–А что у меня теперь, Алексей Порфирьевич? Отупляющая спешка, на всё, что хоть чуть-чуть посложнее – на это нет времени, а скоро исчезнет и желание в чём-нибудь разобраться…
–Хватит, Оля! Пошли! -Он взял меня под руку и потащил на кафедру. Институтский корпус располагался недалеко. Мы почти пробежали институтский сквер, мою любимую аллею, хлопнули так знакомо двери за моей спиной, ухмыльнулся, приветствуя, опустевший на лето гардероб…
Не знаю, сразу уж пришла Алексею Порфирьевичу в голову мысль, представить меня профессору, или она созрела по ходу разговора, но буквально через несколько минут я оказалась в ассистентской. Знакомо пахло – формалином, красителями, старыми книгами. Учебные микроскопы стояли в ряд на столах в смежной с ассистентской лаборантской, и мне было видно, как незнакомая лаборантка протирала каждый бархатной тряпочкой.
Алексей Порфирьевич усадил меня за свой стол. Я увидела стопку знакомых по третьему курсу учебников, научные журналы, оттиск статьи на английском с легко читающимся словом «иммунология», несколько морфологических атласов, планшеты со стёклами микропрепаратов и банку с разорвавшемся от воспаления аппендиксом. У меня возникло чувство, будто я никогда из института не уходила.
Алексей Порфирьевич налил в круглую колбу воды, сунул в неё кипятильник, кинул по щепотке заварки в две порядком побитые кружки.
–Ну, рассказывай, Оля, о своём житье-бытье.
И я, прихлёбывая обжигающий чай, стала рассказывать, как надоело лечить одни и те же болезни, как надоело задавать больным одни и те же вопросы (не больше трёх, а то не хватит времени для следующего пациента), как надоело, что всех, кто требует приёма больше восьми минут, необходимо или отправлять домой с каким-нибудь дурацким рецептом, зная, что всё равно не поможет, либо отправлять в стационар… Говорила, что очень хочу учиться дальше, но в аспирантуру на кафедру ЛОР-болезней попасть невозможно. Говорила, что больше вообще не хочу работать врачом.
Алексей Порфирьевич пил свой чай, смотрел, как я вытираю нос нарезанными Фаиной Фёдоровной марлевыми салфетками, и после очередного моего сморкания вдруг спросил:
–А чем бы ты хотела в аспирантуре заниматься?
И я опять залилась слезами.
–Да мне, поверьте, вообще всё равно! Что ухо, что горло, что нос, лишь бы что-то новое, что-то полезное, что-то читать, что-то изучать…
И тогда он сказал:
–Наша кафедра, как ты знаешь, занимается иммунологией. Ты хотела бы изучать иммунологические процессы в ЛОР-органах? В этом направлении, конечно, многое уже изучено, но не всё.
Я сразу перестала реветь и сказала:
–А я даже сообщение делала по хроническому тонзиллиту.
Он снисходительно улыбнулся:
–Ну, тогда вытри нос и пойдём к профессору.
Я достала пудреницу и очередную порцию салфеток.
Профессора я помнила по лекциям. Он томно и врастяжку произносил слова «ста-аа-з», «полно-кро-о-о-вие», но казался человеком разумным и не злым. Я вошла к нему в кабинет, и через двадцать минут судьба моя была решена. Пожалуй, за все два года это было в первый раз: неравнодушный внимательный взгляд на меня, как на врача, как на личность. Ещё через пять минут, мне стало казаться, что я всю жизнь мечтала заниматься иммунологией ЛОР-органов.
Документы и характеристику с места работы требовалось представить как можно скорее, иначе невозможно было попасть в аспирантуру прямо в этом же году. И ещё я должна была сдать экзамен по специальности. А специальность была теперь новая: иммунология.
Я выскочила из здания института и только тут поняла, что за характеристикой я должна идти к главному врачу.
В кабинете главного, как теперь говорят, «в центральном офисе», я была всего два раза в жизни. Первый раз при устройстве на работу, и второй – вот сейчас.
–Что тебе? – Он не поздоровался, не привстал. Он сидел, как всегда, пригнувшись к столу и растопырив локти, как бы держа оборону.
Я не стала тянуть резину.
–Мне нужна характеристика для поступления в аспирантуру.
–В аспирантуру? Не дам. Ты что, считаешь себя способной двигать науку?
–Да, – сказала я.
–А я так не считаю. – с ухмылкой сказал он.
Он опёрся двумя руками о край столешницы, приподнялся, навис над ней, и хоть я стояла на приличном отдалении, я всё равно ощущала фигуру главного, как гору, которая собирается меня раздавить.
Я молчала и не уходила. Я положила листок с заявлением на его стол.
–«Прошу освободить меня от занимаемой должности…» – Он читал и злобно радовался, что наконец-то ему представилась возможность поиграть со мной как коту с мышкой и под конец всё равно съесть.
–От какой такой распрекрасной должности, – он смеялся мне в лицо, но глаза всё равно оставались круглыми и неподвижными, -вы просите вас освободить? Кто вы такая, Ольга Леонардовна? Может быть, вы супер-пупер крупный специалист и вам просто нужна диссертация для подтверждения вашей репутации? Может быть, у вас стаж работы уже лет двадцать, и вы знаете нечто такое, о чём хотите рассказать другим докторам?
