хорошо, что увидел тебя, – сказал Алексей, подойдя к девушке и взяв ее за обе руки. – Искал тебя везде. Эти дни такая сутолока была, мы и не поговорили с тобой хорошенько…
– Подожди, Алеша, не говори. Я хочу тебе сказать. Ругала я себя… Ведь знаю, что нельзя мне любить тебя! Не полюбишь ты меня никогда, не можешь полюбить. Настроилась на дружбу. Только на дружбу! А тут представила себе, куда и к кому ты едешь, – и всё во мне возмутилось… Глупо это, очень глупо!
На дороге гудела машина: Залкинд напоминал, что надо торопиться, они могли опоздать к самолету.
Женя заспешила:
– Иди, тебе пора… А обо мне не беспокойся. Я переборю себя. Я уже почти переборола! Желаю тебе успеха в твоем деле. И счастья самого большого…
Он просто, с вдруг возникшим чувством свободы привлек ее к себе и поцеловал. Женя повернулась и побежала прочь, взмахивая красной косынкой.
…Самолет набирал высоту. Алексей Ковшов почти физически ощутил грандиозность родины и всего, что происходило на ее просторах. Еще никогда раньше он, Алексей Ковшов, так хорошо и ясно не чувствовал своего места в жизни великой родины в ее титанической борьбе за будущее» (Василий Ажаев, «Далеко от Москвы», 1948).
Соцреализм. Перековка интеллигенции. Красавица-умница-декадентка решила стать трактористкой:
«Наконец, и Ольга, волнуясь, взобралась на сиденье. Нежданно очутилась она высоко-высоко. Рядом сидел тот зеленоглазый преподаватель. Остановившаяся машина укрощенно, ожидающе клекотала. Неужели она двинется сейчас под ее, Ольгиными, руками? Это стало вдруг до трепета невероятным.
Ольга нажала ногой на конус, поставила первую скорость. Закусив губы, она понемногу, как рвущуюся птицу, отпускала педаль, оставалась какая-то секунда до того, когда родится движение… Сердце сладко замерло… Трактор шевельнулся и грузно повалил вперед. Поле, березы, дымно-красные корпуса медленно потекли на Ольгу, такие головокружительные, что на них нельзя было смотреть. Она, блаженствуя, повернула штурвал налево, и неуклюже-железная, содрогающаяся под ее телом махина торжественно пошла тоже налево и кругом. Нет, то была уже не игра, а жизнь, ветер, закинутая голова, победа» (Александр Малышкин, «Люди из захолустья», 1931).
9 августа 2016
Соцреализм. Ботаника и экология. Агроном и председатель колхоза едут верхами и беседуют:
«Кони шли бурьянистым перелогом.
Несмотря на засуху, здесь, на пашне, брошенной года три назад, крепко ужились ядреные сорные травы. Над осевшим и почерневшим снегом, замусоренным листвяной и цветочной трухой, всюду торчали грубые растопыренно-ветвистые стебли гулявника с колючими стручками, бородавчатой свербиги, осота и будяка, которые всё еще не успели рассеять обильный урожай своих хохлатых семянок. Эти сорные травы в самом деле наступали на земли, где сеется пшеничное зерно, точно несметные вражеские полчища.
– Обсохнет – выжечь надо, – сказала Галина Хмелько.
– Да, только огнем, – согласился Куприян Захарович.
За дико атакующими полчищами бурьяна двигались более низкие, кормовые травы – белый донник, острец, эспарцет – и густо полз, пронизывая и покоряя весь плодородный пласт, необычайно жадный до жизни и властолюбивый пырей.
– Ну и запыреено! – проговорила здесь Хмелько.
– Крепко, – подтвердил Куприян Захарович (Михаил Бубеннов, «Орлиная степь», 1960).
Соцреализм. Фамилии.
В произведениях соцреализма довольно часто фамилии женщин (особенно тех, которых автор назначил в любовницы главному герою – то есть героинь в моральном смысле небезупречных) бывают, как бы это выразиться, бесполыми. Точнее, обоеполыми. Несклоняемыми. Карамыш, Хмелько, Петрашень и т. п.
Но дело даже не в этом. Мало ли какая у кого фамилия! Дело в том, что авторы довольно часто – чем хуже автор, тем чаще! – употребляют эти фамилии без имен.
Например, женщину зовут Тамара, фамилия Семикоз. Что ж, бывает. Но автор пишет:
«Он понял, что не может далее противостоять колдовскому обаянию Семикоз… Руки Семикоз сплелись за его спиной. Пухлые губы Семикоз заглушили его рассуждения…»
Дьявол, как известно из допросов ведьм, не имеет пола.
10 августа 2016
Соцреализм. Изящество детали.
«Немиров и смолк на полуслове, увидав, что Саганский распахивает дверцу роскошного Зиса, совсем нового, покрытого черным, сверкающим лаком, в белых гамашах[2].
…высокая, тоненькая Клава, всё еще похожая на комсомолку в своем синем беретике, садится в черный с белыми гамашами роскошный Зис» (Вера Кетлинская, «Дни нашей жизни», 1952).
Соцреализм. Лирический пафос. Дело происходит в Ленинграде после войны:
«В Смольном заканчивалось совещание директоров, и на стоянке машин тесными рядами выстроились солидные, но уже потускневшие автомобили довоенных выпусков, новенькие “победы”, несколько щегольских зисов последнего образца и парочка малолитражных «москвичей», выглядевших тут подростками, некстати затесавшимися во взрослую компанию.