Молодого человека (примерно 1926 г.р.) не могли звать Денис. Тогда это имя было так же распространено и звучало так же привычно, как Кузьма или Парамон. Разговор о том, что отец обижает дочь невниманием к ее чувствам, – не из 1940-х, а из 2010-х. Как и очки отца. Вообще же герои выглядят поразительно современно. Воротнички и галстуки – как некий сигнал старомодности. Но в кино это не убеждает (в отличие от театра, где можно просто поставить на сцене табличку с надписью «развалины замка»). Девушка Маша объясняет, почему она пошла на новогодний праздник с Денисом («он хотел мне залезть в трусы, а я хотела пожрать и что-нибудь спереть»), – фраза уж очень современная по стилю… Но для таких планов она должна была знать, что Денис – мальчик из спецсемьи, где дадут пожрать и есть что спереть. А поскольку семья секретит свое благосостояние, то непонятно, откуда у нее такие планы.
О жанре. Это не черная комедия и не социальная драма. Это такая, что ли, «арбузовщина» (при всем уважении к памяти классика советской драматургии). Черная комедия должна была начаться после последнего кадра, когда Виталий обещает убить бабушку, идет наверх и мы слышим выстрел…
Ну и так далее и тому подобное.
А в остальном фильм неплохой. И, повторяю, ни капельки не оскорбительный и не кощунственный. Однако при всех недостатках фильма – его появление безусловно важно для нашего кино и шире – для нашего исторического (а также художественного) сознания. Очевидно, в обществе созрел такой запрос. Судите сами – если мы знаем подробности блокадной жизни простых людей почти во всех, подчас ужасающих подробностях, то разве мы не имеем права знать, тоже во всех подробностях, как жили «непростые» люди в осажденном городе. Если мы точно знаем, что ел, на чем спал, как обогревался рабочий или рядовой служащий, то мы имеем право так же точно знать, чем питались, укрывались, как отапливались партработники, энкаведисты и прочая номенклатура?
В трусливом «не будем ворошить» – лишь рабство, вечный страх потревожить начальника и разозлить начальничьего холуя.
4 января 2019
Из новостей: «Задержанный в Москве американец оказался британцем».
Неувядаемое: «Вчера в Кремле Леонид Ильич Брежнев принял французского посла за итальянского и имел с ним дружескую беседу».
5 января 2019
Шесть признаков человека, с которым глупо спорить.
1. Он начисто лишен исторического мышления и поэтому упрекает Пушкина за расизм, а декабристов – за нерешительность.
2. Он обожает цепляться к исключениям, пытаясь опровергнуть правила. Его любимое возражение: «А вот Стив Джобс (Винсент ван Гог) вообще нигде не учился!»
3. Он ненавидит «копаться в грязном белье». Он восклицает: «Ах, зачем мне подробности личной жизни Чехова, я просто наслаждаюсь его книгами».
4. Но при этом он путает писателя и его тексты. «Когда я узнал, как Марина Цветаева поступила со своей дочерью, она как поэт перестала для меня существовать».
5. Когда говоришь о резне в Новгороде, он говорит: «А Варфоломеевская ночь»? Когда говоришь о Троцком, он говорит: «Муссолини еще хуже». То есть оправдывает родное говно ссылками на говно зарубежное.
6. Он всегда на стороне (любой) власти и против тех, кто на нее посягает. Когда оппозиция обвиняет власть, он в лучшем случае говорит: «Это не доказано!» Когда обвинения сыплются на оппозицию, он говорит: «Но это же очевидно!»
7 января 2019
Мой брат, ныне покойный Леонид Корнилов, рассказывал (дело было в середине 1970-х):
«Бывало, напечатаешь в “Неделе” рассказ современного писателя, что-то про встречу, любовь и разлуку, и вдруг письма читателей косяком, и все с одним вопросом: “Интересно знать, где же это у нас можно свободно купить растворимый кофе?” Господи, кофе-то растворимый при чем тут? Перечитываю рассказ, а там, буквально мельком, героиня раскрывает хозяйственную сумку, ища ключи, например, – а в сумке у нее банка растворимого кофе лежит, помимо конфет и сахара… Приходится отвечать: “Уважаемый товарищ! Обратите внимание, действие рассказа происходит накануне Нового года! Скорее всего, героиня рассказа получила растворимый кофе в праздничном новогоднем наборе”… Вот какой у нас читатель!»
Вот какой у нас читатель! Был и остается.
9 января 2019
Очень нашенская смерть.
Известный писатель Илья Штемлер сообщает подробности о смерти великого драматурга Александра Володина («Старшая сестра», «Пять вечеров», «Осенний марафон», «Звонят, откройте дверь», «С любимыми не расставайтесь» «Похождения зубного врача», «Две стрелы», «Ящерица» и мн. др.; этот мемуар опубликовал Александр Никитин). Итак:
«16 февраля уже давнего 2001 года раздался поздний телефонный звонок. Слабый голос Фриды (жены Александра Моисеевича) известил, что “Сашу по скорой увезли в какую-то больницу”. Засев за телефон, я разузнал, что “больной Володин, с подозрением на инфаркт, направлен в больницу на Крестовском острове. О состоянии ничего не известно, потому что ночь и вообще суббота. Разберетесь в понедельник”.
