Он снова наклонился к Анне.
– Разумеется, вы можете пользоваться инвалидной коляской, если…
– Осталось двадцать пять минут, – заметил Шувалов.
Русский держал в руке карманные часы и пристально смотрел на Александра и Анну. Он что, улыбается?
Кошки были повсюду. Они бродили и перед удивительно маленьким входом в музей. Когда Александр нажал на ручку, дверь распахнулась, и с десяток животных прошмыгнули внутрь, прежде чем трое посетителей смогли переступить порог. Кошки кружили вокруг ног Александра, прыгали на колени Анны и огромными глазами смотрели на Элис, надеясь, что их покормят.
Шувалов объяснил, что зону для посетителей обустроили всего несколько месяцев назад. Вход должен был казаться простым и небольшим. Царь хотел предоставить буржуа и крестьянам доступ в Эрмитаж, но в то же время показать значение их сословия. Раньше гостями музея были исключительно аристократы, которых принимали только в Зимнем дворце, а оттуда провожали к царской коллекции. Этот путь простому народу не будет открыт никогда.
За дверью был коридор. В нем стоял небольшой стол из исцарапанного дерева со стулом без обивки. На столешнице были разбросаны бумаги. Из латунного держателя торчало перо. Рядом стоял стакан с дымящейся жидкостью. Никого не было видно.
– Эй? – прокричал Александр.
Его голос гулко разнесся по коридору. В ответ прозвучало лишь эхо.
– Наверное, сотрудники музея еще спят, – сказал Александр.
– Но они уже открыли дверь и поставили чай, – сказала Элис. – Стало быть, они лунатики.
– Может, они просто отлучились по нужде, – вмешалась Анна. – Давайте проявим терпение.
Они молча ждали. Попытавшись скоротать время, Александр вспомнил анекдот, который Шувалов рассказал ему в Брюсселе.
– Вы знали, что русские и не слыхали об образовании? – спросил он. – Когда повстанцев в 1825 году учили кричать «Да здравствует Конституция!», предводителям пришлось внушить им, что Конституция – жена великого князя Константина.
Любое другое общество его слова бы развеселили, но Анна и Элис даже не подняли глаз. Они молча глядели в конец коридора. Казалось, они надеялись услышать хоть что-то: звук хлопнувшей вдалеке двери, голоса из служебных помещений, смех в ответ на мимолетную шутку или шаги. Однако ничего не происходило. Этот музей был безжизненнее могилы.
Чем дольше длилась тишина, тем сильнее Александр замечал, что к нему возвращается зубная боль. Уже несколько недель он страдал от тупой пульсации в правой половине нижней челюсти. Порой он мог заглушить боль крепким вином, иной раз хватало лишь силы мыслей. Подчас зубной червь, – а безусловно он был виновником его страданий – брал верх. Сейчас этот момент снова наступил. Боль разжигала нетерпение.
Александр с шумом втянул воздух, чтобы охладить зуб. Пульсация прекратилась.
– Я выйду и спрошу Шувалова: быть может, мы вошли не через ту дверь, – предложил он.
– Нет, – возразила Анна. – Мы пойдем дальше.
– Но здесь никого нет, – ответил Александр.
– Вот именно, – сказала Анна. – Поэтому мы поищем людей, заведующих музеем. Господин Шувалов и так достаточно сделал для нас. Больше помощь от него мне не нужна.
Не дожидаясь ответа Александра, она подала знак Элис, и герцогиня толкнула инвалидное кресло внизу по коридору.
Александр побежал за спутницами.
– Быть может, билеты здесь не нужны, – заговорил он, чтобы заглушить глухое шуршание своей обуви по черно-белой плитке – а еще, чтобы подавить чувство, что в этом музее что-то не так. – Я уже рассказывал про Британский музей? – спросил он, стараясь говорить как можно непринужденнее. – Там вообще не берут плату за вход. Вместо этого посетителей просят пожертвовать любую сумму в зависимости от их желания, воодушевления и кошелька. Наверное, тут все устроено так же…
Он замолчал. Его взгляд устремился вверх.
Коридор вел в белый зал. Паркет был искусно выложен в форме розы ветров. Стены, похоже, состояли из сияющего светлого мрамора, как и коринфские колонны, поддерживающие балки со скульптурными работами по дереву. Потолок украшали расписные орнаменты. Посредине свисала люстра, такая большая, что взрослый мужчина мог бы принять в ее плафоне ванну. На ней было зажжено с пятьдесят свечей. Они отражались в кристаллах и отбрасывали свет прямо на розу на паркете.
Элис первой обрела дар речи.
– Все помещения тут выглядят так? – спросила она, глядя на люстру.
– Если это всего лишь музей, – сказал Александр, – как же выглядит дворец?
Он решил собрать идеи для убранства шато Монте-Кристо.
– Здесь кто-нибудь есть? – крикнула Анна по-русски.
Она повторила слова по-французски, по-немецки и по-английски.
Музей молчал.
А это что? Краем глаза Александр увидел тень. В северной стене были проделаны три стеклянные двери. За одной из них Дюма заметил какое-то движение. Но чем дольше он туда смотрел, тем больше ему казалось, что он ошибся. Наконец писатель увидел там бегущую кошку.
