— Нет, не догадался бы, — признал он. — Разрешение, конечно, потрясает.
— Тут многое зависит от сканирования, — с напускной скромностью сказал Ивен. — Японцы выкладывают очень качественные файлы. На подошве, естественно, маркер, — видите углубление? Так хитро сделано, что убрать его из файла нельзя. Да и зачем? Вещи известные, место их пребывания известно, это все равно что распечатать Мону Лизу. Но можем мы все. (Это прозвучало не то чтобы гордо, но уверенной такой констатацией… Вишну, Брахма, Ивен Стрингер.) Или почти все. У нас самый широкий спектр услуг в городе. Конфетки и пластиковые игрушки печатают многие, это неинтересно.
— Мону Лизу… Хорошо, мистер Стрингер, с Моной Лизой пусть разбираются искусствоведы, а теперь скажите мне вот что. Если я захочу, чтобы вы распечатали для меня… допустим, копию моего вифона, сможете ли вы это сделать и что на это скажет производитель?
— Можно взглянуть, какой у вас?.. Ага. На самом деле это девяносто процентов заказов. Человек доволен своим устройством, он не хочет привыкать к новой модели, он хочет точно такое же, как у него было. Если производитель выкладывает файлы, нет проблем: я печатаю клиенту новый вифон, и часть оплаты уходит правообладателю. Ваш могу напечатать, в «Тайчи» ребята не жадные, все доступно, кроме брендовых новинок. Напечатаю корпус с экраном, всю механику, естественно, межсоединения. Это, кстати, посложнее, чем окимоно, внутренние структуры, множество разных материалов. Но чипы придется приобретать отдельно, у меня не то разрешение, тут нужен молекулярный принтер.
— И такие бывают?
— Бывают, но это уже не совсем принтеры. Короче, напечатать могу, хотя и не весь. Но и ломается чаще всего корпус, экран, аккумулятор — вы не представляете, что люди делают с вифонами. Конечно, на корпусе будет пометка, что это не оригинальное устройство, а три-дэ-копия. Считается, что такие устройства менее надежны, но… — Ивен важно покачал головой, — это городская легенда. Они так же надежны.
— Я понял. А если файлы именно для этого устройства не выложены?
— Тогда нет. У меня ограниченная лицензия на сканирование: только простые объекты — мелкие бытовые предметы, одежда. На одежду много заказов, это тоже задача — принесут рваный свитер, приходится после сканирования редактировать файл… Так вот, одежда, всякая посуда, но не электроника, не спинтроника, не произведения искусства, имеющие высокую художественную ценность, бренды и франшизу обычно нельзя. Разумеется, нельзя сканировать и печатать никакое оружие или детали к нему… на самом деле я обвешан запретами, как рождественская елка, иногда удивляюсь, почему еще что-то можно.
Парень занервничал? Рассказывает больше, чем его спросили, — так болтают, когда хотят, чтобы не спросили о чем-то конкретном…
— Но вы говорили, что Новак пришел со своим файлом.
— У него были очки, простой объект. Мог бы прийти с очками, я бы отсканировал и распечатал копию, разницы нет.
— А если клиент приносит файлы электронного устройства?
— Он либо показывает, где скачал, либо подтверждает свое право на использование этих данных… Э, а почему вы спрашиваете? Это имеет отношение к делу? Мы не нарушаем копирайт, если вас это интересует!
— Конечно, не имеет. Я просто хотел кое-что уяснить для себя. Извините за дурацкие вопросы, я не очень разбираюсь в вашем бизнесе.
— Ничего, — сказал Ивен. — Я тоже погорячился. Вы возьметесь за это дело?
— Возьмусь, — Сергей протянул ему руку. — Напечатайте мне что-нибудь на память, мистер Стрингер, и я пойду работать.
— Что-нибудь на память… Пэм! Распечатаешь бантик для мистера Островски?
— Запускаю!
— Пойдемте, — Ивен вскочил из кресла. — Пока подойдем к устройству, будет готово. Хочу, чтобы вы увидели его там, а то многие отказываются верить.
Пэм, согласно бэджу — ведущий инженер, была еще моложе, чем ее шеф. Лопоухая девочка из тех, что имеют привычку сидеть на столах и корчить рожицы, в юбке поверх штанов и с кожаными браслетами на обеих руках. А на шее — колье из серебряных молекул-мономеров, соединенных гибкими связями. Принтер трудился над открыткой, украшенной блестящей ленточкой.
