[24].
Рылеев посвятил Булгарину три думы, а при вступлении в Вольное общество любителей российской словесности представил перевод булгаринской сатиры «Путь к счастию». Грибоедов, в последний раз уезжая в Персию, оставил ему список своей пьесы с надписью «Горе мое поручаю Булгарину. Верный друг Грибоедов». Поэтические послания к Булгарину печатали Ф. Глинка, Гнедич, Баратынский. Пушкин говорил о Грече и Булгарине: «Я нахожу в них людей умных»[25]. Адам Мицкевич называл Булгарина «любимым», а себя – «истинным другом» его[26]. Николай Полевой находил в его «Иване Выжигине» «ум, наблюдательность, приятный рассказ»[27]. Кюхельбекер считал, что «Булгарин наделен истинным дарованием»[28], и даже Белинский, его многолетний литературный противник, рецензируя незадолго до смерти булгаринские «Воспоминания», признавал, что в них «много любопытного и интересного, рассказанного местами живо и увлекательно»[29].
Разумеется, можно было бы привести десятки отзывов противоположного толка, но ведь и те, кого я цитировал, достаточно авторитетны, чтобы прислушаться к ним и не считать, что Булгарин – всего лишь «ничтожный литератор». Как раз в том-то и состоит сложность и неоднозначность «прецедента Булгарина», что он был отнюдь не пешкой и даже не рядовой литературной «фигурой», а выдающимся редактором и талантливым писателем. Б. Эйхенбаум писал в 1929 г. (слова эти не утратили своей актуальности и сейчас): «Имя Ф. Булгарина в достаточном количестве и достаточно убедительно предавалось позору, но ни разу его деятельность и его фигура не была выяснена исторически и фактически. Независимо от своей доносительской роли он сыграл большую роль в истории русского журнализма (что признавали и его враги)»[30].
Думаю, что за решение этой задачи не брались отнюдь не случайно. Ведь Булгарин репрезентирует обычно игнорируемое направление развития литературы, а для того, чтобы объективно изложить его биографию и проанализировать, как формировалась литературная репутация, необходимо во многом по-новому написать историю русской литературы ХIХ в.
При неизученности и биографии, и творчества Булгарина в одной статье историю формирования булгаринской репутации в полной мере не обрисуешь. Однако наметить подступы к этому, хотя бы в общих чертах проанализировать процесс превращения исторического деятеля в литературную маску чрезвычайно заманчиво. Мне хотелось бы вернуть Булгарина в исторический контекст и посмотреть, как из живого многообразия исторической личности отбирались лишь отдельные черты, на основе которых в дальнейшем возникал мало что общего имеющий с прототипом образ.
Я не собираюсь ни в очередной раз составлять «список злодеяний» Фаддея Венедиктовича, ни, напротив, обелять его и «реабилитировать». Важно проследить на его примере, под воздействием каких обстоятельств формируется литературная репутация и какие факторы в дальнейшем меняют, нередко кардинально, облик писателя в литературном сознании.
Теоретически изучением проблемы литературной репутации в отечественном литературоведении давно уже никто всерьез не занимается; за исключением интересной, но во многом устаревшей небольшой книги И. Розанова «Литературные репутации» (М., 1928), работ на эту тему фактически нет.
В то же время как раз сейчас на наших глазах резко пересматриваются репутации многих писателей: одни стремительно возносятся на вершину литературной иерархии, переходя из разряда терпимых, но не совсем «правильных» талантов в разряд подлинных творцов, пострадавших за убеждения; престиж других колеблется, и они из прижизненных (а иногда – из посмертных) классиков превращаются в рядовых (а нередко – и скомпрометировавших себя) деятелей литературы. Процесс этот затрагивает и дореволюционный период (отмечу в этой связи содержательную книгу Л. Аннинского «Три еретика» (М., 1988), посвященную репутациям Писемского, Мельникова-Печерского и Лескова), и советскую классику (напомню о спорах по поводу Горького, Фадеева, Маяковского), и писателей-эмигрантов (Ходасевич, Набоков, Замятин и др.), и многих наших современников.
Однако при почти полной неразработанности фактографической базы проблемы литературной репутации сейчас еще нет возможности делать какие-либо обобщения, важно собрать необходимый исходный материал. Репутация Булгарина носит одиозный характер, но именно в силу своей исключительности весьма наглядно демонстрирует некоторые аспекты формирования литературной репутации в России.
Поскольку нет возможности отослать читателя к какой-либо документированной биографии Булгарина (кроме статьи в первом томе словаря «Русские писатели. 1800–1917» (М., 1989)), а без знания обстоятельств его жизни мы не поймем, из чего исходили в оценке Булгарина современники, необходимо дать здесь хотя бы схематическое представление о его жизненном пути. Кроме того, сразу же оговорю, что буду обильно цитировать опубликованные и неопубликованные свидетельства современников и потомков, поскольку это позволит мне продемонстрировать закономерности формирования литературной репутации Булгарина, а читателю – проверить обоснованность делаемых выводов.
