21 февраля 2019
Чехов, путешествуя по Сибири и приехав в Томск, встретился с одним из тамошних писателей-любителей. Тот прочел Чехову свой рассказ. Резюме Чехова:
«Недурно, но слишком местно».
Очень важное замечание. Умный поймет, а кто не понял – то и бог с ним.
Выход из метро. Жуткая слякоть. Серая каша тающего снега. Под навесом, там, где еще сухо, стоит пожилой джентльмен в роскошных светло-серых замшевых кроссовках. В таких кроссовках хорошо гулять сухим сентябрем. Джентльмен кряхтит, озирается, достает из кармана куртки пару ярко-синих больничных бахил. Напяливает бахилы на свои кроссовки и бодро шагает на мокрый грязный тротуар.
27 февраля 2019
Набоков, конечно, великий стилист. Но слегка смущает, что Сергей Ильин и Геннадий Барабтарло в своих русских переводах набоковских английских текстов – были ему конгениальны. Ну почти конгениальны. А местами даже лучше.
2 марта 2019
«Потянулись перелески». О художественности. Мне иногда пишут: неплохие у вас рассказы, интересные, но вот жаль, что они совсем не художественные. И язык бедноват.
Я знаю, какой вам надо художественности! Вот такой:
«Она почувствовала, что в ее душе что-то оледенело и раскололось. Так первым морозным ноябрьским утром, скованная тонким льдом, вчера еще веселая осенняя лужица хрустит под каблуком. Трещины разбегаются мутной звездочкой, а там, внизу, бессильно мечется черный пузырек не успевшей замерзнуть воды, но он уже приговорен превратиться в твердый седой лед».
Ну или:
«Поезд тронулся, в окне замелькали кирпичные стены фабрик, гаражи, пятиэтажки, пригородные домишки с дымом из труб и цветным бельем, хлопающим на веревках, а потом потянулись бесконечные холмы и перелески. Проводница, пышная травленая блондинка, принесла чай в подстаканниках с позвякивающими ложечками».
Хорошо бы еще добавить ивняка и краснотала. Синих мартовских теней. Жухлых листьев. Запаха мокрого брезента. И пару-другую жестких небритых щек.
Тьфу! Никогда.
5 марта 2019
«Чапаев» тоже based on a true story. Я понял, чем мне не нравится хороший, в общем-то, фильм «Зеленая книга». Да, хорошие актеры, режиссура хорошая, а идея вообще просто прекрасная.
А не нравится мне фильм своей ломовой предсказуемостью: всё кончится хорошо, это мы чувствуем, и нам спокойно. «Жила-была Красная Шапочка. Раз она напекла пирожков и пошла проведать свою бабушку. Волк ее пугал, на нее рычал, но Шапочка его сначала нашлепала, потом погладила. И стали они с бабушкой жить-поживать и добра наживать, а волка назвали Шарик». Я смотрел этот фильм, и мне ни разу не было страшно, ни разу, извините, не хотелось заплакать.
7 марта 2019
Альманах библиофила. Собрание сочинений Элизы Ожешко выходило в русском переводе семь раз: пять раз в начале ХХ века (в 3, 8, 12, 12, 8 томах) и два раза при советской власти – в 5 томах в 1954 г. и в 6 томах – в 1990–1996-е гг. Переведена более чем на 10 языков.
Кто помнит ее без гугла? Кто такая, где жила, о чем писала и вообще?
16 марта 2019
Услада глазу. Репин, конечно, прекрасный художник. Даже блестящий. Речь, разумеется, о портретах, потому что вряд ли стоит всерьез обсуждать «Крестный ход» или «Запорожцев». Итак, портреты. Всё похоже. Выражение лица. Социальная характеристика персонажа. Как бы случайная поза. Воздух, перспектива, колорит, светотень, в середине всё прописано, с боков небрежные мазки – соблюсти меру условности, чтоб люди понимали, что перед ними картина, а не цветное фото.
Ну да. Пять с плюсом. Салон категории «люкс». Даже лучше, чем его славные современники Джованни Больдини и Берта Моризо. Но вот слово «гений» тут явно ни при чем.
21 марта 2019
Слезинка Моцарта. О трагедии одаренного ребенка, которого лишают детства, заставляя играть на фортепьяно или что-то еще такое делать едва ли не под плетью. Я много раз читал и слышал – «ничто не стоит изломанной человеческой судьбы. Нельзя приносить личность в жертву искусству. Всё наследие Моцарта не стоит его искалеченной жизни», и т. п.
Всё так. Но увы! Увы, жизнь почти любого великого человека – это трагедия. Увы, на строительстве любого великого сооружения – от храма до плотины – гибли рабочие, и это тоже трагедия. И так далее. Восставая против жестокости жизни, мы восстаем против самой жизни. Вот здесь, вот в этом – самая большая трагедия.
24 марта 2019
Книга Юрия Слезкина «Дом правительства. Сага о русской революции» (М., Corpus, 2019. 970 с.).
Книга прекрасная.
