[777]. В 1844 г. он писал своему знакомому, дерптскому профессору К.Л. Блюму: «Не верь, когда тебе толкуют, что я не люблю немцев! Я всегда жил с немцами и для этого поселился в Лифляндии, чтобы жить с вами и быть вам полезным <…>»[778].
Из прибалтийских городов им был избран именно Дерпт, как он считал, «центр общего мнения и умственнейшей деятельности трех образованнейших провинций»[779], поскольку там находился единственный в регионе университет, а Булгарин всегда тянулся к науке и учености (в 1819 г., проживая в Вильно, он сблизился с университетской средой и вошел в общество шубравцев, состоявшее из преподавателей Виленского университета). По его собственному признанию, он посещал лекции (не будучи, разумеется, студентом) в Вильно и Гёттингене. И, наконец, у Дерпта было выгодное местоположение. Он находился сравнительно недалеко от Петербурга (2–3 дня езды), близко было оттуда и до его родных мест под Минском, где жили его родственники. Какую-то роль сыграло, возможно, и то, что неподалеку находился замок А.Х. Бенкендорфа Фалль.
Для Булгарина Карлово выступало реализацией сентименталистской утопии о жизни на природе и в гармонии с ней, вдали от мирского шума, где можно общаться с друзьями и лучшими, избранными книгами. Обращаясь к своему другу В. Ушакову, он писал ему (на страницах «Северной пчелы») о Карлове: «Если хочешь отдохнуть душою, поспеши сюда! Здесь ты не увидишь ни вздорных журналов, ни скучных, глупых книг, предназначенных для разбора; не услышишь сплетней, смутных вестей, клеветы. Здесь у твоего друга нет других врагов, кроме прожорливых гусениц и завистливых жуков, стремящихся истребить его плодовые деревья <…>. О литературных гусеницах и жуках друг твой здесь вовсе не помышляет: он бросил им свои сочинения – пусть грызут на здоровье!», «…для любителя природы, для человека образованного, не имеющего честолюбия, не мучимого корыстолюбием, но ищущего спокойствия и тишины в кругу людей просвещенных, на лоне наук, словесности, приятных искусств, нельзя приискать лучшего местопребывания, как Дерпт»[780].
Так или иначе, но место было удобным, и Булгарин никогда не жалел, что поселился именно здесь. По описанию Е.А. Авдеевой (сестры Н.А. Полевого), бывавшей в имении Булгарина, «дом в Карлове обширный, красивой архитектуры и расположен удобно. Легко может в нем поместиться несколько семейств. Два сада с прекрасными оранжереями. Когда г-н Булгарин купил Карлово, в нем все было запущено и расстроено. Употребив несколько лет на устройство Карлова, нынешний помещик привел его в цветущее состояние»[781]. Перестройка дома в Карлове была осуществлена по архитектурному замыслу Булгарина в течение двух лет, причем необходимые для этого 10 тыс. рублей ассигнациями, которых у Булгарина не было в наличии, дал ему взаймы известный актер В.А. Каратыгин[782]. Позднее Булгарин купил (на имя жены) еще поместье Саракус, расположенное в 12 верстах от Карлова. Сын его Болеслав на страницах семейной рукописной газеты «Домашний журнал», имитировавшей «Северную пчелу», писал в 1849 г.: «[В Карлове] мы живем несколько недель по приезде из Петербурга и проводим остальные дни по возвращении из Саракуса пред отъездом в Петербург. Бесспорно в Карлово лето можно проводить гораздо удобнее, чем в Саракусе, но зато не с теми удовольствиями, какие вы получите в благословенном Саракусе, этом земном раю»[783].
В Карлове у Булгарина была богатая библиотека в несколько тысяч томов, в том числе редкие первопечатные издания (эльзевиры, альды и др.) и книги, подаренные известными писателями (Ф.Н. Глинкой, Н.И. Гречем, М.Н. Загоскиным, Н.А. Полевым и др.)[784], хранился там также его обширный архив. Обладал Булгарин и небольшим собранием ценных картин отечественных и зарубежных художников.
Булгарин, которому нужны были деньги для обустройства имения, с первого же года дерптской жизни устроил в Карлове пансион для обучающихся в здешнем университете русских студентов (за каждого пансионера он получал 1200 рублей ассигнациями в год)[785]. Это было связано с массой неудобств, поскольку дерптские студенты вели вольную жизнь. Сохранились довольно курьезные правила, составленные Булгариным в 1829 г. для проживающих у него в доме трех студентов (они дают представление и о бытовом укладе карловской жизни):
«1. Собак гг. студентам не держать, ибо от сего нечистота в доме и неприлично учащимся заниматься тресировкою собак.
2. Не стрелять ни в комнатах, ни на дворе, ни в цель в заборе, в сарае, в гумне, в саду. Кто хочет стрелять, может идти в лес. Карлово лежит так близко от города, что сие запрещено полицией.
