нашей точки зрения, эта концепция сама по себе интересна и даже могла бы помочь понять механизмы социального воспроизводства и трансформации, в которых чувства бессилия и уязвимости играют решающую роль в применении и распределении власти, в проявлении стратегий принуждения в определенных организациях или в разрядке общественного возмущения путем подмены конформизмом и апатией. Однако Селигман и многие другие психологи, развивающие эту концепцию, выбрали для своих исследований другое направление. Вместо этого Селигмана интересовал весьма специфический вопрос, который мы можем обозначить как дарвиновский: в экспериментальном условии беспомощности некоторые испытуемые отказывались оставаться пассивными и продолжали искать способы, как избежать ситуации бессилия. Селигман (несколько тавтологично) объяснил этот факт психологическими индивидуальными чертами, такими как оптимизм: люди, которые не смиряются с неблагоприятными обстоятельствами, были названы оптимистами, при этом оптимизм был определен как врожденная психологическая способность не поддаваться несчастьям. По мнению Селигмана, некоторые индивиды просто умеют так переосмысливать невзгоды, чтобы не только преодолевать их, но и учиться и расти на них.
Сегодня это принято называть жизнестойкостью. В престижном журнале Harvard Business Review Селигман опубликовал статью «Повышение жизнестойкости», в которой он предлагает яркий пример того, что если она обусловливает успех, то ее отсутствие, безработица и нисходящая мобильность, наоборот, логически являются результатом слабой психики.
18 месяцев назад Дугласа и Уолтера, выпускников программы MBA Пенсильванского университета, уволили из компаний на Уолл-стрит. Оба впали в уныние: стали грустными, вялыми, нерешительными и сильно беспокоились о будущем. Дуглас преодолел это состояние. Через две недели он сказал себе: «Это не я, а экономика переживает не лучшие времена. Я хорош в своем деле, и рынок для моих навыков найдется». Он обновил резюме и разослал его в дюжину нью-йоркских фирм, но всюду ему отказали. Затем он обратился в шесть компаний в родном городе в Огайо и в конце концов получил должность. Уолтер, напротив, погрузился в состояние безысходности: «Меня уволили, потому что я не справляюсь с работой под давлением, – думал он. – Я не создан для финансовой сферы. Экономике потребуются годы, чтобы восстановиться». Даже когда ситуация на рынке улучшается, он не ищет другую работу и в итоге переезжает обратно к родителям.
Дуглас и Уолтер (на самом деле это обобщенные портреты интервьюируемых) стоят на противоположных концах возможных реакций на неудачу. Дугласы во всем мире восстанавливаются после короткого периода неудач, они растут благодаря полученному опыту. Уолтеры проходят путь от грусти, депрессии до парализующего страха перед будущим. Однако неудача – это почти неизбежная часть карьеры, наряду с романтическими неудачами это одна из самых распространенных жизненных травм. Такие люди, как Уолтер, почти наверняка столкнутся с трудностями на рынке труда, и компании с большим количеством подобных сотрудников обречены на тяжелые времена. Именно такие, как Дуглас, поднимаются на вершину, и именно их организации должны нанимать и удерживать, чтобы добиться успеха. Но как определить, кто Уолтер, а кто Дуглас? И могут ли Уолтеры стать Дугласами63?
Ответ на первый вопрос заключается в том, что Дугласы более жизнестойки, чем Уолтеры, то есть Дугласы «поднимаются на вершину», потому что обладают способностью превращать невзгоды в возможности, страдания в личные победы, негатив – в экзистенциальный позитив. По словам Селигмана, мир улыбается тем, кто очень старается и, вопреки всему, улыбается в ответ, и конкурентный, нестабильный и ненадежный мир труда не исключение. Что касается негатива, то еще не все потеряно. Напротив, существует способ использовать его в своих интересах. Хотя позитивные психологи считают негативизм вредным практически в любом начинании, за которое бы ни взялся человек, у этих ученых есть и средство от болезни, которую они помогли создать. В той мере, в какой негативные мысли и эмоции трансформируются в нечто позитивное, то есть в той мере, в какой они могут быть «позитивизированы» и превращены в средство для личностного роста и процветания, негатив может преподать нам положительный, запоминающийся урок.
Позитивная психология утверждает, что жизнестойкие люди процветают, потому что они психологически защищены от чувства потенциального поражения, «быстро приходят в норму и даже за ее пределы», чтобы поддерживать усилия и достигать успеха даже перед лицом несчастья или стресса, и хорошо используют положительные эмоции, преобразовав негатив в позитивные ресурсы преодоления64: «Способность двигаться дальше, несмотря на негативные стрессоры, не свидетельствует об удаче этих успешных людей, а демонстрирует концепцию, известную как жизнестойкость»65. Согласно Селигману, жизнестойкость была одним из решающих аспектов, отличающих Дугласа от Уолтера: «Дугласы мира восстанавливаются после короткого периода неудач, в течение года растут благодаря полученному опыту. Уолтеры проходят путь от грусти, депрессии до парализующего страха перед будущим». Таким образом, изучение личностных и психологических аспектов, которые заставляют людей сопротивляться и расти благодаря неудачам, откроет позитивным психологам способы превращения Уолтеров в Дугласов. По словам Селигмана, годы научного исследования этой концепции наконец-то помогли позитивным психологам найти психологические ключи для научно обоснованного и точного выполнения этой задачи. «Мы узнали не только как отличить тех, кто будет расти после неудачи, от тех, кто потерпит крах, но и как развивать навыки последних», – продолжает Селигман.
