12 Имеются в виду «Ведомости С. – Петербургской городской полиции», выходившие с 1839 г.
Любезнейший Булгарин!
Ты пишешь, что не получаешь от меня ответы, а я на прошедшей неделе написал к тебе два письма, а теперь повторяю просьбу, заключавшуюся в последнем: оставь и забудь историю гороскопов!1 Ты меня тем очень одолжишь!
От Алеши имею известия от 7 авг[уста]. Он благополучно 1-го числа прибыл в Бонн, и 3-го была о нем консультация. Все возгласили: nach Madera!2 Итак, он едет туда, в сентябре. Мне очень тяжело думать, что буду разлучен с ним таким пространством, но молчу, не желая огорчить его. Мадера хороша приезжим из умеренных климатов, а ехать оттуда обратно на север – страшно и опасно. Впрочем, да будет воля Божия! Может быть, это и к лучшему. Катерина и дочери мои проведут зиму в Веве, на Женевском озере.
Ты видел перевод статьи о «Космосе»; он очень порядочный, и статья вышла преинтересная3. Отмеченные тобою статьи отправил. Завтра будет в «Пчеле» пушечный выстрел в Гоголя из орудия – барона Розена!4
Когда воротишься? Дай знать!
Твой Греч.
Вообрази, Васька5 едет сюда из Гавра. Его намерены женить. Поздравляю…
РГАЛИ. Ф. 2567. Оп. 2. Ед. хр. 257. Л. 11.
1 Со статьи о конторе, где продавались гороскопы, началась полемика «Северной пчелы» с «Ведомостями С. – Петербургской городской полиции», приведшая к аресту А. Греча, о чем шла речь в письмах № 83 и 84.
2 на Мадеру! (нем.).
3 См. анонимную статью: Александр Гумбольдт и его «Вселенная» («Kosmos») // СП. 1846. 7 – 13 авг.
4 Речь идет о статье поэта, драматурга и критика Егора Федоровича Розена (1800–1860) «Поэма Н.В. Гоголя об Одиссее» (СП. 1846. 14 августа), в которой, признавая в Гоголе «оригинальное дарование, в особенности широкое, стремительное воображение», автор находил у него «недостаток вкуса, критики и любви к изящной природе».
5 То есть В.Ф. Тимм.
Ну, брат Фаддей, напугал же ты меня порядком! Пишешь, что отправляешься после 18-го числа. 20-го приходит ко мне Тун и говорит, что ты собираешься ехать 24-го. Поэтому я прекратил пересылку журнала и ждал тебя. Но, не видя тебя и не получая от тебя писем, я до крайности перепугался и писал к М.П. Розбергу1, чтоб он разведал, не случилось ли чего с тобою, и дал мне знать, тем более что здесь пошли слухи о кровавом поносе, который у вас свирепствует. Наконец, слава Богу, вчера твое письмо от 29-го рассеяло мои недоумения и опасения. А то я, право, ночи не спал, тревожась за тебя. Мы с тобою должны беречься, ибо живем не для себя одних.
В рассуждении работы будь спокоен: дело идет своим чередом, но по приезде твоем нужно будет сделать некоторые реформы, особенно развязаться с глупым и неосновательным Ольхиным. Он добром не кончит2.
От Алеши имею сведения, что он едет на Мадеру из Бонна 13/25 сент[ября]. Я согласен на его странствие, ибо он того хочет, но так как он уже и теперь очень оправился, то и остаюсь при прежнем мнении, что езда на Мадеру есть роскошь и прихоть и что он достиг бы той же цели в полуденной Франции. Но лучше, чтоб он ехал. Если б случилось что-нибудь после, я не мог бы простить себе, что не исполнил его желания. Еще: каково-то будет ехать с Мадеры, из райского климата, в петербургскую атмосферу. Но да будет воля его! Я писал ему, для утешения его, что совершенно одобряю его план.
Ты писал мне, что я должен написать в сентябре что-нибудь свое, о Париже и т. п. Не знаю, как это сделать. Текущая работа по «Пчеле» отнимает все время, а я избаловался и свое могу писать только утром, на свежую голову. Да и трудно писать о Париже издали. Впрочем, увидим.
Прощай! Кланяйся своим и скорее приезжай.
Alte Gretch
РГАЛИ. Ф. 2567. Оп. 2. Ед. хр. 257. Л. 12.
1Розберг Михаил Петрович (1804–1874) – ординарный профессор русского языка и словесности Дерптского университета в 1836–1867 гг.
2 30 января 1848 г. Ольхин прекратил торговлю и был объявлен несостоятельным должником. См.: Краткий обзор книжной торговли и издательской деятельности Глазуновых за сто лет. 1782–1882. СПб., 1883. С. 85.