Мощное исследование и вместе с тем настоящая source book, то есть «книга-источник»: огромный фактический материал. Нет сомнения, что она ляжет фундаментом многих и многих исследований. Без нее, думаю, дальнейшие исследования советской истории просто невозможны – как невозможны исследования истории русского языка без «Материалов для словаря древнерусского языка» Срезневского.
Но не бывает хорошего исследования без некоего, что ли, изъяна. Здесь этот изъян – концепция «религиозности». Дескать, большевики были своего рода религиозной организацией, милленаристской сектой. Кстати, сектантскую тему в революции и в утопии разрабатывал Владимир Шаров – но он был художник, а не историк, его романы – это метафора, а не скрупулезное выяснение того, «что там на самом деле было».
Концепция утопического сектантства отчасти совпадает с мыслью выдающегося историка русской революции Мартина Малиа, чье место, кстати говоря, в университете Беркли занял Слезкин и с которым он был хорошо знаком (я тоже общался с Малиа в свое время). Малиа считал, что главной идеей революции и революционеров было «осуществление утопии». То есть нечто милленаристское, про конец света и жизнь будущего века. Что во всей полноте мы видим у Слезкина.
Проблема в том, что у Слезкина это не метафора – «большевики похожи на религиозную секту», «большевики – это как будто бы религиозная секта», – а утверждение реальности этого, то есть «большевики – это и есть на самом деле религиозная секта», и точка.
Однако без большой натуги можно назвать команду большевиков «заговором либертинов» по маркизу де Саду, ибо разнообразнейшего «садизма», половой вседозволенности и сладострастного детоубийства – в сочетании с идеями социальной справедливости, защиты прав обездоленных, борьбы с лицемерием – было там слишком много, просто изо всех щелей лезло, прямо по «Жюльетте» и «Философии в будуаре».
С чуть большей натугой, но можно представить себе большевиков как некий своего рода посвятительский орден (масоны, розенкрейцеры, всякие там иллюминаты) – структура и символика похожи. Однако я на днях беседовал с одним правоведом, и он сказал, что с легкостью мог бы описать большевиков первых лет революции как весьма типичную ОПГ и найти массу соответствий в организации и идеологии разнообразных «мафий», «каморр», «коз ностр», «якудз» и т. д.
По мне, так это, скорее всего, была ОПГ. Но и это неправильно. Это сектанты, не розенкрейцеры, не либертины и не мафиози. Это просто дорвавшаяся до власти политическая партия (пускай и «нового типа», скорее «активистская», чем «электоральная»).
И судить о них надо как о партии, и их судить как партию, как политических деятелей, а не как религиозных фанатиков. Иначе – мы влипаем в смоляное чучелко.
Вот пример. Слезкин пишет о последних часах жизни Сергея Миронова, палача Сибири, который ради возможности истреблять людей изобрел «Сибирскую повстанческую армию» и был едва ли не рекордсменом СССР по числу расстрельных приговоров. История чисто сталинская по драматургии. После отставки Ежова он беспокоился о себе. Но потом его с женой пригласили в Кремль на новогодний банкет, как бы показав, что к нему вопросов нет. Но 6 января 1939 года (был выходной день, хотя пятница) вдруг позвонили из Наркоминдела и попросили срочно приехать «по вопросу концессии о рыболовстве с Японией». Он понял, в чем дело, поехал – но на полдороге оставил машину и девять часов бродил по Москве. С пяти вечера до двух часов ночи, когда все-таки решил сдаться (хотя маузер был с собой). Его жена пишет об этом со всей нежностью – дескать, он не хотел кончать с собой, потому что тогда бы он как бы подтвердил свою вину и тогда его семья пострадала бы (с. 769–770).
«Что Миронов делал в течение девяти часов в заснеженной Москве и что он думал о невиновности и справедливости, остается загадкой», – пишет Слезкин. На презентации 21 марта в лектории Музея Москвы автор сказал, что «эти девять часов делают обер-палача Миронова отчасти как бы и даже мучеником».
Странное дело. Можно ли то же самое сказать о Гиммлере, который сутки или чуть более пробирался в Данию под чужим именем, в виде жалкого полуслепого инвалида? А на вопрос, что Гиммлер думал в эти часы, – ответ простой. То же, что и Миронов: как бы спасти свою шкуру.
Но это так. Вкусовое. Книга прекрасная, полезная, захватывающая. Во всем, кроме этой странной фантазии про «религиозную секту ВКП(б)». Фантазия оправдания… Ох.
11 апреля 2019
Наслаждаются. «К юбилею Набокова единственный в мире музей Набокова празднично уничтожают. В доме, где родился писатель, активно отбивают лепнину и деревянные украшения под предлогом обустройства музыкальной школы», – пишет Евгения Коробкова.
Мне кажется: кто это приказывает и кто это делает – не просто неумные администраторы и тупые исполнители. Мне кажется, эти люди испытывают садистические оргазмы, когда уничтожают что-то изящное, старинное, драгоценное – и при этом чужое. Это сродни чувствам, которые испытывает пилот бомбардировщика над старыми кварталами города, с дворцами и церквами. Или «пальнем-ка пулей в святую Русь».
17 апреля 2019
Новый жанр: миленькие трагедии.