Партнеры по сцене едва не возненавидели Раневскую – зрители смотрели «Шторм» только ради нее, ходили в театр «на Маньку». Театральные байки гласят, что во время спектакля билетерши и прочий персонал Театра имени Моссовета разбегались по зрительному залу, сообщая всем желающим, сколько минут осталось до выхода Фаины Георгиевны. А после феерической сцены со спекулянткой значительная часть зрителей просто уходила – больше в «Шторме» смотреть было не на что.
Финал этой истории довольно печален и не очень красив. Завадский, видя, что, кроме Маньки, спектакль не может ничем впечатлить театралов, сначала пытался ввести в него дополнительные сцены, увеличить число действующих лиц… Не помогало. И тогда состоялась беседа Юрия Александровича и Раневской. Руководитель театра сообщил актрисе: сцена со спекулянткой будет «вырезана» из «Шторма». Фаина Георгиевна, естественно, поинтересовалась – почему? И услышала, что этот эпизод воспринимается как инородный фрагмент, как самостоятельная постановка, а сама она играет роль слишком ярко и смещает акценты спектакля в противовес авторскому и режиссерскому замыслу. Поэтому – изъять!
Раневская сначала пыталась найти хоть какую-то логику в этих абсурдных обвинениях, но – не получилось. И тогда она задала вопрос:
– Так что же, для пользы дела мне нужно играть роль значительно хуже?
«Шторм» на этом закончился: без Маньки он просуществовал недолго и в итоге был снят с репертуара. «Что великого сделал Завадский в искусстве?» – вопрошала к друзьям Раневска я. И отвечала: «Ну, разве что выгнал меня из "Шторма"».
«Ему суждено умереть от расширения фантазии» (Ф. Раневская о режиссере Ю. Завадском)
Нельзя не сказать несколько слов и о «мультяшных» ролях Фаины Георгиевны. Ее голосом говорит Домомучительница – фрекен Бок – в отечественном мультфильме "Карлсон вернулся". Кстати, и во внешнем облике этой своеобразной няни довольно много общего с самой Раневской! Именно таков был замысел художников: там, где это было возможно, создатели мультфильма придавали рисованным персонажам черты, которые сблизили бы их с теми, кто возьмется их озвучивать.
Говорят, что поначалу Фаина Георгиевна была крайне недовольна своим мультипликационным воплощением. Несмотря на то, что актриса всегда отзывалась о собственной внешности с иронией, Домомучительница показалась ей слишком карикатурной и довольно страшной. Создатели мультфильма долго уговаривали Раневскую, убеждали, что фрекен Бок получится очень смешная и обязательно понравится детям. Она растаяла и согласилась. Можно ли сейчас представить Домомучительницу с каким-то другим голосом? Вряд ли… «По телевизору показывают жуликов. Ну чем я хуже?»
А в мультфильме 1943 года «Сказка о царе Салтане» голосом Фаины Георгиевны говорит… Кто? Ну конечно же, Бабариха!
Однажды поздней ночью Раневской позвонил ее давний друг режиссер Сергей Эйзенштейн и сообщил: он лично слышал, как Сталин в неофициальном разговоре положительно отозвался о ее работе. От волнения Фаина Георгиевна не могла уснуть. Тогда она взяла бутылку коньяка, разбудила дворника и вместе с ним отметила радостное событие.
«Мой иконостас»
Именно так Фаина Георгиевна называла свои награды. Было у них, правда, еще и более абсурдное определение – «похоронные принадлежности»… Ну, вот мы и добрались до интересного вопроса: был ли труд Фаины Георгиевны на ниве театрального искусства оценен власть имущими?
В 1947 году ей дали почетное звание «Народная артистка РСФСР». И в том же году она наконец получила свою собственную жилплощадь, которую ей пришлось «выбивать» больше двадцати лет: вплоть до начала 1948 года Фаина Георгиевна продолжала жить в семье когда-то приютившей ее Павлы Леонтьевны Вульф. Естественно, не могло быть речи о том, чтобы предъявлять права на дом в Таганроге, когда-то принадлежавший семье Фельдманов (между тем дом благополучно сохранился до наших дней). И до конца сороковых годов Раневская, уже обладательница ордена «Знак Почета» и медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», была, по сути, бездомной.
Впрочем, полученное жилье представляло собой просто комнату в коммуналке в одном из домов Старопименовского переулка: темную, сырую, мрачную. При попытке открыть окно рама упиралась в торец соседнего дома… «Это не комната, это колодец, – говорила гостям Фаина Георгиевна. – Я чувствую себя ведром, которое в этот колодец опустили».
«В своей комнате я живу, как Диоген: днем с огнем!» (Ф. Раневская).
Два года спустя она получает Сталинскую премию второй степени за роль в спектакле «Закон чести». А в 1951 году ее заслуги отметят сразу двумя «сталинками». Одну из них – снова второй степени – она получит за роль старушки Агриппины в спектакле «Рассвет над Москвой», а другую – третьей степени – за воплощение образа уже упоминавшейся фрау Вурст в кинофильме «У них есть Родина».