Любезнейший Булгарин! Мне очень жаль, что ты принял мои слова в дурную сторону и на меня рассердился. Честью уверяю тебя, что я никак не хотел тебя оскорбить и даже очень был рад известию, что ты уладил дело с почтою. Мне прискорбно было то, что ты в своем письме выставил меня, как будто бы я действую без твоего ведома в моих сношениях с почтою. Зачем подавать чужим людям повод толковать о наших отношениях?
Повторяю, что я не хотел и не думал сделать тебе ни малейшей неприятности, и если я сделал ее без умысла, то прошу великодушного прощения. Сделай одолжение, брось свою досаду. Если мы на старости рассоримся, что ж будет с дружбою и какой восторг для наших злодеев.
Посылаю записку Штера. Я отвечал ему, что ты бываешь у меня часу во втором, но что сегодня я должен сам выйти ранее, в собрание железной дороги1.
Полно сердиться! Вообрази, что я Черлин [?].
Semper idem2
Греч
12 ноября.
ИРЛИ. Ф. 623. Оп. 1. Ед. хр. 4. Л. 41.
1 По-видимому, речь идет об акционерном Обществе Царскосельской железной дороги, созданном в 1836 г. (дорога была открыта в 1837 г.).
2 Неизменный (лат.).
Любезнейший Булгарин!
При всей ненависти моей к экспликациям, должен я, скрепив сердце, написать к тебе сегодня несколько строк.
Имея надобность отправить к Алеше, по его просьбе, 250 р[ублей] сер[ебром], я послал за ними, по обыкновению, к П.А. Штеру, и получил в ответ, что отныне деньги за «Пчелу» будут выдаваться мне не иначе как при личной явке моей в газетную экспедицию и под расписку в шнуровой книге. При вопросе моем о поводе к такой мере объявлено мне, что она принята по приказанию Ф.И. Прянишникова1, вследствие твоей просьбы.
Этот ответ изумил и крайне огорчил меня, по следующим причинам:
1. Мера эта вовсе лишняя. В течение 20 лет отпускаются мне и тебе деньги по распискам, и никакого замешательства или злоупотреблений при том не было. У меня ведется реестр распискам, у П.А. Штера также. По окончании года поверяем их, и я даю общую расписку в шнуровой книге. Если они потеряют расписку мою, им же хуже. Если же в состоянии составить фальшивую подпись под мою руку, то могут сделать ее и в шнуровой книге.
2. Мера эта очень стеснительная. Я не люблю и боюсь держать дома большие суммы и, когда мне нужны деньги на расходы по типографии, по дому для отсылки детям, посылаю расписку с Кузнецовым и прямо от П.А. Штера тотчас же получаю деньги, так что нередко Кузнецов, получив их, прямо относит к Штиглицу и чрез час возвращается с векселем, а я отправляю его в тот же день. Теперь я должен являться сам в экспедицию, кланяться казначею и бухгалтеру и получать деньги иногда на другой день, если кто-либо из них в экспедиции не случится.
3. Мера эта оскорбительна для меня, ибо принята вследствие твоей просьбы без моего согласия и ведома. Ты набросил этим на меня обидную тень подозрения. Что же я такое? Антон Иванович Тихоходов или Иван Петрович Монтандр? Третьего дня ты уверял, что я твой единственный друг, что если б не было меня, то ты не знал бы, с кем пообедать, что мы в 27 лет рассчитали миллионы и остались друзьями, а между тем, за спиною у меня, обижал меня явною недоверчивостью и подозрением пред людьми, которых мнением я дорожу.
Более прибавить к этому нечего.
Если ты поступил так по внушению минутного, необдуманного чувства, то, верно, поспешишь исправить дело, что тебе очень нетрудно. Если же сим средством ты хотел усилить лишь мое желание продать «Пчелу» и прекратить все денежные и другие между нами сношения, то, признаюсь, ты совершенно достиг своей цели.
Остаюсь тем же, чем был всегда
Греч
14 дек[абря] 1846
РГАЛИ. Ф. 2567. Оп. 2. Ед. хр. 257. Л. 13–14.
1Прянишников Федор Иванович (1792–1867) – тайный советник, директор Почтового департамента, петербургский почт-директор.
Любезнейший Булгарин!
С величайшим удовольствием предаю эту досадную историю совершенному забвению, с тем только, чтоб ты исполнил предлагаемое тобою, то есть формально просил об исключении меня из числа обязанных пользоваться шнуровой книгой.
До Ольхина мне нужды нет. Знаю только, что он вымышляет все возможные предлоги, когда придется платить деньги, и рад взвалить свою неисполнительность на газетную экспедицию, которая, разумеется, кандидатам в банкруты не выдает денег до истечения года, т. е. до выдачи ими всех нумеров их изданий. Другое дело, если б почтамт оставался должен по истечении года. – Ты говоришь: умри Штер, нам беда. Отнюдь нет. Мы Штера не знаем и взыщем что следует с почтамта. Но Штер делал нам тысячу одолжений, никогда не задерживал денег, и т. п., и я