«Милый, милый Димыч, это я… та, которую ты назвал Олечкой. Как же забавно и необычно тебе писать… Мы не виделись сорок лет или больше, зареклась считать. Случайно натолкнулась на твой рассказ в мировой сети. «Черный аспирант». Прочитала и все вспомнила. Ты конечно слукавил, некоторые вещи специально пропустил и кое-что придумал… Но ничего, главное, дух тогдашнего времени точно описал… А-то сейчас пишут про наш родной Совок какой-то бред… вообще, у всех крыша поехала. С портретами Сталина ходят… боготворят плешивую крысу. Тебе трудно из-за бугра понять, куда тут все приехало… как безнадежно все и жутко… да что я… ладно. Так вот я хотела тебе написать, что ту, которую ты назвал Зурочкой, убили лет десять назад в Москве. Я была на похоронах. Бандиты… при ограблении. Ее ударили два раз в сердце… видимо заточкой. Бедняжка. Вспомнила я об этих двух ударах после того, как твой рассказ прочитала. Ножницы…
И та, которую ты назвал Леночкой, погибла при загадочных обстоятельствах еще в середине девяностых. Такая страшная у нас жизнь. Трудно это писать, ей перерезали бритвой горло.
Не хочу острить, но напрашивается сравнение — по России бродят миллионы твоих «черных аспирантов», и на службе и нет, и они готовы нас, простых законопослушных граждан, как это у тебя написано, «кромсать», превратить в «кровавые лохмотья». Очень боюсь революции или чего-нибудь подобного. У меня взрослые дети и шесть внучек. Что с ними будет? Сын в Канаде… а все остальные здесь».
Поцелуй Клеопатры
Мы занимались любовью часа два. Или три. На часы не смотрели. У нее.
Засыпая, я слышал, как она прошептала мне на ухо: «Милый, я сбегаю в Эдеку, надо купить еду, у меня холодильник пустой, дети слопали все перед отправкой в лагерь. Спи спокойно. Разбужу тебя к ужину…»
Что-то она еще сказала, но я не услышал… меня уже нес поток сна, как поезд в метро. Только не в центр или из центра нес меня поезд, а по искривленной, как поверхность Земли, бесконечной голубой дали неизвестного океана… на остров с павлинами.
Проснулся я… все в той же «розовой» спальне, все на той же, застеленной розовым бельем, кровати из магазина ИКЕА, стоящей как египетский саркофаг в ее середине. Среди благовонных свечей, горшков с розами и орхидеями и разной высоты стеклянных шкафчиков, похожих на небоскребы, с пестрыми фарфоровыми фигурками, драпированными зачем-то голландскими кружевами.
С трудом разлепил веки… заставил себя приподнять голову, чтобы посмотреть под дверь… проверить, видна ли полоска оранжевого света из коридора. Не видна. Значит Магдалена еще не пришла из магазина… и можно еще немного понежиться на шелковой простыне, под легким, ласкающим тело как морская пена, одеялом.
Закрыл глаза и попробовал отключиться. Не вышло. Мешала какая-то мысль.
Пришлось встать. Ноги не шли, еле до туалета доплелся.
Уронил шесть янтарных капелек…
Забрался в душ. Брр… холодная вода никак не хотела становиться горячей. Мыть себя — не было сил. Решил отмокать под боковыми струями…
Вышел из душа, заглянул в кухню. Никого.
С трудом справился с кофейной машиной. Сел с чашечкой эспрессо в руках в кресло, посмотрел на черную волнующуюся жидкость. Вспомнил кошмар, приснившийся мне перед первой поездкой на море: я сижу на песчаной дюне, а в море поднимаются вертикальные темные волны высотой с двенадцатиэтажный дом… они грозят раздавить меня.
Долго наблюдал настенные часы без стрелок, но с вращающимися циферблатами и со знаками Зодиака вместо цифр. Не мог понять, что они показывают. Понял. Около восьми вечера в доме Сатурна. Венера в Водолее.
Смог наконец сформулировать мучающую меня мысль.
— Магдалены уже три часа нет дома. Куда она делась? На Венеру улетела? Пропала?
Позвонил ей по мобильному телефону. Не ответила.
Выглянул в окно — машина на месте.
Начал размышлять.
Магазин Эдека — в пятидесяти метрах от входа в подъезд. Магдалена должна была вернуться домой через четверть часа. Или через двадцать минут. Эдека не музей, а дискаунтер. Смотреть там не на что, гулять по нему бессмысленно. Заходим мы туда редко, только если соль кончилась. Продукты мы обычно покупаем в био-супермаркете, но он от нас далеко, надо на машине ехать… ветровое стекло от наледи чистить… колесо менять. Но машина… вон… как стояла, так и стоит на стоянке, значит…
Знакомых повстречала, пошла с ними в кафе? Тогда бы позвонила. Магдалена добра и заботлива, не то, что я.
На обратном пути, с сумкой, остановилась с соседкой поболтать?
На улице холодно. Дождь со снегом. В квартиру к соседке она ни за что бы не пошла с тяжелой сумкой, я ее знаю. Значит болтает в подъезде… Проверим.
Открыл входную дверь и навострил уши. Тихо в подъезде. Только ветер воет, и дождь стучит по стеклу.
Где ее лешие носят?
Пропала?
Мысль эта почему-то принесла с собой не только беспокойство и тревогу, но и наслаждение… Надежду на что-то несбыточное, прекрасное. Даже образ этой новой, чудесной жизни без Магдалены пронесся перед глазами, помахивая кудряшками и длинными фланелевыми рукавами.