Утром я был на Крестовском острове. Более унылого зрелища, чем 9-я городская больница, я не представлял. Развороченная каменная ограда, хлипкие двери в фанерных заплатах, серые немытые окна, скрипящие ступени на зимней простуженной лестнице. И полное безлюдье. Я поднялся на второй этаж и двинулся вдоль пустынного коридора. Распахнутые двери палат, и ни одного больного – лишь свернутые матрасы на кроватях… Наконец в одной из палат я разглядел на кровати какой-то… куль.
Приблизился. Зябко свернувшись под тонким суконным одеялом и уткнувшись в стену, спал человек. Лишь торчало большое знакомое ухо. Я чуть отодвинул край одеяла – Володин… Присел на край кровати. Огляделся. На второй кровати лежал свернутый матрас, исполосованный ржавыми ромбами. На тумбе высилась бутылка со следами кефира, корка усохшего хлеба. Клок серого бинта и пустые ампулы. Будить Сашу я не решался. Возможно, в его состоянии лучше спать.
И тут я услышал негромкие голоса. Вышел в коридор и направился на звуки. В небольшой палате, накинув на плечи серые одеяла, сидели три женщины. Мое появление студеным воскресным утром их явно озадачило. На мой вопрос, знают ли они больного из соседней палаты, женщины вяло пояснили: привезли ночью какого-то старичка, с сердцем. Неудачно привезли, в субботу. Никаких врачей. Одна сестра, да и та куда-то мотает, молодая еще. А кто согласится здесь работать за такие деньги? Я не удержался: “Этот старичок – знаменитый драматург Александр Моисеевич Володин. Наверно, вы видели «Осенний марафон», «Пять вечеров» или «Старшая сестра»”. Настоящее волнение охватило женщин. Они проклинали тех, кто забросил “такого человека в такую больницу”. Досталось и Горбачеву с Ельциным, и губернатору Яковлеву… Покончив с властью, женщины нашли два старых одеяла, прошли в палату Саши и, стараясь не разбудить, осторожно укутали. Вероятно, это был последний поклон признания от женщин Александру Володину, великому знатоку женской души в российской литературе…
Я отправился домой с твердым намерением завтра же увести Володина из этой больницы.
Но не успел. Утром, в понедельник, я узнал, что Александр Моисеевич Володин ночью скончался… Мастер, создавший целый мир образов простых, как и он сам, людей, “людей из очереди”, ушел так, как и его герои».
Ужасная история, до краев полная российской постсоветской херни.
Штемлеру было тогда 67 лет. Да, немолод. Володину – 82. Совсем уже старик.
Вот он лежит один в пустой холодной палате с инфарктом. Воскресное утро. В больнице никого нет. Но при этом Илья Штемлер – довольно известный писатель. Типа наш советский Хейли (популярные романы «Таксопарк», «Универмаг», «Поезд»). В Петербурге в 2001 году живут и здравствуют такие культовые фигуры, как писатель Даниил Гранин, режиссеры Алексей Герман и Лев Додин, актер Олег Басилашвили, филолог академик Панченко, и еще много влиятельных деятелей литературы и искусства. В Москве – Доронина, Михалков, Волчек, ставившие его пьесы! Но Штемлер решает – «завтра я его отсюда заберу». А почему не сегодня? Почему сегодня, сию минуту, не обзвонить всех этих людей, не поставить их на уши, чтоб они звонили в Смольный, в Кремль – что великий драматург Володин умирает в холодной палате без медицинской помощи?
Он и умер.
Ничего не понимаю, ничегошеньки.
Ах нет, понимаю. Неудобно же звонить людям в выходные.
Возможно, конечно, в воспоминаниях Штемлера есть неточности, начиная с даты смерти (энциклопедия дает не февраль, а декабрь). И в больнице всё было не совсем так, и уход был, и врачи, и всё такое.
Но тогда тем более вопрос: отчего Штемлер всё описал к своей сугубой невыгоде? Сам себя представил человеком по меньшей мере странным: на сутки оставил своего друга, великого драматурга, одного в холодной палате без помощи, решив «в понедельник его забрать». Разве Штемлер не понимает, в каком виде он предстает перед людьми? Опять ничего не понятно.
14 января 2019
Слово о словах. Тонкий читатель. Я всегда внимательно читаю отклики на свои рассказы. С огромным вниманием я читаю на разных сайтах отзывы на свой последний роман «Автопортрет неизвестного». Это интересно и чрезвычайно полезно. Как для автора, который, хочешь не хочешь, всё же пишет для читателей, – так и в более общем культурном смысле. Недавно я встретил двух очень тонких читателей, которые возмутились тем, что в романе один раз употребляется слово «писечка». Ну если автор написал «писечка», то вообще фу! – такой вердикт.
Читатели как-то не обратили внимания, что это слово употребляет не автор, а персонаж, и не просто, а в явно ироническом смысле, кого-то передразнивая. Но главное не это! «Писечка» находится на 271-й странице! Всего страниц 476. То есть больше чем половину все-таки прочитали. Интересно, увидев «писечку», захлопнули книгу или все-таки, раз уж столько сил потрачено, дочитали до конца? Жаль, отзывы анонимные. Я бы спросил.