Однако не позитивная психология изобрела жизнестойкость. Совсем наоборот: это понятие присутствовало как в академической, так и в неакадемической среде за несколько десятилетий до основания этой области. Например, в академической сфере такие ученые, как Майкл Раттер и Энн Масте, в конце 1980-х и 1990-х годах уже говорили о психологических механизмах, которые защищают людей от неудач и предсказывают успешную адаптацию, несмотря на сложные или представляющие угрозу события66. В неакадемических областях концепция жизнестойкости была популяризирована такими авторами бестселлеров, как Дейв Пельцер в 1995 году в США в книге «Ребенок, который был вещью. Изувеченное детство», или Борис Цирюльник в 1999 году во Франции в книге «Благотворное несчастье», и все они были повсеместно вдохновлены мемуарами, например работой «Человек в поисках смысла» Виктора Франкла в 1946 году. Эти истории объединяло то, что они рассказывали о чьем-то травматическом опыте и о способе его пережить. Также их объединяет представленный в них нарратив о самосовершенствовании: люди в этих историях не только пережили трагедию, но, что самое важное, сильно и позитивно преобразились после нее. Для позитивных психологов эти тексты доказывали не только то, что некоторые индивидуумы способны преодолевать трудности, но и то, что за травмой следует своего рода «противостоящий рост». Позитивные психологи придумали для этого термин: «посттравматический рост» (ПТР) – концепция, которая привлекла внимание в начале 2000-х годов и закрепилась в 2006 году публикацией «Справочника по посттравматическому росту: Исследования и практика»67 – руководства, посвященного описанию основ и предпосылок этой концепции.
По сравнению с жизнестойкостью ПТР был представлен как более конкретная концепция, в частности применимая к травматическим событиям и людям, которые не только хорошо адаптировались после них, но и испытали чувство глубокой признательности судьбе, более богатую реальную и духовную жизнь, позитивное ощущение перерождения или обостренное чувство личной аутентичности и совершенствования68. В отличие от посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), якобы более характерного для негативной терапии и слишком тесно связанного с социальными кошмарами войны во Вьетнаме, посттравматический рост (ПТР) сосредоточивается на более позитивных усилиях по изучению и развитию нарративов и опыта личного процветания после пережитых травматических событий69, например, рака, сердечного приступа, несчастных случаев, сексуального насилия, катастроф, неизлечимых болезней и войны. Из романов, биографий и собственных исследований позитивные психологи собирали свидетельства людей, которые утверждали, что испытали на себе рост после травмы. Результаты, хотя и неубедительные, заявляли, что к ПТР более склонны «люди более оптимистичные, внутренне религиозные и испытывающие больше положительных чувств»70.
Более тщательные исследования концепции ставят под сомнение научную обоснованность ПТР, указывая на то, что это понятие – иллюзия, а не реальное явление71. Проще говоря, кажется, что ПТР – это просто научный способ выражения распространенной поговорки «что не убивает тебя, делает тебя сильнее». Еще более прозаично то, что ПТР также, если не в основном, помогал экономить деньги. Люди с диагнозом ПТСР получали от учреждений и правительства выплаты по инвалидности в размере 3 000 долларов в месяц до конца жизни, и это не считая судебных исков. В главе «Превращение травмы в рост» Селигман высказал мнение, что «подобные суммы могут привести к чрезмерному и затяжному проявлению симптомов»72. Хотя он признался, что верит, что люди не симулируют, он тем не менее заявляет, что эти диагнозы могут лишить людей гордости и необходимой мотивации для выздоровления. Поэтому ПТР направлен не только на предотвращение травм, но и, главным образом, на мотивирование личного роста после трагедии, и, кстати, в том числе на экономию денег налогоплательщиков.
Тем не менее жизнестойкость и ПТР не ограничиваются терапией. Напротив, эти понятия были повсеместно внедрены в мир труда и даже в армию. Статьей «Развитие жизнестойкости» Селигман, казалось, убил двух зайцев одним выстрелом. С одной стороны, он хотел поспособствовать прогрессу позитивной психологии в области жизнестойкости, представив его постоянным читателям журнала, включая бизнесменов, менеджеров, коучей, специалистов по личностному развитию и многочисленным организациям, заинтересованным в таких понятиях, как выносливость, выдержка и эмоциональная непоколебимость, каждое из которых применялось в концепции счастья, жизнестойкости и других техник позитивной психологии в сфере труда с начала 2000-х годов, как это отмечалось в предыдущей главе. С другой стороны, он хотел посодействовать прогрессу позитивной психологии в сфере жизнестойкости в армии, над чем он и другие позитивные психологи начали работать совсем недавно. В этом отношении статья Селигмана явно связывала (и даже приравнивала) трудовую и военную сферы, подчеркивая, как многому они могут научиться друг у друга: «Мы считаем, что бизнесмены могут извлечь уроки из [жизнестойкости], особенно во времена неудач и стагнации. Работая как с отдельными солдатами (сотрудниками), так и с сержантами (менеджерами), мы помогаем создать армию Дугласов, которые могут превратить самый сложный опыт в катализатор для повышения эффективности труда»