опадья, которую играла Раневская, появлялась на экране всего на несколько минут, но запоминалась надолго. Хищное выражение лица, быстрый взгляд исподлобья, руки, жадно хватающие подношения… Рассказывали, что режиссер предложил актрисе «поговорить» с канарейками и поросятами, которые, согласно сценарию, вольготно располагались прямо в хате попадьи. И когда «беседа» началась, включил камеру. Так что все эти «рыбы мои родные» и «золотые мои» по отношению к домашней живности – исключительно придумка и заслуга Раневской.
Спектакли и кинофильмы с ее участием растаскивались на цитаты. Конечно же, в этом отношении сразу приходит на ум фильм 1939 года «Подкидыш» – о потерявшейся в Москве девочке, в судьбе которой принимают участие самые разные люди.
Фаина Георгиевна и здесь появилась в общей сложности на несколько минут – в образе карикатурной дамы с детским то ли именем, то ли семейным прозвищем "Ляля". Этот персонаж немедленно принимается решать участь заблудившейся пятилетней Наташки, несмотря на робкие протесты супруга-подкаблучника Мули. Импозантная Ляля заявляет, что удочерит девочку и немедленно заберет ее на дачу, пресекая все разумные доводы мужа грозным «Муля, не нервируй меня!». Фраза немедленно ушла в народ… и используется по сей день, несмотря на то, что многие уже и не помнят, откуда она, собственно, взялась.
«Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на диеты, жадных мужчин и плохое настроение»
А в фильме образ Ляли неожиданно претерпевал резкие изменения: потеряв в толпе неугомонную Наташку, она так предавалась горю, что становилась уже не смешной и нелепой, а трагически-трогательной… В этом еще одна особенность творчества Раневской: несколькими штрихами, подчас даже без слов, «дорисовать» своему персонажу биографию, заставить зрителя додумать его судьбу.
«Отпускайте идиотов и клоунов из своей жизни. Цирк должен гастролировать» (Ф. Раневская)
А сколько раз женщины разных возрастов, смотрясь в зеркало, иронически произносили: «Я никогда не была красива, но всегда была чертовски мила!» – эту фразу тоже подарила нам Раневская. Роль жены инспектора гимназии в фильме по чеховскому «Человеку в футляре» – изначально бессловесная и незаметная – была в буквальном смысле расцвечена Фаиной Георгиевной. Кстати, «дописывать» чеховские тексты она будет неоднократно. Но это всегда было настолько органично и смешно, что, думается, Антон Павлович не обиделся бы…
…Мир между тем менялся. Началась Вторая мировая война. И в 1939 году режиссер Михаил Ромм начинает работу над фильмом, посвященным тяжелой и неоднозначной теме – присоединению Западной Украины и Западной Белоруссии, входивших до того в состав Польши, к Советскому Союзу. Конечно, по мнению советских партийных и кинодеятелей, лента должна была превратиться в бравурный гимн «историческому воссоединению», разоблачить ничтожество «панов» и в очередной раз указать путь к светлому будущему. Но Ромм создал фильм, сюжет которого заставлял задуматься: стоят ли политические дивиденды поломанных человеческих судеб? Что дороже и ближе нам – кровные узы или идеология? Что ждет человека, отказавшегося от своей совести и чести в обмен на материальную выгоду?
«Оптимизм – это недостаток информации» (Ф. Раневская)
Раневская в этом фильме играет владелицу пансиона, мадам Розу Скороход – и роль ее, как всегда, неоднозначна: любовь к недотепе-сыну смешивается с презрением к нему – трусоватому, непрактичному, лживому. Цинизм мадам Розы (чего стоит хотя бы эпизод, в котором она помогает одной из постоялиц сочинять брачное объявление) сочетается с ее грубовато-покровительственным отношением к жильцам – порой кажется, что она относится к ним как к неразумным детям, нуждающимся в руководстве…
«Мечта» стала известна не только в СССР, но и за рубежом. Франклин Рузвельт назвал картину «одним из самых великих фильмов». Должное таланту режиссера и актеров (в первую очередь, конечно же, Раневской) отдали Чарли Чаплин, Теодор Драйзер, Мэри Пикфорд.
Работа над «Мечтой» была полностью завершена 22 июня 1941 года…
Во время Великой Отечественной войны Раневская оказалась в эвакуации в Ташкенте. Там укрепилась ее дружба с Анной Андреевной Ахматовой. Они были знакомы давно – если верить воспоминаниям Фаины Георгиевны, она еще в юности однажды отправилась из Таганрога в Петербург, чтобы выразить свое восхищение стихами «русской Сафо». «Открыла мне сама Анна Андреевна. Я, кажется, сказала: “Вы – мой поэт”, извинилась за нахальство. Она пригласила меня в комнаты. Дарила меня дружбой до конца своих дней».
Их роднило многое. Одиночество, неустроенность в быту, преклонение перед искусством. В записных книжках Фаины Георгиевны много тонких и ярких упоминаний об Ахматовой. Но впоследствии, когда ей предложили написать воспоминания о поэтессе, отказалась наотрез. Почему? «Потому, – ответствовала Фаина Георгиевна, – что очень люблю ее».
