По широким ступеням главного входа шумными группами спускались директора.
Обмениваясь впечатлениями и тут же, на ходу, договариваясь о неотложных делах, они на минуту заполнили всю лестницу, и энергичная фигура Ленина на заснеженном пьедестале оказалась как бы во главе их.
Так стремительно было запечатленное скульптором движение, что снег соскальзывал с круто развернутых плеч Ильича и вся его фигура выглядела живой, участвующей в нынешнем дне» (Вера Кетлинская, «Дни нашей жизни», 1952).
12 августа 2016
Соцреализм. Сумасшедший дом. Литература – это не собрание текстов, это особый социальный организм. Там, где организм настолько уродлив и безумен, и тексты получались соответствующие.
«Учитывая политическое и моральное падение Б. Пастернака, его предательство по отношению к советскому народу, к делу социализма, мира, прогресса, оплаченное Нобелевской премией в интересах разжигания холодной войны, – президиум правления Союза писателей СССР, бюро Оргкомитета Союза писателей РСФСР и президиум правления Московского отделения Союза писателей РСФСР лишают Б. Пастернака звания советского писателя, исключают его из числа членов Союза писателей СССР» (постановление указанных организаций, 17.10.1958).
Хорошо жить на первом этаже! Сижу у окна квартиры, которую мы снимаем в Саулкрастах, под Ригой.
Мимо по улице проходят соседи: режиссер Ксения Шергова, политолог Дмитрий Орешкин с женой Таней, писатель Леонид Юзефович с женой Наташей…
С каждым перемолвишься двумя словами, а там и время обеда.
13 августа 2016
Меня спросили (рижские друзья): чувствую ли я свою личную вину за безобразия советской власти. Отвечаю – да, чувствую. Хотя я не был интервентом, сексотом или мальчиком из номенклатуры.
В чем моя вина? Вот в чем. В свои молодые годы я не только практиковал, но и всячески пропагандировал циническое двоемыслие. Я убеждал себя и своих друзей, что можно лить слезы, читая Солженицына и Шаламова, – и одновременно заседать в комитете комсомола и ходить на демонстрации по студенческой разнарядке. Передавать друзьям самиздат – и писать в стенгазету статью со словами «в свете решений съезда партии». И так далее. Совесть отдельно, соввласть отдельно, и ничего, всё нормально, выключи Пугачеву на минутку, давай «Свободу» послушаем… И наливай! Ура!
Я теперь понимаю, что это гнусно. Это ненамного лучше (а может, ровно так же худо) – как выступать на проработочных сессиях, подписывать письма с требованием «осудить и выслать» и всё такое прочее. Это растлевает людей.
Один человек (отец моей жены Ольги) написал письмо своей матери:
«Хочу в боевую часть, и чем скорей я туда попаду, тем лучше мне будет жить. Я буду больше в два раза получать оклад. Вряд ли нам придется жить вместе эти ближайшие годы. Но ты не разочаровывайся. Это не значит, что я не смогу тебе помочь, просто работа у меня такая, что не придется сидеть на одном месте. А помощь вам обоим <то есть матери и младшему брату> обеспечу, и так, чтобы нужды ни в чем не было».
Человеку было 19 (девятнадцать) лет. Он только что закончил лётную школу. На дворе был 1945 год; отец его погиб в мае 1942-го.
Повторяю: в 19 лет он планирует, как будет помогать деньгами своей матери и младшему брату. И много лет помогал, кстати.
А всем любителям повздыхать о тяжких душевных страданиях молодого человека, которого папа с мамой не поддерживают в его дорогостоящих «поисках себя», – советую идти в жопу.
15 августа 2016
Некто написал, что годами «выдавливает из себя сноба». Очевидно, с ударением на «а».
А зря! Потому что под снобизмом у нас очень часто понимают не тупую брезгливость «аристократа» к «простолюдинам» (где эти патриции и где этот плебс?! смешно!) – а обычную сословную идентичность. Сословную гордость, и ничего в этом худого нет. Вот крестьянин (заводской рабочий, или рабочий-строитель, или парикмахер, или продавец) – и ему нравится его работа, и ему приятнее общаться со своими братьями по социально-профессиональной группе, нежели с другими людьми. Как-то уютнее, проще, понятнее – среди своих. Точно так же имеет право чувствовать и действовать чиновник, музыкант, профессор. Что тут плохого, я вас спрашиваю? Это лучше, чем назойливые (наивные или лицемерные) попытки «пойти в народ».
18 августа 2016
Две культуры – трудовая и барская. Они различаются тем, как люди рассказывают о своей молодости и первых шагах в карьере.
В трудовой культуре люди гордятся собственными достижениями, охотно говорят о бедности и безвестности своих родителей. Бывает, даже присочиняют по части нищеты и несчастий. Стандартный рассказ: «Моя бабушка не умела расписываться, а отец окончил три класса. Я пришел в этот город босиком, в кармане у меня было сорок копеек медяками».
В барской культуре всё наоборот. Всё, что касается бедности и безвестности, устраняется, зато кое-что присочиняется о славных предках. «Моя бабушка, урожденная княгиня Беломорско-Балтийская, дружила с Блоком и Рябушинским».
