Фаина Раневская — страница 10 из 11

Это происходит оттого, что человека, пользующегося известностью, считают счастливым, удовлетворенным, а в действительности все наоборот».

«Народные артистки на дороге не валяются!»

Однажды Фаина Георгиевна поскользнулась на улице и упала. «Идет мимо молодой человек, – вспоминала она. – Ну, я и кричу ему: "Помогите, пожалуйста, встать! Народные артистки на дороге не валяются!"»

А всегда ли это осознавали режиссеры и постановщики? Уже названо много причин того, почему при всем своем таланте Раневская не получала ролей, играла в эпизодах, не раскрыла, видимо, и трети потенциала, отпущенного ей природой.

Да, сложный характер, нежелание подчиняться авторитетам и инструкциям, стихийность, даже «чрезмерная яркость», которую, как мы выяснили, тоже ставили ей в вину… Не будем забывать и о том, в какое время жила Фаина Георгиевна: десятилетия тотального контроля, идеологизации искусства, цензуры, вмешательства партии во все – в том числе и в постановочный процесс. Вполне естественно, что большинство режиссеров предпочитали иметь дело с актерами «удобными», покладистыми, не склонными к конфликтам и выяснению отношений.

И, конечно же, многое в сфере кино и театра зависело (да и сейчас часто зависит) от мелочей, которые оказывали решающее значение: личные симпатии и антипатии, «производственная необходимость», даже особенности внешности, к которым можно было придраться.

Что можно сказать «о несыгранном» Фаиной Георгиевной?


«Птицы ругаются, как актрисы из-за ролей. Я видела, как воробушек явно говорил колкости другому, крохотному и немощному, и в результате ткнул его клювом в голову. Все, как у людей!» (Ф. Раневская)


Во время Великой Отечественной войны Сергей Эйзенштейн работал над своей картиной «Иван Грозный». Задача была предельно ответственная – не только из-за неоднозначности персонажа и сложностей с историческим материалом, но и потому, что это был по большому счету заказ самого Сталина, симпатизировавшего первому русскому царю. В образе Грозного вождь видел олицетворение жесткой власти, столь, по его мнению, необходимой.

Режиссер с энтузиазмом взялся за работу… Забегая вперед, скажем, что и по сей день «Иван Грозный» относится к шедеврам мирового киноискусства. Но предыстория фильма изобиловала проблемами и конфликтами, а для Раневской «Иван» в итоге стал страшным разочарованием. Дело в том, что первоначально Эйзенштейн планировал пригласить Фаину Георгиевну на роль тетки Ивана Грозного – Ефросиньи Старицкой. Актриса была в восторге: сыграть женщину сильную, смелую, своенравную, не боящуюся идти наперекор судьбе и врагам, – что может быть лучше?

После очередного спектакля к Раневской подбежал какой-то восторженный мужчина, долго рассыпался в комплиментах таланту актрисы, а потом неожиданно спросил:

– Простите за нескромный вопрос, а сколько вам лет?

– В субботу будет сто пятнадцать.

Тот поверил и изумился:

– Надо же! В такие годы и так играете!

Сохранились ее фотопробы в костюме и гриме Ефросиньи: фанатичные запавшие глаза, худое лицо, обрамленное туго завязанным платком… Но любой связанный с фильмом (пусть и будущим) материал нужно было отправлять на утверждение. В большинстве случаев судьбу всего, что было связано с «Иваном Грозным», решали председатель Комитета по делам кинематографии Иван Большаков, ну и, конечно, сам Иосиф Виссарионович.

Особое внимание к деятельности Эйзенштейна объяснялось также тем, что режиссер считался неблагонадежным: признавая его талант и заслуги, партийные деятели не могли простить Сергею Михайловичу его вольнодумство. За несколько лет до «Грозного» он работал над фильмом «Бежин луг», в котором рассматривал проблему коллективизации. Неоднозначное отношение режиссера к этому процессу привело к тому, что фильм было решено закрыть. И хотя Эйзенштейн после этого создал патриотического «Александра Невского», все, что он отныне снимал, рассматривалось буквально под увеличительным стеклом. В общем, отношение было довольно предвзятым…


«Мой нос испортил мне личную жизнь и карьеру» (Ф. Раневская)


Итак, когда пробы Раневской были отправлены на утверждение, ответ от Большакова пришел быстро: он писал, что Фаину Георгиевну привлекать к съемкам нежелательно, так как она, мол, обладает ярко выраженной семитской внешностью, что для русской княгини XVI века недопустимо! Эйзенштейн упорствует – будучи замечательным режиссером, он отдавал себе отчет, каким шедевром может стать роль Ефросиньи в исполнении Раневской.

Начальство выдвигает новые аргументы: актриса совсем недавно снималась в легкомысленном «Подкидыше», и теперь зрители будут в фильме об Иване Грозном видеть не Ефросинью Старицкую, а Лялю с ее «Муля, не нервируй меня!». Аргумент, прямо скажем, неубедительный – после «Подкидыша» Раневская успела сыграть несколько значимых и отнюдь не комедийных ролей – взять хотя бы мадам Скороход из «Мечты».

