Опасения мои оправдались. Бывает такое — чего испугаешься, то и происходит. Как по заказу. Конца второго коридора видно не было. Значит… я не на корабле, а в Лабиринте.
Догадался, для чего океан, корабль и прочие… декорации. Скучающему Минотавру понадобилась очередная жертва. Старо и неоригинально! Стоило ради этого вытаскивать меня из берлинской конуры? Я ведь не молоденькая девушка и не афинский мальчик. Неужели этому быкоголовому типу интересно губить того, кто уже загублен?
Постойте, постойте… согласно другому варианту легенды, Минотавру скармливали преступников… и сам Лабиринт был всего лишь тюрьмой на Крите, расположенной где-то рядом с Кносским дворцом. Стало быть — я преступник, отправленный с помощью зеркальной ловушки в тюрьму. Казнит меня палач-бык. Вот оно что. Достойное окончание дурацкой комедии.
…
Заметил, что дверь в одну из кают приоткрыта. Постучал и ввалился. В каюте находилась немолодая женщина с пепельно-платиновыми волосами и ногтями. Сидела в кресле. В темной ночной рубашке. Босая. Нюхала розу в бокале и кокетливо посматривала на меня. Жестом предложила мне присесть на аккуратно застеленную койку.
— Разрешите представиться. Меня зовут Антон Сомна.
— Анна. Анна Клэр. Не хотите ли чашечку чаю?
— Спасибо, нет. Вы киноактриса?
— Не совсем. Я преподавала в колледже. А вы кто?
— Трудно понять. Мне пытались внушить, что я умер 66 лет назад в городке Миранда, и с тех пор странствую по нижним мирам.
— А что вы сами о себе думаете?
— Ничего особенного. Родился в Москве, уехал в Германию тридцатичетырехлетним болваном, постарел, начал чудить. И зовут меня иначе. Но мне будет приятно, если вы будете называть меня Антоном.
— Замечательно. Антон, так Антон. С вами интересно. Тут на корабле такая скука. По коридорам бродят какие-то тени.
— Может быть, вы мне сообщите, куда мы плывем?
— Ах, плывем куда-то. Мне абсолютно все равно, куда.
— Вы встречали капитана, или кого-нибудь из команды?
— Нет, я даже не смогла на палубу выйти. Хорошо еще догадалась дверь не закрыть в свою каюту, иначе бы не нашла и ее.
— Простите, а вы когда изволили прибыть на борт?
— Минут двадцать назад, а что?
— И уже успели заскучать?
— Ну да… это ведь так естественно.
— Вы упомянули… о тенях. Что это за тени?
— Вы мне вряд ли поверите. Вначале мимо меня прокрался полупрозрачный театральный урод с огромным носом. Мне он показался похожим на этого… знаменитого режиссера-биомеханика, которого так страшно пытали коммунисты. Он еще письма писал… душераздирающие… и жену его убили. А потом по коридору пролетел удивительно красивый мужчина. Немного болезненный. В мундире Белой армии. И в фуражке. Меня оба этих персонажа не заметили, хотя я им вежливо помахала рукой. Да, и еще… я видела карлика. Очень гадкого. Лицо его и руки были запачканы в крови. Карлик посмотрел на меня, ухмыльнулся гаденько, погрозил кривым пальчиком и пропал.
— Сочувствую. Позвольте спросить, как вы тут оказались?
— Сама не знаю. Я лежала в шезлонге в моем садике в Оксфорде, на восточном берегу речки Червелл. Дремала. Наслаждалась ароматом роз, которые сама вырастила. Мимо меня проплывали лодочки с влюбленными. Кузнечики стрекотали. А с неба падали пастилки. Затем… сама не знаю, как очутилась в этой каюте.
— А вы в зеркало не смотрели?
— Точно, захотела нос попудрить, посмотрела в зеркало в пудренице, а там — вода. Корабль плывет. И меня перенесло сюда. Глупо. Но со мной уже один раз что-то подобное произошло. Невероятная и жуткая история.
— Может быть, расскажете. Самое время.
— Попробую. Вы, кажется, не заметили, что мы говорим на русском.
— Заметил. Но почему-то не придал этому значения. Действительно, где это вы так научились? Говорите почти без акцента. Оксфордская дама… Вы что, русский там, в колледже, преподавали?
— Нет, моя специальность была — английская литература. Русский я преподавала факультативно. А говорить по-русски я научилась у отца-эмигранта. Это пригодилось мне в самом ужасном месте на Земле — под Москвой, в Сухановской пыточной тюрьме. Спецобъекте 110.
— Кошмар. Какой же черт вас туда занес? Я и не знал, что кто-то из заключенных выжил.
— А я и не выжила. Меня там расстреляли после трех лет издевательств и мучений.
— А как же Оксфорд, колледж, розы?
— Объяснить не могу. Но полагаю, мой Оксфорд, это то же, что и ваша Германия. То, что вы назвали «нижними мирами». Лимб. Промежуточный мир, существующий в параллельной реальности, сообщающийся как-то с обычным миром. Свидетельств его существования множество. Поэзия, живопись, музыка. Но сейчас для нас с вами главное свидетельство того, что Лимб существует — это мы сами.
— Отрадно осознавать, что не я один тут сумасшедший.
— Да, да. И этот корабль конечно тоже часть Лимба.
— Ну что же, Лимб, так Лимб. Расскажите, как вы попали в Сухановку… это место пострашнее любого ада.
