<…> и писал все своею рукою, без всяких сотрудников»[229]. Если под сотрудниками иметь в виду редакционных работников, то таковых у Булгарина, действительно, не было, за исключением его приятеля Н. Греча, который «помогал ему усердно, особенно сглаживал слог, который отзывался полонизмами и галлицизмами», читал корректуру, осуществлял синтаксическую и грамматическую правку[230]. Но Булгарина не следует понимать так, что в «Литературных листках» печатались только его материалы. Он, правда, в значительной мере заполнял «Литературные листки» своими текстами (нравоописательными очерками, рассказами, критическими статьями, литературными фельетонами, некрологами и т. д.). Но в то же время на страницах журнала можно встретить стихи К. Рылеева, А. Дельвига, Ф. Глинки, В. Туманского и др., прозу А. Бестужева, статьи В. Ушакова, А. Корниловича. А. Пушкин поместил тут свои стихи «На выпуск птички», «Элегия» и «Нереида».
«Литературные листки» были журналом живым, бойким, полемичным. Они давали обширную и оперативную информацию о событиях литературной жизни, впервые в русской литературе делая акцент на коммерческой стороне издания (величина гонораров, быстрота распродажи книг) и успехе у публики. Булгарин вводил здесь в отечественную словесность такие ранее отсутствовавшие жанры, как очерк нравов («Предрассудки, или Что встарь, то и ныне», «Извозчик-метафизик»), научная фантастика («Правдоподобные небылицы, или Странствование по свету в двадцать девятом веке»), военный рассказ («Военная жизнь»), литературный фельетон («Литературные призраки») и др.
Именно «Литературные листки» принесли Булгарину известность и надолго определили его место и репутацию в литературе. Если «Северный архив» рекомендовал Булгарина публике как компетентного историка и умелого издателя-редактора, то «Литературные листки» представляли как остроумного, легко пишущего журналиста, человека, хорошо осведомленного в текущей литературной жизни, смело высказывающего свое мнение, невзирая на лица, а также как зоркого наблюдателя нравов. Н.И. Греч полагал, что «Литературными листками» Булгарин «попал в свою колею. Небольшие, вообще сатирические, картины нравов и исторические очерки нравились публике и поощряли его усердие. Занявшись легкою литературою, он оставил ученую, для которой не имел ни основательных познаний, ни особенного дарования»[231].
А. Бестужев в годичном обозрении русской литературы 1823 г. писал о «Литературных листках», что они «оживляют на берегах Невы Парижского пустынника (псевдоним Жуи, описывавшего парижские нравы. – А.Р.). Живой, забавный слог и новость мыслей готовят в них для публики занимательное чтение, а оригиналы столицы и нравы здешнего света – неисчерпаемые источники для его сатирического пера»[232]. В.И. Туманский писал Булгарину в 1824 г.: «…ты один можешь гибкостью своего ума и уменьем заводить связи с людьми сведущими дарить нас каждые 15 дней умными статьями!»[233] К. Полевой вспоминал, что «при начале журнала (“Северный архив”, т. е. в 1822 г. – А.Р.) имя издателя его было совершенно неизвестно, но через год или два имя Ф.В. Булгарина заслужило громкую известность»[234].
Но чем острее и полемичнее были выступления Булгарина, тем больше становилось недовольных. В одних случаях это недовольство носило чисто личный характер – например, когда Булгарин напечатал отрывок из письма Пушкина А. Бестужеву[235] без разрешения автора[236]. В других играла роль зависть к удачливому журнальному конкуренту (так было с Воейковым). Появились и принципиальные литературные враги – круг, который В.Э. Вацуро условно назвал «друзья Жуковского» (Вяземский, Баратынский, Дельвиг и др.)[237]. Булгарин ориентировался на Рылеева, Бестужева и Грибоедова и довольно остро выступал против Вяземского (см. отклик на его предисловие к «Сочинениям» И. Дмитриева)[238], Дельвига и Баратынского (фельетон «Литературные призраки»)[239]. К концу 1824 г. «наступил всеми видимый и явный взрыв литературной вражды»[240] со стороны Вяземского, Дельвига, Баратынского и др., которые порвали с Булгариным всякие связи и резко выступали против него и в печати, и в частной переписке. Например, Жуковский сетовал в письме Вяземскому от 22 сентября 1824 г.: «Что сделалось с литературою? Тошно смотреть, слушать и читать. Булгарин – законодатель вкуса!»[241]
Позднее Булгарин писал: «Если не ошибаюсь, “Литературные листки” были в русской литературе первым образцом того, что во французской журналистике называется фельетоном[242]. “Литературные листки”, сопровождавшие “Северный архив”, попали в “Северную пчелу”, растаяли в ней и составили литературную ее часть, которая под конец названа была фельетоном»[243].