В итоге Эйзенштейна поставили перед фактом – либо он заменяет исполнительницу роли Ефросиньи, либо фильм не состоится вообще. А может быть, будут и более серьезные последствия…

Что же стало истинной причиной нежелания чиновников видеть Раневскую в «Иване Грозном»? «Семитская внешность» – довод, не выдерживающий критики. Ведь в итоге Фаину Георгиевну заменили на Серафиму Бирман, которая не только напоминала ее внешне, но и совпадала по пресловутому «пятому пункту». Правда, по документам Бирман числилась молдаванкой. То, что Ефросинью могла затмить другая роль Раневской – Ляля, – тоже сомнительно. Скорее всего, причина в том, что руководители разных уровней опасались альянса «Эйзенштейн – Раневская» и хотели напомнить строптивому режиссеру и острой на язык актрисе, кто в доме хозяин.

Отвод от роли стал для Фаины Георгиевны серьезным ударом, она очень обиделась на Эйзенштейна, но, видимо, поняв впоследствии, что его вины в произошедшем нет, сменила гнев на милость и отзывалась о нем неизменно тепло.


«Люди сами себе устраивают проблемы – никто не заставляет их выбирать скучные профессии, жениться не на тех людях или покупать неудобные туфли» (Ф. Раневская)


Да, казалось бы, Раневской грех жаловаться – за свою долгую жизнь она работала со множеством знаменитых режиссеров, снималась в кино, трудилась в театре… Но все же при взгляде на ее послужной список не покидает ощущение того, что для актрисы такого масштаба он слишком куцый – причем не по ее вине. Как могла бы Фаина Георгиевна сыграть в пьесах Шекспира, Мольера, Брехта! Как могла бы она оживить многие фильмы, оставшиеся незамеченными только потому, что у их создателей не было вот такой Раневской – королевы второго плана, способной одним своим присутствием спасти и слабый сценарий, и невразумительную режиссуру! Фаина Георгиевна подолгу оставалась без работы, годами выходила на сцену в одной и той же роли – потому что ничего другого попросту не предлагали. Не так уж далеки от истины те, кто говорит, что профессия актера – одна из самых зависимых в мире…

«Если бы я, уступая просьбам, стала писать о себе, это была бы жалобная книга»

(Ф. Г. Раневская)

В биографиях Фаины Георгиевны встречается такой эпизод. Она беседует с главным режиссером театра (в большинстве случаев называют имя Завадского) и спрашивает у него, когда же, наконец, ей доверят сыграть что-нибудь значимое. Тот предлагает Раневской исполнить в новом спектакле «небольшую, но изящную» роль старой актрисы.

– Нет, – говорит она.

– Но почему? – негодует режиссер.

– А потому, – отвечает Фаина Георгиевна. – Представьте, что перед вами – умирающий от голода человек. А вы предлагаете ему конфеты-монпансье. Понятна… мысль моя неглубокая?


«Театр – это кладбище моих несыгранных ролей» (Ф. Раневская)

«Я еще помню порядочных людей… Какая я старая!»

В 1976 и 1981 годах театральный и кинематографический мир Советского Союза отмечал два юбилея: восьмидесяти- и восьмидесятипятилетие Фаины Георгиевны Раневской. В газетах появлялись хвалебные статьи, о ней упоминали на радио и в телепередачах. Как относилась к этому сама актриса? Славословий в свой адрес она не любила, к тому же любое из пышных поздравлений она с удовольствием обменяла бы на возможность сыграть что-нибудь интересное.

Но, помимо нежелания кинодеятелей видеть Раневскую в главных ролях, на первый план выходила еще одна грустная, но объективная причина – возраст. Фаине Георгиевне становилось трудно ходить, у нее «шалило» сердце… «Стареть скучно, но это единственный способ жить долго», – говорила она. Но ее юмор, язвительность и живой ум оставались прежними. Покидая больницу после очередного лечения, она бодро заявила: «Если больной очень хочет жить, врачи бессильны!»

Месяцами она жила только в компании любимого пса Мальчика и книг… Иногда выбиралась во двор и просила кого-нибудь из именитых соседей: «Пожалуйста, проволоките старуху по двору метров пять-шесть – охота воздухом подышать». Собственный возраст ее не пугал, угнетало скорее обесценивание актерской профессии, общее, как она считала, падение культуры. «Я еще помню порядочных людей… Какая я старая!» – вырвалось у нее однажды.

Телевизор, с которым Раневская долгое время не могла «наладить отношения», становился для нее окном в мир. Благодаря телепередачам она заметила многих из тех, кому суждено было стать звездами следующего актерского поколения – Марину Неёлову, Маргариту Терехову, Инну Чурикову, Ию Саввину. Фаина Георгиевна всегда по-детски радовалась, когда видела в ком-то талант, способность не просто «ходить по сцене», а жить на ней – как всегда делала она сама и чего требовала от своих сценических партнеров. Она оказывала покровительство молодым актерам, давала им советы и рекомендации…

Интересная деталь. Как известно, Раневская могла очень нелицеприятно – в глаза и при всех – отозваться о ком-либо из своих коллег. Но если он (или она) находили в себе смелость ответить «Старухе», причем достаточно дерзко, то Фаина Георгиевна не только не обижалась на нахала, а начинала явно ему симпатизировать. Правда, лишь в том случае, если противник был талантлив и ярок как актер. Наглых бездарей она не терпела и была к ним беспощадна всегда.