— Это случилось через несколько месяцев после окончания Второй Мировой. Все радовались, что войне пришел конец. Я как раз собиралась поступить в колледж святой Хильды. Говорят, была очень привлекательной девушкой.
— Вы и сейчас…
— Оставьте, мы не дети… так вот… вы когда-нибудь слышали о нацистском проекте «Хронос» или «Колокол»? Несколько лет назад книжка вышла. Один поляк написал.
— Что-то читал когда-то… уфологический бред.
— Ну да, бред. Но не совсем. Принято думать, что быстро вращающиеся внутри колокола цилиндры, между которыми находился жидкий металл на основе ртути, создавали что-то вроде антигравитации, и колокол мог свободно левитировать в пространстве… Вторая гипотеза — что особое магнитное поле, генерируемое этой конструкцией, убивало все живое вокруг, так что колокол можно было использовать как оружие массового поражения. Так вот, все это неправда. Колокол создавался нацистами именно для того, чтобы силой проникнуть в Лимб. Нацисты были помешаны на оккультном. Они хотели пробурить этим чертовым аппаратом дырку в пространственно-временном континууме. Дырку или проход. Проход в параллельную реальность. Чтобы овладеть другими мирами. И использовать Лимб в своих целях.
— Кто же вам все это рассказал?
— Сам Берия. В своем кабинете в Сухановке. Советы захватили один из этих адских колоколов в Польше. Вместе с мощным электрогенератором. Привезли их в Москву. Установили где-то и начали свои опыты.
— А как же вы-то в мясорубку угодили?
— Не знаю. Может быть, советчики так его настроили… чтобы людей похищать… и за кем-то важным охотились, но ошиблись. Знаю только, что заснула я в кровати в общежитии колледжа святой Хильды, а проснулась — на откидывающейся доске в камере Сухановской тюрьмы. Избитая и изнасилованная. Камера… пол бетонный… оконце — крохотное, зарешеченное. Еда несъедобная. Пахнет блевотиной. И страшные крики истязуемых страдальцев из подвала. Весь день. Меня там держали, как я поняла позже, не из-за того, что я чем-то Сталину не угодила, как Ежов, Кольцов или Бабель, а из-за секретности. Никто не должен был знать, что я существую. Никто. И никто и не знал. Когда меня из камеры выводили, мешок на голову надевали. Я была там чем-то вроде Железной Маски. Допрашивал меня сам Берия. Унижал, бил, насиловал часами. Гнусное чудовище. Подонок этот был смышлен, быстро понял, что толку от меня никакого. Я родилась и жила в Оксфорде. О нацистском секретном проекте ничего не знала. Почему проклятая машина перенесла именно меня через Лимб прямо в лапы сталинских палачей — понятия не имела. Берия мной быстро пресытился, я ведь была еще невинной девушкой, что с такой взять? Три года меня там держали просто так, не отпускать же, а потом расстреляли. Без суда и следствия. Монсеньор смилостивился надо мной, я не исчезла во тьме, а попала в Лимб. В оксфордское отделение.
— Вам повезло.
— Ну это как считать. Я жила там, любила, преподавала, но все время знала, что эта жизнь не настоящая… а сумеречная, искусственная. Сотканная из моей мечты.
— За что же вас из рая перенесли сюда, на корабль?
— Не знаю.
— Пойдете со мной в лабиринт?
— Нет, я трусиха… останусь в своей каюте. У меня на полке полные собрания сочинений Китса и Шелли. Хочу перечитать. Заходите, господин Сомна, когда Минотавра прикончите, на чашечку зеленого чая. Помогает от всех кручин.
…
Произнеся это, госпожа Клэр замерла, поникла, остекленела, и я заметил, что на ее месте в кресле сидит искусно сделанная кукла из папье-маше.
Вышел из ее каюты и пошел по коридору. Неожиданно услышал звук открывающихся дверей. Прямо передо мной была кабина лифта. Шикарная, светлая. С лифтером, симпатичным седым негром в комичной ливрее.
— Куда прикажите?
— Если можно, на капитанский мостик.
— На мостик вам, сударь, вход запрещен. Отвезу вас на верхнюю палубу. Там все собрались. Даже кровавый нарком почтил своим присутствием.
— Валяйте.
…
Двери лифта открылись…
Я вышел и очутился не на палубе океанского лайнера, плывущего по обратной стороне Атлантики, и не в Лабиринте, логове Минотавра, по которому носились таинственные тени, и даже не в потустороннем театре, в котором Ежов в огромных рукавицах служит охранником, а несчастный Мейерхолд поставил свою последнюю пьесу с Сергеем Эфроном в главной роли, нет, нет… я очутился в магазине Нетто.
В том, который расположен всего в ста метрах от моего дома в Марцане. Я шел вдоль длинного открытого холодильника. Перед собой толкал хромированную тележку, полную продуктов.
Так… проверим… молоко полтора процента. Есть.
Куриное мясо ломтиками. Можно затушить с черносливом. Есть.
Малина. Крупная? Да. И без мушек. Есть.
Две пачки сливок. С малинкой сделаю. Есть.
Яблочные пирожные. Легкие и почти не сладкие. Есть.
Баклажаны. Пожарю «под грибы». Есть.
Яйца. Надо покрупнее найти. Есть.
Что я еще хотел взять? Да, креветки… четыре упаковки. Есть.