19 августа 2016
О пользе пирожных и булочек с кремом. Только что мы с Олей вернулись из кафе, промокшие насквозь, до нитки. История была такая: мы пообедали, а потом посмотрели на соседнюю кондитерскую под названием Bemberi. Там продаются восхитительные пирожные, булочки, корзиночки, конвертики, эклеры, слойки, ватрушки, пирожки и прочее, чему я даже названий не знаю, но безумно вкусно и довольно дешево – 30-40 центов. То есть около 20-30 рублей.
Но – очень стройнит!
По этой причине мы решили чуть прогуляться и пойти домой. Не успели мы отойти от кондитерской метров на 200, как сверкнула молния, загремел гром, слегка закапало, мы раскрыли зонт и ускорили шаг, и в трех минутах ходьбы от дома на нас налетела стена воды. Толстые струи поливали нас со всех сторон, потому что был еще и ветер. Мы промокли за полсекунды, от макушек до пяток, вода стекала с нас, мы вбежали в дверь, сбросили отяжелевшие и потемневшие от дождя куртки, брюки, майки, носки…
Я подошел к окну. Дождь кончился, как будто не было его. Только на примятых цветах шиповника поблескивали капли.
Мораль: если вам хочется пирожных, булочек, корзиночек, эклеров, слоек, ватрушек, пирожков и т. д. – не рассуждайте о калориях, а немедленно идите в кондитерскую!
Когда я работал в Дипломатической академии МИД СССР, у нас выступали разные деятели культуры. Однажды приехал поэт Алексей Сурков. Это был примерно 1977 год. Ему было уже к восьмидесяти. В сером костюме, с золотой звездой Героя соцтруда. Взобрался на кафедру и прочитал небольшую лекцию о современной советской литературе. Сначала поговорил о светлых перспективах и бодрой правде соцреализма, а в заключение сказал, что у нас есть два писателя, о которых есть смысл говорить серьезно, если иметь в виду великие традиции русской литературы: это современный Лев Толстой, а именно Солженицын, и современный Некрасов, а именно Галич.
Ему жидко похлопали, вручили цветы и проводили до машины. А потом в коридоре какая-то пожилая партийная дама сказала: «Нет, товарищи, это невозможно! Какое безответственное, какое недостойное выступление!»
Я возразил: «Но ведь Алексей Сурков – один из руководителей Союза писателей СССР! Лауреат сталинских премий, Герой соцтруда… Может быть, ему виднее?»
Но партийная дама воскликнула: «Ах, товарищ Драгунский! Вы же современный молодой человек! Откуда в вас такое чинопочитание, такое преклонение перед авторитетами?!»
Говорят, что Алексей Сурков был сложной личностью. Подписывал «Письмо группы советских писателей» против Солженицына – при этом по просьбе Ахматовой оказывал помощь Бродскому, рекомендовал в Союз писателей братьев Стругацких. Кочетов тоже сложная личность: кристальный коммунист и вместе с тем – коллекционер антиквариата; громил с трибуны и травил в печати диссидентов – и привозил им же из-за границы редкие лекарства.
Мне кажется, это не личности были сложными, это наша жизнь в 1960-е и особенно в 1970-е годы была мозаично-маразматичная.
26 августа 2016
Давным-давно, когда я рассказывал своей дочери Ире сказку или читал детскую книжку, она часто спрашивала о герое:
– Он богатый или бедный?
– Не знаю, честно говоря, – поначалу терялся я.
– Нет, скажи, скажи, скажи! – настаивала она. – Богатый или бедный?
Потом я понял, в чем тут дело. В детском саду им накрепко вдолбили: бедный – хороший, богатый – плохой. Только так, и никак иначе. Наследие классового подхода в детской литературе и педагогике 1920–1930-х годов. Сообразив, в чем дело, я уже точно знал, что ответить: Буратино – бедный, Карабас – богатый. Айболит – активист комбеда, а Бармалей – типичный кулак-мироед.
Вот эта советская (диккенсовская? раннехристианская?) ценность – умиление перед бедняком и подозрение к богачу – постоянно оживает в наше время. Конечно, просвещенный и гуманный человек всегда на стороне слабого… Но не надо так уж бездумно… Потому что если бездумно, то слабый тут же становится сильным, наглым и проворным, как пиранья.
27 августа 2016
Ответы истории. В 1967 году ученые Института истории АН СССР на два выходных дня заполучили машину времени (МВ-01-а), которую только что изготовили ученые из Института физических проблем. Машина позволяла в течение сеанса вытащить человека из прошлого и перенести его в наше время. Сложность же состояла в том, что МВ-01-а не умела ориентироваться в Space-Time Clusters и выхватывала первого попавшегося.
Первым попавшимся оказался подъясачный вогул. Вторым – джунгарский двоеданец с Алтая. Оба, во-первых, говорили на ужасном «пиджин рашен», а во-вторых, ничегошеньки ни про что не знали и на все вопросы отвечали: «Это, то есть тово…»