Колеса инвалидной коляски скрипели по паркету. Анна подъехала к центру розы ветров. Теперь люстра отбрасывала свет прямо на ее фигуру. Когда она взглянула на Александра и Элис, светящиеся кристаллы тысячекратно отразились в стеклах ее очков. «Ее глаза превратились в бриллианты», – подумал Александр.
– Нам лучше разойтись в разные стороны, – предложила Анна. – Это здание настолько велико, что мы вполне можем проблуждать в нем целый день и все равно никого не встретить. Разделившись, мы увеличим наши возможности.
– Это не возможность, а невозможность, – возразил Александр. – Я ни за что на свете не покину вас.
С болью он осознал, что снова обратился к Анне на «вы».
– Потому что я беспомощная женщина? – резко спросила Анна.
Похоже, Элис этот план тоже не понравился.
– А что, если потом мы не найдем друг друга? – спросила она.
– Найдем. – Анна указала на восток, куда из зала вел коридор. – Вы, Элис, пойдете в ту сторону. А вы, Александр, отправитесь туда. – Анна указала на проход в западной части зала. – Я буду ждать здесь в центре. Крикните, когда увидите сотрудника музея. Потом я передам сигнал в противоположном направлении. Тогда мы все снова встретимся здесь.
– Из вас получился бы хороший полководец, графиня, – сказала Элис. – Пусть ваше предложение меня и не убедило, но, похоже, сейчас это наш единственный и лучший выбор.
– Полководец? – спросила Анна. – Когда-то про меня говорили, что я прирожденный игрок.
– Вы ведете крупную игру, – согласилась Элис. – Но где была бы я, если бы вы не рисковали так сильно? На дне озера в Сент-Джеймсском парке.
Глава 45. Санкт-Петербург, Эрмитаж, январь 1852 года
Кошки кружили вокруг ног мраморного сатира. Кошки, свернувшись калачиком, лежали в средневековых купелях. Кошки прогоняли друг друга с лучших мест на мягкой мебели Людовика XIV. Даже на картинах были кошки. На холсте «Спокойная» художник изобразил особь со светлой шерстью, вовсе не выглядевшую такой безмятежной, как уверяло название произведения искусства.
Александр поймал себя на том, что остановился перед картиной и ждал, что нарисованное на ней животное выпрыгнет из холста, чтобы смешаться с сородичами.
Кошки восхищали его больше представленных произведений искусства. С тех пор как он оставил Анну в белом зале, его сопровождали мрачные господа и дамы, увековеченные масляной краской и свирепо глядевшие на него со стен. При этом картины висели так близко друг к другу, что создавалось впечатление, будто он стоит лицом к лицу с угрюмой толпой.
Лучше уж кошки. Они не обращали на него внимания, когда он, подобно вору, прокрадывался через залы.
Жаль, он не взял с собой Анну. Надо признать, за последние недели она доказала, что может позаботиться о себе сама. Но под огромной люстрой ее фигура показалась ему такой маленькой и беззащитной, что ему захотелось немедленно заключить ее в объятия. Но, видимо, именно этого Анна и не принимала.
Александр вздохнул. Ему никогда не понять женщин. Даже если он проживет тысячу лет и каждый день будет любить разную. С головой, полной мыслей, он неуверенно брел по залам, стараясь не сбиться с пути.
Музей был полон произведений искусства, которые никто не рассматривал. Почему в Эрмитаже нет посетителей? Неужели их отпугнула русская зима? В Париже люди, напротив, теснились в Лувре именно в холодные дни, потому что в музее было тепло.
Сквозь стекло витрины в соседнем зале Александр заметил переливающийся на свету кошачий мех. Но разве может кошка быть такой большой? Он прищурился. Нет, это вовсе не музейное животное. Это шуба.
Там кто-то стоит.
– Эй! – крикнул Александр. – Подождите!
Фигура исчезла из поля зрения.
Дюма надеялся, что это один из сотрудников Эрмитажа, который сможет сказать ему, где найти хранителя египетской коллекции. Он уже предвкушал, каким будет выражение лица Анны, когда он вернется к ней с амулетом.
Александр поспешил в следующий зал. Его подошвы скрипели по плиткам пола. Пройдя через дверь, он увидел, как шуба исчезла в следующем проходе.
– Эй! – снова крикнул Александр. – Я хотел спросить.
Только сейчас он понял, что говорит по-французски. Как это будет по-русски?
Sacrebleu!
Похоже, фигура все-таки что-то поняла, потому что она обернулась.
Александр уставился на лицо Леметра.
Не было никаких сомнений. На него смотрели те самые глаза, которые Александр впервые увидел в карете перед шато. В них тоже проблеснуло узнавание.
Они встретились вновь. На краю света.
Однако во внешности Леметра что-то переменилось. Но рассмотреть его Александр не успел: магнетизёр исчез в соседнем зале.
Александр погнался за ним. Как этот негодяй так быстро добрался до Санкт-Петербурга?
В другом зале располагался будуар царицы. Леметр уже ускользнул через следующую дверь.
– Он здесь! – прокричал Александр.
Затем он перевел дыхание. Даже если Анна и Элис услышат его – что тогда? Только он один, Александра Дюма, может схватить магнетизёра. Раз и навсегда.