Следующим героем беседы Раневской и Цветаевой на феодосийской набережной стал, разумеется, Максимилиан Александрович Волошин, которому поэтесса, по ее словам, была обязана «первым самосознанием себя как поэта».
Из воспоминаний Марины Ивановны: «Впервые Макс Волошин предстал передо мной в дверях зала нашего московского дома в Трёхпрудном. Звонок. Открываю. На пороге цилиндр. Из-под цилиндра безмерное лицо в оправе вьющейся недлинной бороды. Вкрадчивый голос: «Можно мне видеть Марину Цветаеву?» – «Я». – «А я – Макс Волошин. К Вам можно?».
Конечно можно!
И это уже потом Максимилиан безнадежно влюбится в Марину и посвятит ей стихотворение «К Вам душа так радостно влекома».
В Феодосии Фаину Волошину представила Цветаева. И Макс тут же предложил своей новой знакомой почитать стихи Эмиля Верхарна на поэтическом вечере, посвященном его памяти.
На французском языке, разумеется.
Вот и пригодилось знание языка, который в свое время в безнадежной тоске Фанни Фельдман зубрила в Таганроге.
Не гримасы ли судьбы все это?
Вполне возможно, что и они!
Марина Цветаева с дочерью Ариадной. Прага, ок. 1924 г.
Максимилиан Александрович, сам прекрасно владея французским языком, высоко оценил дикцию Раневской, ее произношение – prononciation, да и актерская профессия давала о себе знать. Ему было важно, чтобы все услышали не только его переводы Верхарна («Мои переводы отнюдь не документ: это мой Верхарн, переведенный на мой язык. Я давал только того Верхарна, которого люблю… Приняв произведения в свою душу, снова родить его: иным творческий перевод не может быть»), но и прочувствовали звучание текста на языке автора.
Например, знаменитое стихотворение «Свиньи» – «Les porcs»:
Стада больших свиней – и самки, и самцы —
Угрюмым хрюканьем переполняли поле;
Толпились на дворе и бегали по воле,
Тряся молочные, отвислые сосцы.
И близ помойных ям, лучами озаренных,
В навозной жижице барахтались, толпясь;
Мочились, хвост завив, уставив ноги в грязь,
И лоснился узор щетин их очервлённых!
Но подходил ноябрь. Их убивали. Ах,
Какой был славный жир в их грузных животах!
Из их больших задов само сочилось сало.
И шкуру их скребли, потом палили их,
И пламя тех костров, посмертных, гробовых,
Всему селению веселье возвещало.
Накануне 1917 года это сочинение Эмиля Верхарна виделось пророческим. По-французски оно звучало куда более жестко и ритмично, чем по-русски. Заложив руки за спину, Раневская лишь своей нарочитой, даже вычурной артикуляцией подчеркивала отношение к содержанию текста. Она держалась строго и надменно, совершенно инстинктивно копируя манеру чтения своих стихов Владимиром Маяковским.
Волошин был потрясен.
Зрители приветствовали актрису бурными рукоплесканиями.
Однако никаких новых предложений по работе в Феодосии в конце 1916 года Раневской не поступило, и в поисках заработка она была вынуждена перебраться сначала в Кисловодск, а затем в Ростов-на-Дону.
Получалось так, что все теперь следовало начинать заново – ходить по театрам и антрепризам, опять записаться на актерскую биржу и предлагать себя снова и снова.
В начале 1918 года известная актриса и театральный педагог Павла Леонтьевна Вульф привезла в Ростов-на-Дону постановку «Дворянского гнезда», которую еще в 1911 году в Таганроге видела юная в ту пору Фанни Фельдман.
После просмотра спектакля домой Фаина вернулась в совершенно невменяемом состоянии, потому что вновь увидела тот настоящий, истинный театр, о котором мечтала, которым грезила и без которого не могла жить.
Проведя в сомнениях бессонную ночь, на следующий день она отправилась в гости к Вульф, разумеется, безо всякого приглашения.
Павла Леонтьевна Вульф
По свидетельству очевидцев, Павла Леонтьевна себя плохо чувствовала и никого не принимала. Однако настойчивой посетительнице удалось прорваться в апартаменты актрисы. Прямо с порога Фаина стала умолять Павлу Леонтьевну взять ее в труппу. От такого напора Вульф опешила и предложила худощавой рыжей девице пьесу со словами: «Выберите любую роль и через неделю мне покажете».
Раневская выбрала роль итальянской актрисы и через неделю вновь пришла к Павле Леонтьевне.
Спустя годы Фаина Георгиевна вспоминала: «Со страхом сыграла ей монолог из роли, стараясь копировать Андрееву. Прослушав меня и видя мое волнение, Павла Леонтьевна сказала: «Мне думается, вы способная, я буду с вами заниматься». Она работала со мною над этой ролью и устроила меня в театр, где я дебютировала в этой роли. С тех пор я стала ее ученицей».
Ф.Г. Раневская в роли миссис Сэвидж, «Странная миссис Сэвидж». Москва, Государственный академический театр имени Моссовета. 1966 г. Фотография публикуется с разрешения Государственного центрального театрального музея имени А.А. Бахрушина
Более того, известная актриса взяла Раневскую к себе в семью (вместе они проживут тридцать лет). Пожалуй, именно это обстоятельство позволило Фаине пережить первые годы советской власти в Крыму и на юге России – не умереть с голоду и не сгинуть в погромном вихре Гражданской войны.