3. По ночам не отлучаться, ибо в 11,5 часов все двери в доме запираются и честные люди спят или работают в кабинете.
4. Кто не пришел к 2 часам к обеду, к 7 часам вечера к чаю, для того особенно делать не будут обеда и чаю. Ужин в 9, а если угодно в 10 часов (NB. Лекции кончаются в 12, начинаются в 4 пополудни).
5. Чрез окна не лазать, ибо со стороны это видеть неприятно и портит стены, ров и окна. На выход есть двери для всех благовоспитанных людей в мире.
6. С трубками по двору не ходить, от опасения пожара. В саду курить можно, имея трубку с крышкою.
7. Приходящие в гости студенты к студентам, живущим в Карлово, если не знакомы в доме хозяина Карлова, не могут быть приглашаемы в сад. Сад есть то же, что комнаты. Там гуляют дамы, девицы, сам хозяин и его приятели. Но Булгарин из своего дома не намерен делать трактира, а из сада – публичного гульбища.
8. Кроме серьезной болезни, ежели гг. студенты пожелают оставаться в комнатах во время обеда, хозяин Карлова объявляет, что он не имеет слуг и посуды для рассылки порций по комнатам.
9. Булгарин, принимая в дом студентов только тех, с которых родителями он дружен, надеется, что молодые люди будут жить у него, как в доме родственном, дружеском, а не как на постое военном или в трактире. Булгарин не ищет своих выгод и не хочет иметь дела, как только с людьми благовоспитанными. Собака, хотя бы она стоила 1000 рублей, будет убита, если будет приведена в Карлово. В этом Булгарин дает честное слово старого солдата <…>»[786].
Своим меморандумом Булгарин, впрочем, ничего не добился. Пансионеры писали ему в ответ: «Студенты, живущие у г. Булгарина, просят его не думать, чтобы всякой мог заставить их плясать по своей дудке. Не получив от родителей своих наставлений, на счет высказанного вами, они ничуть не намерены принимать их от людей совсем для них посторонних. Впрочем, г. Булгарин может быть уверен, что вышеупомянутые студенты употребят все свое старание, чтоб избавить как самих себя, так и его от неудовольствий, могущих произойти от дальнейшего их здесь пребывания»[787].
Убедившись в том, что держать пансионеров – дело очень хлопотное и не слишком доходное, Булгарин после 1831 г. отказался от этого.
Много сил и времени отдавал он своим поместьям. Булгарин вникал в мельчайшие детали организации труда, агрономии и т. д. и через некоторое время стал считать себя авторитетом в сельском хозяйстве.
Полученный богатый опыт стал для него материалом для журналистской деятельности. Время от времени он высказывался по вопросам управления имением и по сельскохозяйственным вопросам в «Северной пчеле»[788], а в 1841 г. И.П. Песоцкий взялся за издание журнала «Эконом», доверив редактуру Булгарину. Для Булгарина это было не только возможностью заработать неплохие деньги, но и своего рода идеологической акцией – проводя в жизнь свои идеалы бережливости и трудолюбия, он стремился способствовать становлению сельской буржуазии.
В «Экономе», который Булгарин редактировал по 1843 г., он поместил целый ряд статей, посвященных как «идеологии» хозяйствования на земле («Русские письма о торговле и фабричной и мануфактурной промышленности», 1841 г., тетр. 1, 2; «Управление именьем», 1841, тетр. 11, 12; «Практический домашний курс сельского хозяйства для начинающих хозяйничать», 1842, тетр. 56, 57, 59, 66, 70, и др.), так и конкретным вопросам («Самый простой и легкий способ возделывания картофеля, средства к его сохранению и совет, как заставить русского человека полюбить его», 1841, тетр. 1; «О полевых рвах», 1841, тетр. 16; «Несколько мыслей об оброчных имениях», 1842, тетр. 69, и др.).
Идеалом для Булгарина был рачительный хозяин, который знает как основы агрономической науки, так и местные традиции хозяйствования, вникает во все детали, образцово ведет отчетность. Такой хозяин бережлив, не гонится за роскошью, но и не жалеет денег на содержание работников и скота. Булгарин писал: «…самое завидное положение в свете, по нашему мнению, это положение русского помещика. Какое обширное поприще для деятельности ума, познаний, сколько наслаждений для сердца представляет звание помещика в его вотчине! Едва ли есть в России одна вотчина, которой достоинство нельзя было бы возвысить рациональным хозяйством. Какой приятный труд! Может ли быть высшее наслаждение, как просвещение русского человека верою и сообразными званию его познаниями, истребление вредных для него поверий и предрассудков, спасение жизни врачебными пособиями, которых крестьянин чуждается, потому что не понимает! Вы изъездили, господа, чужие страны; примените же к нашему быту хорошее, честное, полезное, сообразное с нашими потребностями»[789]