ел, позволяющих сохранять эластичность тканей, в которых более не циркулирует кровь, благодаря этому они легко загораются и быстро истлевают.
Моргана уже горела разок — тринадцать лет назад, когда они с Сетом прищучили вампира-мутанта по прозвищу Ренегат, застигнув его в особняке Ришье Малигана. Она помнила, как это было страшно. Тогда вампирше удалось не показать чертовому Слотеру вида, хотя, борясь с приступами паники, она изорвала на себе все платье, оставшись практически голой.
Правда, в тот момент всем было не до ее обнажившихся прелестей. Ришье едва хрипел, обескровленный клыками Ренегата и ошеломленный смертью своей подруги-актристки… как там ее, Алисы? А Сета в очередной раз отделали на совесть — излупили и изорвали когтями, так что он походил на огромного медведя, которого драла сотня гигантских кошек. И плечо у него тогда было тоже прострелено.
— Как твое плечо?
— Что? А… думаю, через недельку и не вспомню о ране. На мне быстро все заживает… для живого. Знаешь, та пуля от татуированных парней, испортила один из моих шрамов. Вот почти прямиком в него угодила. Теперь будет новый. И мне как-то жаль, прежний был памятен, — он замолчал и неловко улыбнулся. — Я получил его, когда мы охотились на Ренегата.
Странно, что он тоже вспомнил именно ту ночь.
Моргана устала бороться с паникой, которую вызывал у нее огонь и отступила во тьму.
— Если тебе так нравятся связанные со мной шрамы, расстели плащ. Я добавлю на твоей спине дюжину новых, и хочу сделать все прежде чем ты отяжелеешь от своей свиньи и начнешь дышать мне в лицо чесноком.
— Я не использовал чеснок!
— Ты купил мясо в деревне, а все деревни смертных просто воняют чесноком. Они на нем просто помешаны!
Несколько позже, когда поросенок был безнадежно испорчен, а бугристая спина Ублюдка дымилась, пока на ней подсыхали и покрывались свежими струпьями длинные царапины, которым все-таки не суждено было стать шрамами (от силы едва заметными белыми паутинками, незаметными на фоне множества толстых рубцов), Моргана сидела напротив костра, обхватив свои длинные ноги и морщилась. Запах Древней крови — солони и серы — настойчиво лез ей в ноздри, вызывая смутный голод и такой же смутный страх.
Ни один вампир не мог пить кровь Лилит… но даже горький яд может обладать привлекательным запахом.
— Почему ты вспомнил о нем? — спросила она больше для того, чтобы отвлечься.
— О Ренегате?
— Нет, об этом мальчишке-Малигане. Сыне Трубадура.
— Я вспомнил охоту. И шрам. И наше знакомство.
Ответ ее не удовлетворил. Они были вместе не так долго, но Моргана всегда чувствовала, когда он не договаривает.
— Но и о нем ты вспомнил. Ты все время держишь его в голове — с тех пор, как втянул меня в эту авантюру. Мы ведь отчасти и из Ура выехали, потому что твой дядюшка Витар намекнул будто мальчишка побывал в Логове и получил какой-то серьезный наказ у старших-Малиганов.
Сет недовольно засопел.
Он поднялся, подобрал с земли рубашку и накинул ее себе на спину. Опасного запаха крови это не притупило.
— Когда по истечении тринадцати лет судьба снова начинает сталкивать таких как мы… выродков из Выродков… это наводит на мысли. Нас таких осталось не много, грех не вспомнить одного из троих.
— Да-да, ты уже говорил об этом в Уре. Но почему сейчас?
Он пожал плечами.
— Мы рядом с Фронтиром.
— И что с того? — ей приходилось вытягивать из него слова клещами, и это жутко злило импульсивную вампиршу.
Сет какое-то время молчал, кромсая ножом обугленные останки поросенка в поисках наименее сгоревших кусков. Его огромная туша жадно требовала пищи, особенно после известных упражнений, в которых Моргана меры проявлять не стремилась и спуска не давала. Она перевернулась на живот и завозилась на плаще, привлекая к себе внимание, а заодно пачкая его кроличьей кровью.
Сам виноват — так и не слизал.
— И что с того? — требовательно повторила она.
— Тебя никогда не занимало, почему он стал так знаменит? Ведь всего одно настоящее деяние, один подвиг — а имя Лисьего Хвоста здесь звучит и передается из уст в уста. Даже меня уже не помнят, а ведь не далее, чем шесть лет назад я уничтожил здесь могущественную тварь, в зародыше погасив новый Бунт нечисти. Ришье же со своим подвигом прогремел и того раньше, но эхо разносится по сей день. Появились даже двойники!
Ну наконец-то разговорился.
Теперь главное подыграть, чтобы он вновь дал волю своему велеречию.
— Не просто «итого», а вдвое раньше, — нахмурила лоб Моргана. — Если я правильно помню, то это было уже через несколько месяцев после охоты на Ренегата. В газетах писали, что он, рефлексируя из-за мертвой подружки, прибился к команде какого-то Весельчака, и их всех блистательно покрошил какой-то лич. Как же его звали… кажется, на арборийский манер… Андрей.
— Анджей. Анджей, Мертвый герцог. И он не был личем. А командир наемников, к которым присоединился Ришье, не был Весельчаком. Его прозвище — Висельник. Вальдар-Висельник. А мертвую подружку Ришье звали Алиса, и это имя я прошептал на ухо Ренегату перед тем, как его прикончить. Но ты права в главном. Выходит, что все произошло те же тринадцать лет назад.