Точно тем же движением, каким полтора года назад он швырял медицинские карты моих больных, он швырнул заявление со стола. Бумага взмыла вверх и опустилась на середину пола. Я подняла её, отряхнула, сдула оставшиеся пылинки с поверхности листа и снова положила ему стол. Он смял заявление в кулаке и снова швырнул его, попав мне в живот.
–Я буду на вас жаловаться, – сказала я.
–Куда? – Он захохотал, радостно сознавая, что сила на его стороне.
–В облздравотдел или сразу в министерство здравоохранения.
–Да ты что? За что? – Он нарочно говорил теперь тоненьким голоском.
–За то, что не опускаете меня в аспирантуру, хотя вот выписка из приказа, что я успешно сдала вступительный экзамен и зачислена. – Я помахала перед его столом бумагой.
–Сдала экзамен? Когда же ты успела? -Он ёрничал, но теперь в его взгляде я заметила промелькнувшее сомнение. Как это я сдала экзамен, не спросившись его? Ему не приходило в голову, что можно готовиться и сдавать экзамен, не зная, выгорит или не выгорит уйти из поликлиники.
–Успела. – Я помахала издалека экзаменационным листком.
Конечно, мне пошёл навстречу профессор. Без него ничего бы я не сдала, и никуда бы не успела.
Интерес профессора заключался в том, что с подачи Алексея Порфирьевича кафедра получала в аспирантки меня – человека надёжного и положительного, желающего сделать диссертацию во что бы то ни стало. Других кандидатов на этот год у него всё равно не было, а моя диссертация пошла бы в кафедральную копилку подготовленных работ.
Профессор велел мне выучить нужный раздел иммунологии по двум учебникам. Я учила с наслаждением, вспоминая, как ещё совсем недавно я глупо убивала время на коммунальной кухне в ожидании моего неверного любовника. За пару дней я выучила все институтские учебники по иммунологии назубок. Экзамен прошёл на отлично. Зачисление состоялось приказом по институту через два дня. Отныне я была ещё врачом, но уже и аспиранткой, правда об этом в поликлинике ещё никто не знал.
Я проследила взглядом, куда упал бумажный комок, подошла к приставленному к столу главврача боковому столику. Именно сидя за ним, я два года назад писала заявление о приёме на работу. Я села и вытащила новый чистый лист из небольшой стопки бумаги, лежащей на столе.
– …Прошу освободить меня от занимаемой должности… – писала я, вслух диктуя сама себе. Я вела атаку на главного врача, но вместе с тем и боялась сделать какую-нибудь нелепую ошибку и вызвать этим новых взрыв насмешек.
–Чего расселась? – рявкнул на меня главный. – Иди, работай! Ты что, не знаешь, что ты – молодой специалист? По закону, молодых специалистов запрещено отпускать куда-либо, пока не отработают три года. Три! – Он победно произнёс эту цифру и ещё дополнительно показал мне три пальца – указательный, средний и безымянный. Пальцы у него были розовые, гладкие. Такие пальцы бывают у хирургов. Интересно, всё-таки, работал ли когда-нибудь главный врач врачом? И по какой специальности?
–Ты отработала только два! Шагай отсюда!
Можно подумать, что я пошла бы к нему в кабинет, если бы досконально не изучила «Положение о молодых специалистах». Я с видимым спокойствием дописывала заявление.
–«… врача-отоларинголога поликлиники номер два в связи с поступлением в очную аспирантуру.» -Я размашисто подписалась и поставила число. Подняла голову и протянула бумагу. В батарее под окном, будто в мою поддержку, что-то громко забурлило.
–Без вашей подписи я никуда отсюда не уйду.
Главный врач встал, пошел к батарее, осторожно потрогал её. -Трубы продувают, – сказал он вдруг вполне спокойно. Он походил по кабинету, размышляя. Почему я так нахально себя веду? Не означает ли это, что за мной кто-то стоит? И этого кого-то, может быть, следует опасаться?
Он вернулся к столу и как бы нехотя взял в руки моё заявление. Снова сел, но не на стул рядом, и не на край стола, что сообщало бы нашей беседе некую непринуждённость, а опять прочно, на своё кресло.
–Слушай, а чего это тебя берут в аспирантуру-то? – вдруг спросил он меня напрямик, чуть наклонив голову и искоса буравя взглядом. – Вроде в аспирантуру поступить – дело непростое?
Он недоумевал. Если я – «блатная», почему ему никто и ниоткуда не звонил? Если я просто нахалка, то что даёт мне уверенность так нахальничать? Может быть, его самого кто-то проверяет?
–Как же я тебя могу отпустить? Где я сейчас найду специалиста? Меня за это по головке не погладят. – уже почти миролюбиво сказал он.
–Ещё не поздно подать новую заявку в облздравотдел, как это было сделано, когда я окончила институт, -сказала я. Что-то подсказывало мне, что победа будет на моей стороне. – Вам пришлют молодого врача, из выпускников. И, между прочим, ему будет гораздо легче работать, чем мне. Авгиевы конюшни я уже вывезла за два года. А что касается моей отработки… – я достала из сумки тоненькую книжечку «Положения о молодых специалистах».