О том времени она говорила: «В Крыму в те годы был ад. Шла в театр, стараясь не наступить на умерших от голода. Жили в монастырской келье, сам монастырь опустел, вымер – от тифа, от голода, от холеры. Сейчас нет в живых никого, с кем тогда в Крыму мучились голодом, холодом, при коптилке… Играли в Севастополе, зимой театр не отапливался, по дороге в театр на улице опухшие, умирающие, умершие… зловоние… Иду в театр, держусь за стены домов, ноги ватные, мучает голод. В театре митинг, выступает Землячка; видела, как бежали белые, почему-то на возах и пролетках торчали среди тюков граммофон, трубы, женщины кричали, дети кричали, мальчики-юнкера пели: «Ой, ой, ой, мальчики, ой, ой, ой, бедные, погибло все и навсегда!» Прохожие плакали. Потом опять были красные и опять белые. Покамест не был взят Перекоп… Боже, какое это было страшное и неповторимо красивое время. Красные приближались, по ночам в городе слышалась стрельба, а мы в полупустом театре играли какие-то нелепые водевили. И был свирепый голод… Моя подружка на сцене упала в голодный обморок… Однажды за кулисы к нам пришел грозный усатый комиссар. Он поблагодарил нас за работу для красноармейцев и вдруг спросил, не можем ли мы сыграть для них что-нибудь из классики? Через несколько дней мы сыграли чеховскую «Чайку». Нетрудно представить, что это был за спектакль по качеству исполнения, но я такого тихого зала до того не знала, а после окончания зал кричал «ура». После к нам за кулисы снова пришел комиссар, он объявил: «Товарищи артисты, наш комдив в знак благодарности вам и с призывом продолжать ваше святое дело приказал выдать вам красноармейский паек».
Спасительным в этой фантастической и в то же время драматической истории являлось то, что Раневской было, куда идти – в театр. Преодолевать все невзгоды и кошмары революционной смуты ей помогала именно самозабвенная работа, ради которой она была готова на все.
Сначала в составе Театра актера она выступала в Евпатории, а затем вместе с Вульф перебралась в Симферополь, где была зачислена в штат труппы и уже в звании штатной актрисы стала выходить на сцену Первого советского театра (официальное название) в Крыму. Здесь Раневская была занята в «Вишневом саде» и «Трех сестрах», «Чайке» и «Дяде Ване», «Иванове» и «Последней жертве», «На дне» и «Ревизоре», «Женитьбе» и «На всякого мудреца довольно простоты».
Это были явления апокалиптического порядка – кругом рушился мир, гибли люди, уходила в небытие многовековая история, и в то же время обретала реальные очертания мечта одного отдельно взятого человека (не благодаря, но вопреки), восходящего на свой Митридат, а свершавшиеся события, невзирая на их абсолютно дикий характер, вселяли надежду на то, что «музыка революции» – это не только рев обезумевшей толпы и грохот пулеметных очередей.
Фаина Раневская: «Не подумайте, что я тогда исповедовала революционные убеждения. Боже упаси. Просто я была из тех восторженных девиц, которые на вечерах с побледневшими лицами декламировали горьковского «Буревестника», и любила повторять слова нашего земляка Чехова, что наступит время, когда придет иная жизнь, красивая, и люди в ней тоже будут красивыми. И тогда мы думали, что эта красивая жизнь наступит уже завтра».
Было, пожалуй, в этих словах Фанни Фельдман что-то некрасовское:
Эх! эх! Придет ли времечко,
Когда (приди, желанное!..)
Дадут понять крестьянину,
Что розь портрет портретику,
Что книга книге розь?
Когда мужик не Блюхера
И не милорда глупого —
Белинского и Гоголя
С базара понесет?
Впрочем, все это происходило на ее глазах, времечко пришло, и красноармейцы, вчерашние полуграмотные крестьяне и мастеровые, затаив дыхание, смотрели «Чайку» Антона Павловича Чехова, которая еще совсем недавно предполагалась к просмотру их господами.
Раневская Ф.Г. в роли Москалевой. «Дядюшкин сон». Москва, Государственный академический театр имени Моссовета. 1965 г. Фотография публикуется разрешения Государственного центрального театрального музея имени А.А. Бахрушина
О «фэномэнальном везении» Фанни Фельдман на этих страницах уже шла речь. Теперь, думается, уместно поговорить о ее вере в себя, которую Горький и называл талантом. Фаина Георгиевна, разумеется, мысленно спорила с «буревестником пролетарской революции», утверждая, что талант – «это неуверенность в себе и мучительное недовольство собой и своими недостатками, чего никогда не встретишь у посредственности». И «да», и «нет», потому что вера в себя абсолютно не исключает недовольства собой, знания своих недостатков и желания их преодолеть. Может быть, именно по этой причине Раневской был так необходим старший наставник – мудрый и опытный (Екатерина Васильевна Гельцер, Павла Леонтьевна Вульф, София Яковлевна Парнок с ее «родительским наказом»), который бы помогал провинциальной девочке не растерять веру в себя, не растратить свой талант по мелочам. Недополученная в детстве любовь с годами трансформировалась у Фаины Георгиевны в желание быть опекаемой, в жажду заботы о себе, что позволяло бы ей быть слабой и беззащитной. Но в то же время дефицит внимания и любви в годы юности стал причиной демонстративной ее самостоятельности, желания выделяться в толпе (абсолютно актерское качество), а также показного ироничного высокомерия (отсюда – старательно создаваемый актрисой собственный брутальный образ со всеми ее знаменитыми шутками и анекдотами).