ием, а уточняющим вопросом, но не мог сдержать раздражения.
Аруна опять рассмеялась.
— Раз уж мы заговорили о кастах и третьем мире — в моем родном городе юридически у всех каст равные права, но все знают про каждого, кто к какой касте принадлежит по рождению. Это плохо, но это не конец света, как представляется европейцам. Можно выработать правила, которые позволят жить с неравенством, пока не достигнуто равенство. А можно делать вид, что неравенства не существует. Кстати, вас не шокирует, что ожидаемая продолжительность жизни в цивилизованных странах почти вдвое больше, чем в Африке? Это не рушит мировую историю?
— И к какой касте принадлежите вы? — буркнул Сергей. Аруна не ответила.
— Зачем вы рассказали мне все это?
— Я подумала, что вам захочется узнать, — с невинной доброжелательностью ответила она. — Вы потратили столько сил… От местной Сети меня пока отрезали, но разговаривать со знакомыми не запретили.
Отключение принадлежало к числу самых жестких мер. Видимо, на лице Сергея отразилось сочувствие, потому что она добавила:
— Доступ к библиотекам мне оставили. К рабочим базам — пока нет, а читать разрешили.
— И что вы читаете?
— «Ригведу». — Она как будто смутилась. — Мы ее проходили в колледже. Я не любила древнюю литературу, у меня по гуманитарному блоку был средний балл. Думала, это скука, архаика — гимны забытым богам, сотворение мира из тела первочеловека, который почему-то был прежде всего мира… сплошные нелепости. «Когда Пурушу расчленили, на сколько частей разделили его?»
Протянув руку над столом, она провела указательным пальцем по экрану, выделив фрагмент, потом мизинцем стукнула на «перевод»:
— «Луна родилась из мысли, из глаз возникло солнце, из уст — Индра и Агни, из дыхания возник ветер. Из пупа возникло воздушное пространство, из головы развилось небо, из ног — земля, стороны света — из уха. Так они устроили миры…» — нас это заставляли учить наизусть! На языке оригинала звучит не так нелепо, даже поэтично. Теперь мне захотелось перечитать. Наша учительница была бы рада, она со мной намучилась.
— Аруна, вы не вернетесь на Землю?
— Не знаю.
В «Горной Луне» появилось вино с Земли. Белое, полусладкое, название и Сергей, и Зося видели впервые, но какая разница? Важно, что оно (с высокой долей вероятности) сделано из винограда. Снова был вечер, и граница между тускнеющим золотым и темнеющим лиловым стояла точно над их столиком.
— Жалко, что нарушителем оказалась девочка, — сказала Зося. — Я хотела, чтобы этот, ну, такой… — она очень похоже изобразила сладкую улыбку Эрвина, взмахом пальца обозначив эспаньолку.
— Чем он тебе не угодил?
— Ты еще спрашиваешь!..
— Не буду, не буду, пани. Он тоже свое получит.
— А, хорошо. Но девочку мне очень жаль. Что она сделала, ты не можешь рассказать?
— Не могу. Хотя… Слишком умная даже для Сэнгера.
— О, это серьезно. Всегда знала, что женщине слишком умной быть плохо, — Зося очаровательно приподняла брови. — Не знала, что за это сажают в тюрьму.
— Это как выйдет, шановная пани. Некоторые могут отвертеться. За тебя!
Прозвенело стекло, на веранде зажегся автоматический фонарь. Отступил в сумерки вид за парапетом — огоньки в окнах домов, живые кристаллы теплиц, механическое шевеление промышленной зоны, черная вертикальная черта Столбов.
— Ты грустный. Твой Картер недоволен?
— Он всегда недоволен, но именно сейчас — не мной. Это ты меня спасла.
— Вот еще, глупости! Тогда что же?
— Так, строчка привязалась, вертится в голове. «Луна родилась из мысли…»
— Из мысли? Странно, да. А дальше не помнишь?
— Не-а. — Он взял ее руку, другой рукой поднял бокал, отхлебнул вина, пахнущего виноградной шкуркой. Озноб понемногу проходил. Сидишь за столиком с девушкой, вокруг темнеет и пахнет цветами, и вы оба внутри стеклянной капли на каменной серой шкуре Луны. Как детский «секретик» с золотой фольгой, зарытый на пустыре.
— Знаешь, это все хорошо — все эти мономолекулярные полимеры, фотонакопители и гелий, — сказал он, старательно выговаривая длинные слова. — Но материал, из которого делается новый мир, — это человек. Другого подходящего материала в мироздании нет. Понимаешь?
— Понимаю, — с готовностью ответила Зося. — Ты больше не пьешь, или налить еще?
— Еще.
Дело об украденной трилогии
Все способы хищения информации, описанные в рассказе, являются вымышленными. Все совпадения случайны.