Биография Булгарина поражает причудливыми извивами и поворотами. Для Булгарина жанр плутовского романа, к которому он не раз обращался в своем творчестве, не только литературная традиция; он сам, подобно плуту-пикаро, прошел «огонь, воду и медные трубы», с легкостью перемещался в географическом (Польша – Россия – Германия – Франция – Испания) и социальном (офицер-кавалерист – заключенный – стряпчий – литератор – издатель) пространстве, общался с представителями самых разных социальных слоев и приобрел в результате богатейший и многообразнейший жизненный опыт. Сближает его с героем плутовского романа и тот факт, что при внешней инициативности он всегда стремился не переделать окружающую среду, а приспособиться к ней, действовать в зависимости от обстоятельств.
На первую половину его жизни пришлись трудности и лишения, его било, гнуло и ломало, и всегда он оказывался среди проигравших (отсюда его стремление выдвинуться и обеспечить себе спокойный быт). Началось все с детства: вскоре же после появления на свет он утратил родину, Польша как самостоятельное государство перестало существовать. Дело в том, что родился он в 1789 г. не в Минской губернии, как значится во всех справочниках, а вне пределов России, в имении родителей Перышево, находившемся на территории Минского воеводства Великого княжества Литовского, которое вместе с Польским королевством составляло федеративное государство – Речь Посполитую, в просторечии – Польшу. Через три года эта территория по так называемому второму разделу Польши отошла к России, однако Булгарин всю жизнь осознавал себя поляком.
Отец его, небогатый, но родовитый польский шляхтич, участвовал в восстании Тадеуша Костюшко и дал в честь его имя сыну (Фаддей – русифицированное Тадеуш). Впоследствии отца сослали, поместье было нагло захвачено влиятельным соседом, и Булгарин оказался «перекати-полем», он мог в жизни рассчитывать только на себя. Мать «по знакомству» отдает его в Сухопутный кадетский шляхетский корпус в Петербурге – учебное заведение, созданное под влиянием просветительских идей XVIII в. с целью воспитания «новой породы людей».
Вначале ему пришлось нелегко – из-за плохого знания русского языка он с трудом учился и подвергался насмешкам кадетов. После одной жестокой шутки товарищей мальчик заболел, а когда выздоровел, «решился покориться судьбе, победить все трудности, сделаться самостоятельным и жить вперед без чужой помощи (выделено мной. – А.Р.)»[31]. Постепенно Булгарин прижился в корпусе, под влиянием его литературных традиций (в корпусе учились А. Сумароков, В. Озеров, М. Херасков, преподавал Я. Княжнин, долгое время существовал кадетский театр) стал сочинять басни и сатиры.
Но начинается война с Францией. В 1806 г. он выходит корнетом в Уланский великого князя Константина Павловича полк и сразу же отправляется в поход против французов.
В тенденциозном изложении, предпочитающем слухи фактам, военная служба Булгарина выглядит следующим образом: «По словам сослуживцев, Булгарин не отличался храбростью: накануне сражения старался остаться дежурным по конюшне. За недостойное поведение был исключен из военной службы. Изгнанный из русских войск, Булгарин перешел на сторону Наполеона»[32].
Здесь что ни слово, то неправда. Булгарин вовсе не был трусом. Воюя в Пруссии, он проявил мужество и отвагу, в сражении под Фридландом был ранен и награжден за этот бой орденом Анны III степени. Подлечившись, воевал в Финляндии.
Казалось бы, перед Булгариным открывается блестящая военная карьера. Однако он сам разрушает ее сатирическими стихами против шефа полка – великого князя Константина. Просидев несколько месяцев в Кронштадтской крепости, он попадает потом в Ямбургский драгунский полк. Но и здесь молодой кавалерист не ужился. Из-за какой-то скандальной истории на романтической почве он был плохо аттестован и в 1811 г. отставлен от службы.
В первый, но отнюдь не в последний раз жизнь Булгарина резко поворачивается, и ему приходится вновь начинать практически с нуля. Потеряв службу, Булгарин оказывается без денег, некоторое время мытарствует (есть свидетельство, правда, идущее из лагеря его литературных врагов, что он даже просил милостыню и воровал[33]), а потом отправляется в Польшу. Ситуация там была сложная и противоречивая. По Тильзитскому миру на части польской территории было создано Герцогство Варшавское, что давало надежды на возрождение польского государства. Булгарин отправился туда, а затем, по его собственному признанию, «следуя пословице “как волка ни корми, а он все в лес смотрит”, полетел бродить за белыми орлами (польский герб. –