Пафос.
Сет ценил пафос. Ему нравилось тяжело и вроде бы скупо, но на самом деле изобильно ронять фразы и имена, изобличая некое знание, какое могли бы открыть другие, но проглядели, а он один — взял и додумался. Иногда Моргане казалось, что чертового Слотера слишком часто по умолчанию принимали за тугодума из-за его слоновьих габаритов, вот он и тщится при всяком удобном случае доказать обратное.
— Ты считаешь, что все это как-то связано? Мертвая девка, еще более мертвый герцог, наемник по прозвищу Висельник и слава Лисьего Хвоста, которая заставляет тебя так завидовать?
— Я не завидую! — раздражение, отдавшееся хрипом в его голосе, сказало ей обратное. — В мою репутацию заложено столько трупов, что хватит, чтобы в каждую здешнюю могилу по два покойничка добавить.
— Тогда чего ты орешь, как олень во время гона? Все знают Ублюдка-Слотера, грозу Ура, а про Ришье Лисьего Хвоста наслышаны только варвары Фронтира. Может, он до сих пор бардов и менестрелей подкупает, чтобы горланили по кабакам про его победу над Мертвым герцогом.
— Я все время думаю об этом — так много, что голова порой пухнет. И чем больше думаю, тем больше мне кажется, что все это связано. Та девушка, актриса, которую Ренегат убил в особняке Ришье, Алиса Карсо… она была очень похожа на его сестру Лоту Малиган.
— Безобидная сука, — беззлобно сказала Моргана. — Говорят Лота до сих пор не научилась контролировать свой Талант. Потому и сбежала из Ура, чтобы семью не стыдить. Слышала даже будто она выскочила замуж за смертного. Совсем позор. Впрочем, чего ждать от малокровных?
— Ришье испытывает к сестре сильное влечение, поэтому и начал встречаться с похожей девушкой, с Алисой. Это была не простая интрижка. Ее смерть действительно задела его за живое…
— Мертвая смертная подружка. Фи, как романтично, — легкомысленно фыркнула Моргана и… и вдруг поняла — ей стало страшно.
Настолько страшно, что она описалась бы, сохрани вампиры способность это делать.
Потому что глаза на уродливом искаженном гневом лице Ублюдка горели таким бешенством, что у нее просто ослабли руки. У нее, кровожадной ночной хищницы!
Налет цивилизации слетела с ее спутника напрочь, обнажив истинную личину чудовища, которое жило тем, что охотилось на других чудовищ. С этим выражением лица он крушил демонов, сносил головы оборотням и вбивал колья в упырей… с ним же Сет чертов Слотер сейчас разорвет ее на части, забыв и про ее нечеловеческие способности, как вампира, и про следы ногтей на спине, оставленных ей, как женщиной.
Моргана была умнее прочих Морганов. Она успела найти и сказать единственное, что могло спасти ей жизнь.
— Прости.
Он обмяк.
Сгорбился, опустил огромные руки, отвернулся. Какое-то время сидел не двигаясь, затем сделал вид, что занят исключительно кучкой обгорелых хрящей — все, что удалось спасти от поросенка. Какое-то время Ублюдок молча ел, тяжело двигая челюстями. Физиономия его покрылась жиром и блестела в свете костра, но ей и в голову не пришло пошутить.
— Прости, — сказала Моргана еще раз, когда движение челюстей прекратилось. — Я не хотела.
Она действительно не хотела вызывать к жизни призрак той, что пробила в душе Слотеры дыру, точно раскаленным ядром.
Ее звали Таннис, и она была наполовину смертной, а наполовину из народа sidhe, которых еще называют эльфами. Немая и очень необычная, она стала красавицей, укротившей чудовище. Стала женщиной Сета Ублюдка Слотера, и одно его имя должно было защитить ее от всех напастей Ура, Блистательного и Проклятого.
За это имя ее и убили.
В его доме, у очага, который она хранила.
Есть раны, которые лучше не бередить.
— Я все же хочу, чтобы ты рассказал мне историю про капитана-Висельника и Мертвого герцога, — сказала Моргана, выждав какое-то время. — И я обещаю, что буду лучшей слушательницей, чем прежде.
— Есть разные версии того, что теперь во Фронтире называют «Походом героев» или даже (как правило это делают плохие барды) «Хроникой восьмого рыцаря». Но никто не знает всех деталей той кампании. Я тоже, хотя полагаю, мне известно чуть больше, чем прочим и, может быть, самому Ришье. Потому что я знал Вальдара Красного до того, как он стал Вальдаром Леможем, командиром наемников и бродячих рыцарей. Я знал его, когда он только стал nefandus, и рад, что не убил его тогда.
Глаза Морганы слегка расширились.
— Nefandus? Разве они существуют на самом деле? Я думала, это выдумки.
— Не выдумки.
Трудно… очень трудно вызвать к себе столько ненависти и злобы, чтобы даже Черная церковь отвергла тебя, признав настолько гнусным, что дальше некуда. Nefandus — гнусность и преступность в глазах тех, кто привечает за гнусность и преступность. Смертные, продавшие свои души Шести Герцогам, а затем предавшие новых господ и переметнувшиеся на другую сторону из-за мук совести, но чаще — из страха перед расплатой, ждущей после смерти. Мессианская церковь не дает прощения и искупления тем, кто запятнал себя прикосновением Преисподней, а церковь Черная не прощает предательства.