— Человечек с Луны упал с вышины… — Сергей Островски приподнялся на низком диване и метнул дротик в мишень, висящую на стене. Шестьдесят очков — моторные навыки окончательно вернулись, мышцы привыкли к земной силе тяжести. Стрелок под рукой больше не было, но вставать не хотелось. — Человечек с Луны… упал с вышины…
Играешь сам с собой в дартс (неизменно выигрывая), бормочешь детский стишок, и чтобы предпринять простое действие, необходимо время — собраться с силами. «За рубашкой в комод полезешь, и день потерян». Сергей не помнил, когда в последний раз надевал рубашку, давно уже обходился одноразовыми футболками. Когда приходит такая полоса, лучше всего, чтобы раздался сигнал вифона и тебе назначили срочную встречу. Чтобы не было времени раздумывать, так ли мне это надо, а пришлось бы вскочить и побежать… О да, наконец-то.
— Островски.
— Серж, привет. Это Дон, помнишь меня?
— Тебя не забудешь! Привет, Дон, — Сергей зашарил по рабочему столу, включая видеокамеру и вытаскивая вертикальный экран.
— Я видел в Сети, что ты вернулся.
— Да, еще в июле. Деньги у меня на счету, теперь не торопясь ищу новую работу.
— Как жизнь на Луне?
— Неописуемо. Как сам?
— Честно говоря, плохо. — И в самом деле, Дон был бледен, говорил не своим каким-то, придушенным голосом, да и глядел тоскливо. — Серж, прости, что так сразу, но у меня к тебе громадная просьба. Если ты сейчас свободен, ты мог бы меня очень сильно выручить.
— Что у тебя стряслось?
— Это связано с моей работой. Я не могу об этом по открытому каналу, ты же понимаешь, о чем я?
— Ничего я не понимаю. — Дон Барни, насколько помнил Сергей, работал в службе безопасности крупного издательства. Что там могло приключиться такого таинственного, о чем нельзя говорить по вифону? — Марио Камата внезапно скончался?
Дон отшатнулся, будто обжег нос, и уставился в камеру круглыми глазами:
— Ты уже знаешь?!
— Говорю тебе, я ничего не знаю. Просто глупая шутка, извини. А что, он действительно умер?
— Нет, не совсем… то есть не умер… — Дон отер лоб бумажным платком. — Что я говорю? Совсем не умер, с Каматой все в порядке. Это его книга… Серж, я тебя прошу! Коптер за мой счет до меня и обратно, любая жрачка… для тебя, я не буду, — сдавленно договорил он. — Офицер должен оказывать помощь больным, так?
— А что с тобой?
— Отравился какой-то дрянью, — На лице Дона появилась умоляющая ухмылка, почти как раньше, когда они сидели за соседними терминалами перед зачетом по сетевому поиску. — Я бы сам к тебе прилетел, но не могу отойти от сортира дальше чем на пять минут бегом.
— Ох. Мои соболезнования.
— Спасибо. И знаешь что? Это наименьшая из моих проблем.
— Все понял, вылетаю.
Сергей едва успел натянуть чистую футболку, как на вифон отзвонился пилот. Значит, прилетел по экстра-тарифу. Покатают бесплатно над великим городом да еще загадку загадают — жизнь явно идет на лад.
Мир медленно поворачивается под ворчание винта. Облака в жарком голубом небе неподвижны, а внизу появляются и пропадают ослепительные кристаллы зеркальных небоскребов, светло-коричневые старые здания, разделенные темными траншеями улиц, и поблескивают на свету прозрачные трубки овервея — как будто свернутая петлями леска на россыпи камней. В тенистых провалах клубится зелень парков, а у горизонта, за ломаной линией самых далеких крыш, натянуто синее полотно океана. Чудовищный мегаполис — мегалополис, как выражалась одна знакомая Сергея, — занимает площадь, на которой с удобством разместилось бы небольшое европейское государство, и даже «летучее такси» пересекает его не менее чем за полчаса.
…Со стороны это не выглядело как растерянность или депрессия. Утро в Лучшем Городе Мира, в студии дальнего родственника-дауншифтера, пропадающего на тихоокеанском острове. (Стоило ему ехать так далеко, и чем многоквартирный дом не тот же остров?) Окно выходит на запад, и утро заполняет комнату ясным бледным свечением, отраженным от зеркального дома напротив. Стакан апельсинового сока, живого, не синтетического. Пробежка в парке, где листву шевелит ветер, в восемь уже припекает солнце, а иногда льет настоящий дождь. Родные для горожанина запахи: скошенная трава, пицца и жареные сосиски, капли мороженого на горячем асфальте, пот и духи, средневековая вонь мусорных баков и проходов между домами… Гул голосов, шорох колес и двигателей, собачий лай, обрывки уличной музыки… И чириканье воробьев. Там не было птиц.
Разумеется, он не просто бездельничал и просаживал заработанные деньги. Он повышал квалификацию, занимался самосовершенствованием. Студия восточных единоборств, курсы полицейского управления по кодифицированной коммуникации, пара мастер-классов для общего развития. Уйма новых знакомств, полезных и бесполезных… впрочем, при его профессии могут ли знакомства быть бесполезными? А по вечерам — клуб с музыкальной программой, домашний вечер с фильмом или книгой, ужин с девушкой, без серьезных намерений, хотя кто может знать заранее… Вот только когда в сизом небе был виден розоватый ломтик луны, он старался сесть спиной к окну. А на вопросы о том, как ему работалось по небесному контракту, отвечал такими скучными шутками, что даже самый тупой собутыльник не переспрашивал.
В общем, звонок Дона пришелся кстати.