«Кто бы знал мое одиночество? Будь он проклят, этот самый талант, сделавший меня несчастной» (Ф. Раневская)
Кстати, именно слово «одиночество» чаще всего всплывает в биографиях Раневской. О своем одиночестве пишет и она сама («как много любви, а в аптеку сходить некому!»), и многочисленные биографы. Она никогда не была замужем и не имела детей. В последние годы вокруг этой темы было множество разных инсинуаций, но, думается, причина скорее в образе мышления Фаины Георгиевны, нежели в личных пристрастиях. Театр для нее был всем, она была актрисой до мозга костей, и на этих «вечных подмостках» просто не было места ни для чего другого – и ни для кого. Хотя эгоисткой ее не назовешь – о неизбывной готовности Раневской принимать участие в судьбе друзей, помогать финансово и морально вспоминают десятки знавших ее.
Может, одна из причин одиночества – характер? Резкий, прямой, неуживчивый? Но ведь многие пишут о том, что Фаина Георгиевна такой была далеко не всегда. Она легко находила общий язык с детьми, очень любила своих родных и близких. Сама она называла одиночество «спутником славы» – может быть, таким причудливым и не очень справедливым образом осуществился «закон мирового равновесия»? Если он существует, конечно.
Согласно легенде, когда Раневскую спросили о «второй половинке», она с присущей ей прямотой ответила: «Вторая половинка может быть у мозга, у таблетки и у задницы. А я изначально целая».
«Вы знаете, что такое сниматься в кино? Представьте, что вы моетесь в бане, а туда приводят экскурсию»
«Я жила со многими театрами…»
«Кинематографический расцвет» в биографии Фаины Георгиевны, наступивший перед войной, можно отнести к категории «не было бы счастья, да несчастье помогло». В 1939 году она намеревалась уйти из Театра Красной Армии в Московский Малый театр – т уда ее пригласили, впечатлившись ролями актрисы в «Вассе Железновой» Горького, «Последней жертве» Островского, «Беззащитном существе» Чехова. Кстати, незадолго до этого – в 1937 году – государство отметило ее актерские достижения званием «Заслуженная артистка РСФСР».
«Чтобы получить признание – надо, даже необходимо, умереть» (Ф. Раневская)
Руководство Малого собиралось даже обновить репертуар – специально «под Раневскую». Но все пошло не совсем так, как предполагалось. В Театре Красной Армии актрисе строго указали на то, что советское руководство ведет активную борьбу с «летунами». В то время частая смена места работы вызывала подозрения: советский работник (независимо от того, где он трудится – в шахте, в театре или в заводской столовой) должен быть предан не только своему делу, но и предприятию!
Что же касается Малого театра, то ситуация в нем описывается по-разному. Кто-то утверждает, что его начальство испугалось возможных последствий и отозвало свое предложение Раневской о совместной работе. Кто-то пишет, что вовсе не руководство, а труппа Малого театра коллективно заявила о нежелании видеть Фаину Георгиевну в своих рядах. Сама она тоже утверждала, что именно «зубры» Малого театра были категорически против ее появления.
«Успех – единственный непростительный грех по отношению к своему ближнему» (Ф. Раневская)
Так или иначе, из Театра Красной Армии она ушла (видимо, посчитав ниже своего достоинства оправдываться и менять решения), а устроиться в любой другой театральный коллектив стало проблематично: чиновники от искусства боялись давать приют актрисе, пропесоченной в прессе (да-да, решение Раневской сменить место работы было раскритиковано даже на страницах «Советского искусства»!).
Именно тогда она на несколько лет полностью «ушла» в кино, и, возможно, именно благодаря неопределенности в ее взаимоотношениях с московскими театрами появились на свет такие шедевры, как «Подкидыш», «Человек в футляре», «Мечта»… Со студией «Мосфильм» она и отправилась после начала войны в ташкентскую эвакуацию.
В 1943 году артисты вернулись в Москву, и Фаина Георгиевна начала работать в Театре драмы (ныне это Московский академический театр имени Владимира Маяковского) под руководством Николая Павловича Охлопкова. Здесь Раневская задержалась на шесть лет, параллельно продолжая довольно активно сниматься в кино, но, увы, по-прежнему в ролях второго плана. Скажем сразу: на этом ее «путешествия по театрам» не закончатся, впоследствии Фаина Георгиевна перейдет в Театр имени Моссовета, оттуда – в Московский драматический театр имени Пушкина, затем вернется к «моссоветовц а м»… Только ли сложный характер и нежелание загонять себя в рамки заставляли ее переходить из одной труппы в другую?
В 1979 году, в возрасте восьмидесяти трех лет, Раневская дала единственное интервью театральному критику Наталье Анатольевне Крымовой. Посмотрите эту запись, в которой собственно беседа перемежается фрагментами записей ролей Фаины Георгиевны. Кажется, что в предельно сжатом виде перед нами предстает и творческое кредо актрисы («не признаю слова “играть”!»), и весь ее путь в искусстве, и остроумные афоризмы, которые потом уходили в народ и превращались в анекдоты.