За пять лет знакомства Магдалена ничего кроме радости мне не принесла… почти ничего…почему же ты… что мы такое…
…
Позвонил ее родителям в Чопау. Мать Магдалены проворчала: «У нас ее не было уже недели три. Вечно занята… а мы с отцом стареем, скоро на погост… Нет, и не звонила».
Куда еще позвонить?
Нашел в записной книжке Магдалены телефон зимнего лагеря, куда сегодня утром уехали два ее сына-оболтуса. Дозвонился, поговорил с замначальника. Тот не поленился, сходил в спортзал, к сыновьям… нет, они маму не видели, по телефону с ней говорили еще днем, сообщили о приезде. Нет, больше не звонила.
Попросил об исчезновении Магдалены ее сыновьям пока не говорить. Мало ли что. Вдруг она появится через пять минут… Возникнет из ничего как элементарная частица.
Куда еще обратиться? Ну да, на ее работу, в адвокатскую контору. На всякий случай. Возможно, ее срочно вызвали какой-нибудь конфликт улаживать… Магдалена — человек обязательный, и ее шеф любит спихивать на нее сложные дела. Несколько раз ночью будил.
— Любезная госпожа Ц., прошу вас срочно вмешаться… вы, с вашим тактом и умом…
Ответил автоответчик: «Вы позвонили не в наши рабочие часы… прошу вас связаться с нами завтра с одиннадцати до часу».
Хорошо устроились. Шефа беспокоить не стал, постеснялся. Старый, мстительный и трусливый… Ответит вежливо, а потом исподтишка отомстит Магдалене. Бывало уже.
Начать подружек обзванивать? Всех?
Одной все-таки позвонил. Той, которую хорошо знал.
— Что тебе надо?
— Ничего. Магдалена случайно не у тебя? У тебя вечно сборища… по вечерам.
— Раньше тебе это нравилось.
— Раньше было раньше. Магдалена не у тебя?
— Какие мы заботливые! Не узнаю тебя… Что ты в ней нашел? Она что, тебя купила?
— Ах ты дрянь!
— А ты — похотливый, лживый и гнусный кобель. Готовый лечь хоть на прокаженную, лишь бы дала.
— Именно такой… если на тебя ложился. Магдалены нет у тебя?
— Нет. Ищи свою суку на помойке, у Томаса. У него кажется свежая отрава из Амстердама.
Позвонил Томасу.
— Магдалена у тебя?
— Это кто, твоя адвокатесса? Какая у нее фигура? Не могу различать лица, прости… Приезжай, у меня тут полгорода… завинтим по полной…
Чертов торчок!
…
В одиннадцать ночи позвонил в полицию. Хоть и полагал, что они мой звонок серьезно не воспримут…
Так и вышло. Усталый мент заявил, что не понимает, что мне от него нужно… Скотина! Ужасно неохота было идти в полицию под дождем и снегом. Но я пошел. Город наш не большой, около половины двенадцатого был на месте.
Саксонская полиция — место негостеприимное, а для бывшего иностранца — даже опасное. Могут унизить, оскорбить или засадить на несколько дней, если в чем-нибудь заподозрят. Мне долго не открывали. Затем все-таки смилостивились, впустили…
Сказал дежурному на входе, что женщина около пяти ушла в магазин рядом с домом и до сих пор ее нет. Он посмотрел на меня как на дохлую собаку и отправил в комнату 34…
Поднялся по широкой лестнице на третий этаж (где-то был лифт, но я его и искать не стал), нашел комнату 34. Постучал. Никто мне не ответил. Дверь была заперта. Сел на длинную деревянную скамью, стоящую тут видимо еще со времен кайзера Вильгельма. Погрустил. Мысли как капельки падали на клокочущее дно сознания и не могли подняться оттуда даже паром. Минут через пять появилась полицейская дама в униформе.
Пригласила в кабинет. Предложила сесть.
Я, как мог просто и кратко, изложил дело. Полицейская слушала меня без энтузиазма. Попросила показать паспорт. Сделала с него фотокопию. Что-то на ней написала.
Спросила: «Эта Магдалена Ц., она что, ваша жена?»
— Нет, но мы встречаемся уже больше пяти лет.
— Она ваша сожительница?
— Нет, только любовница, но мне не хотелось бы так ее называть.
— Госпожа Ц. замужем?
— Насколько я знаю, в разводе.
— У госпожи Ц. есть автомобиль? Где он? Номер помните?
— Стоит там, где и стоял, на платной парковке рядом полгорода с домом. Меган. Я проверил. У него уже неделя как спущена шина. Номер такой…
— Ее мобильник не отвечает? Позвоните для контроля прямо сейчас.
Позвонил. Никто не ответил.
— Госпожа Ц. трудоустроена?
— Да, она адвокат…
— На работу ей звонили?
— Никто не подходит.
— Номер ее мобильного телефона продиктуйте пожалуйста. И ваш тоже. И номер телефона ее начальника, если знаете.
Я продиктовал ей все, что она просила, она записала и ушла из комнаты. Через десять минут появилась.
— Мы вас проверили. Вы действительно находились последние девять часов на Глокенштрассе, а затем пришли сюда. А ваша дама около пяти покинула квартиру… Хм… Мы установили, где находится ее мобильник. Но сообщать вам подобную информацию не имеем права. Кто кроме нее живет в квартире?