Инициативному Булгарину было мало «Литературных листков» и «Северного архива». Он хотел издавать ежедневную газету, которая предоставляла бы гораздо большие возможности для влияния на современников и давала бы к тому же больший доход.
В апреле 1824 г. Булгарин подал петербургскому военному генерал-губернатору М.А. Милорадовичу прошение о разрешении выпускать в качестве приложения к «Северному архиву» «Городской вестник», где печаталась бы информация о хозяйственной и культурной жизни Петербурга (цены на товары, сообщения о продаже домов, аукционах, парадах, театрах, зрелищах, пожарах, описания церквей, дворцов, учебных заведений и т. д., и т. п.). Поскольку монопольное право на публикацию значительной части этих материалов принадлежало «С. – Петербургским ведомостям», издаваемым Академией наук, Милорадович запросил министра народного просвещения А.Н. Голицына, не возражает ли он. Тот обратился к президенту Академии наук С.С. Уварову, который ответил, что предприятие Булгарина нанесет ущерб академии. В результате Булгарин позволение не получил[244].
Но он был не из числа тех, кто останавливается при первой неудаче, и через месяц предпринял новую попытку основать газету. За это время на посту министра народного просвещения Голицына сменил А.С. Шишков, и Булгарин решил действовать через него. Чтобы облегчить получение разрешения, он и Греч в письме от 29 мая 1824 г. в Петербургский цензурный комитет не ставили вопрос о создании новой газеты, а лишь просили о позволении преобразовать издаваемые ими «Северный архив», «Литературные листки», «Сын Отечества» и «Литературные прибавления к “Сыну Отечества”» в три издания: выходящие два раза в месяц «Сын Отечества» и «Северный архив» и выходящую три раза в неделю «Северную пчелу», несколько изменив их программу, с тем чтобы в «Северной пчеле» печатались «легкие статьи» по тем же предметам, что и в «Сыне Отечества» и «Северном архиве». Поскольку в давно уже разрешенную программу «Сына Отечества» входила политика, это означало, что в случае положительного ответа и «Северной пчеле» было бы позволено печатать материалы на политические темы. Программу «Северной пчелы» («журнала новостей по части истории, политики, литературы и т. п.») Греч и Булгарин конкретизировали следующим образом:
«1. Новости заграничные, кои помещаемы были доныне в Сыне Отечества, заимствуемые из Австрийского наблюдателя, Берлинских ведомостей, Рижского Зрителя, С.-Петербургских академических ведомостей и Conservateur Impartial.
2. Новости внутренние. О необыкновенных случаях и явлениях в природе и общежитии.
3. Новости неполитические. О новых изданиях и предприятиях, о произведениях наук, художеств и ремесел.
4. Современная русская библиография. Известия обо всех выходящих в свет русских книгах с краткими об оных замечаниями.
5. Словесность. Легкие стихотворения. Краткие статьи о нравах, обычаях и литературе. Петербургские записки.
6. Известия о новейших модах»[245].
Д. Рунич (в ведении которого находился Петербургский цензурный комитет) в своем отношении Шишкову от 21 июня 1824 г. поддержал прошение Греча и Булгарина[246].
Булгарин на склоне лет в письме к И.П. Липранди от 23 марта 1855 г. так вспоминал о дальнейшем: «Тогда был министром просвещения Александр Семенович Шишков, жестоко ненавидевший Н.И. Греча, что известно и Гречу. Меня жаловал Шишков и был женат на моей родственнице, урожденной Нарбут, в первом замужестве Лобаржевской. Моя умная кузина уладила дело, уверив, что мое счастье зависит от соединения с Гречем, и Шишков согласился сделать представление Государю о дозволении Гречу и мне издавать газету “Северная пчела”, ручаясь своею особою за ее благонамеренное направление. Мало того: Шишков поехал к графу Аракчееву, который любил и уважал его, и просил доложить Государю о дозволении издавать “Северную пчелу”, назвав меня перед Аракчеевым родственником и даже близким своей жены. Дозволение государя воспоследовало на имя Греча и Булгарина <…>»[247].
Заручившись разрешением царя, Шишков в начале сентября подписал прошение Греча и Булгарина, о чем было сообщено в цензурный комитет, а оттуда – и самим издателям[248]. Своей поездке на поклон к Аракчееву в конце августа 1824 г. Булгарин посвятил впоследствии специальный мемуарный очерк, где вспоминал: «…до конца своей жизни граф был ко мне милостив и радовался, когда появилась “Северная пчела”. Соизволение на издание ее шло через его руки. Когда программа вышла в свет, он, встретив меня однажды на Невском проспекте