Конечно же, подобные премии вручались только за роли в идеологически правильных, одобренных высоким начальством спектаклях и фильмах. Большинство этих произведений не отличалось выдающимися художественными достоинствами… Возможно, именно потому Фаина Георгиевна относилась к своему «иконостасу» с иронией. Да и в целом для нее не были характерны ни тщеславие, ни желание гоняться за знаками отличия.
– Но позвольте, – скажете вы, – ведь та же Сталинская премия гарантировала более чем солидную единовременную выплату, да и оклад в театре или на съемочной площадке у лауреатов был повыше, чем у простых смертных! Откуда же эти постоянные упоминания о бедности Раневской, почему в ее «Заметках» часто встречаются записи наподобие «Опять сижу без гроша»?
«Главное – живой жизнью жить, а не по закоулкам памяти шарить» (Ф. Раневская)
Ответ простой: причина – все в той же непрактичности Раневской, в ее неумении обращаться с деньгами, в ее неспособности требовать назад деньги у тех, кто был ей должен. О полной бездарности Фаины Георгиевны в финансовых вопросах ходили легенды. Получив солидный гонорар, она могла его весь до копейки раздать первым встречным прямо в театре: «У вас, кажется, брюки на коленях протерлись? Вот, голубчик, возьмите, сшейте новые… Нет-нет, возьмите!»
Домработницам и подругам дарила украшения… У актрисы была возможность покупать продукты в спецмагазинах, но по иронии судьбы врачи выявили у нее диабет и категорически запретили острое, сладкое, соленое. В итоге икрой, балыками и импортным шоколадом баловались ее коллеги и знакомые. Голуби и воробьи, вечно сидевшие на подоконнике коммунальной комнаты Фаины Георгиевны, выглядели откормленными и довольными жизнью: с каждой зарплаты для них обязательно приобретался солидный запас пшена и хлеба. Вообще для нее была характерна горячая любовь к животным. «Читаю Джеральда Даррелла, – записала она однажды, – у меня его душа, а ум – курицы. Даррелл писатель изумительный, а его любовь к зверью делает его самым мне близким сегодня…»
«Поняла, в чем мое несчастье: скорее поэт, доморощенный философ, "бытовая" дура – не лажу с бытом! Деньги мешают и когда их нет, и когда они есть. Вещи покупаю, чтобы их дарить. Одежду ношу старую, всегда неудачную. Урод я»
В последние годы постоянным спутником Раневской был беспородный пес по имени Мальчик – как писали видевшие его, существо нелепое, глупое, сварливое, но безумно влюбленное в свою хозяйку. Актриса подобрала Мальчика зимой, в лютый холод – он умирал, почти вмерзший в застывшую лужу, покрытый болячками и облезлый. Ветеринары, когда Раневская принесла к ним этот полутруп, пришли в ужас. Но… пес остался жив.
«К счастью, мне очень мало надо!» (Ф. Раневская)
В начале 1950-х годов Фаина Георгиевна получила двухкомнатную квартиру на втором этаже высотки на Котельнической набережной – в элитном доме, заселенном партийными чинами, заслуженными работниками культуры, писателями, режиссерами. Для многих квартира в этом «дворце» оставалась недостижимой мечтой. Но, как выяснилось, внешняя грандиозность не гарантировала удобств и уюта: только что построенный дом окружали самые настоящие трущобы; на первом этаже располагался кинотеатр, и после каждого сеанса шумная толпа вываливалась прямо под окна Фаины Георгиевны; чуть далее находился магазин, и рано утром начиналась разгрузка товара – во дворе каждый звук усиливался в несколько раз. «Я живу прямо над хлебом и зрелищем», – шутила Раневская. Но главное неудобство – высотка находилась далеко от театра.
Потом она переедет еще раз – в Южинский (Большой Палашевский) переулок…
Ну а что же награды и премии? Фаина Георгиевна дважды награждалась орденом Трудового Красного Знамени, в 1961 году получила звание «Народная артистка Советского Союза», а в 1976 году – к восьмидесятилетию – ей вручили орден Ленина.
Но Раневская не была бы Раневской, если бы с ее орденами и медалями не произошло никаких водевильных историй. Рассказывают, что однажды у Фаины Георгиевны собрались гости и попросили ее продемонстрировать награды. Их артистка хранила в непритязательной коробке с надписью «Похоронные принадлежности». Но… коробка оказалась пуста! Неужели воры? Учитывая то, что квартира Раневской часто представляла собой форменный проходной двор, это никого не удивило. Гости, посокрушавшись вместе с хозяйкой, порекомендовали обратиться в милицию… Но, как выяснилось, ордена позаимствовала очередная домработница. Она очень хотела выйти замуж и, собираясь на свидание, украсила себя регалиями хозяйки, чтобы произвести на поклонника неизгладимое впечатление.
Возможно, прохладное отношение актрисы к собственным наградам объяснялось еще и тем, что для нее они были своего рода символом тех самых славы и известности, которые для Фаины Георгиевны являлись синонимом одиночества. «Я часто думаю о том, что люди… стремящиеся к славе, не понимают, что в так называемой "славе" гнездится то самое одиночество, которого не знает любая уборщица в театре.