— Прошу!
Открытка «Привет из Нотвилла» была еще теплой. Бантик медленно расправлялся.
— Потяните за кончик ленты, — подсказал Ивен.
Бант развязался. В тех местах, где был узел, сохранялись складки, но лента была абсолютно ровной. Будто из ткацкого станка или где их там делает.
— Как вам это? — Пэм сделала бровки домиком.
— Невозможно поверить. В самом деле, потрясающе.
Пэм изобразила гордый реверанс, и директор R&R наконец-то улыбнулся.
— Вы любите свою работу? Все это сканирование, три-дэ-печать?
— Любим? — Ивен переглянулся с девушкой, как переглядываются родители, услышав детский вопрос. — Мистер Островски, мы, когда начинали, воровали мешки из мусорных контейнеров.
— Зачем?
— Не хватало средств на расходные материалы. Вручную сортировали пластик, измельчали шредером и сами тянули нити для принтера. Вообще-то продажные нити делаются точно так же, но все равно мы это не афишировали. Теперь покупаем, конечно.
— Покупали, — вполголоса уточнила девица.
— Пэм!
— И, да, если придется, опять будем воровать мусор! Нас не прикончат! — Пэм подтверждала свои тезисы кивками и ударами кулачка по коленке. Ивен только вздохнул.
Врача скорой помощи Дебору Уильямс рассмешило предложение пообедать с частным детективом в обмен на информацию. Была она по-докторски снисходительна и сразу предупредила, чтобы он и не думал задавать вопросы, нарушающие права пациента. Леди без возраста, гладкое смуглое лицо без косметики, гладкая волна серебристых волос, ироническая усмешка на полных губах.
— Вас не удивил этот случай?
— Меня?.. Дорогой мистер Островски, этот случай далеко не самый идиотский в моей практике.
— В самом деле?
— В самом деле. Человек сунул палец в рабочую зону принтера, о Господи!.. Второе место в моей коллекции поводов к вызову — «дразнил бультерьера пенисом»… Нет ничего смешного, мы еле спасли его.
— А кто на первом месте? Хотя нет, уже не уверен, что мне надо это знать.
— В любом случае я бы не сказала. Женская солидарность.
— Я понял… Так возвращаясь к Новаку. У вас осталась запись с видеоочков?
— Да, конечно.
— Вы могли бы мне ее показать?
— Прямо сейчас?..
— Если можно. Я хотел бы просто посмотреть.
— Не вижу причин говорить «нет», но придется подождать. Записи в нашей базе, я сделаю запрос.
В базу пускали по отпечатку пальца: Дебора положила подушечку указательного на «глаз» своего вифона и запустила сканирование. Потом попросила Сергея отвернуться, чтобы она могла ввести код. Наконец ролик загрузился, Сергей пересел на ее сторону, чтобы смотреть вместе с ней.
В первых кадрах не было ничего особенного. Здравствуйте, где пострадавший, все будет в порядке, мистер Новак, дайте руку…
— Постойте, доктор. Можно здесь дать увеличение? Назад на пять секунд, где его ладонь, и как можно крупнее.
— Что, вот так? — экран стал телесно-розовым.
— Да, большое спасибо, — невозмутимо сказал Сергей и начал двигать изображение. — Ага. Что вот это, по-вашему?
— След инъекции… — в голосе Деборы впервые послышалась неуверенность.
— А вот еще один. Вы делали ему укол?
— Нет. — Она обернулась к Сергею, вскинула круто загнутые ресницы, и он сообразил, что доктору нет и тридцати. Старше ее делали серебристая краска для волос и духи-унисекс. — То есть делала, но позже, это — первичный осмотр… Кто-то ввел ему обезболивающее до того, как я приехала? Они не сказали.
— Эта версия напрашивается, но никто не вводил ему обезболивающее. И сам он себе ничего не вводил, с ним все время была сотрудница фирмы, и видеозапись с камер есть. Она дала ему две капсулы стоп-эйча, и это вся медицинская помощь, которую он получил до вашего приезда. Значит?..
— Значит, это было сделано еще раньше? До того как он…
Сергей кивнул.
— Ваш пациент с бультерьером был таким же предусмотрительным?
— Тот не был. Но вообще пациенты со склонностью к самоповреждению бывали.
— Со склонностью? Вы хотите сказать, им это нравится? А тогда зачем он делал себе уколы?
— Некоторых привлекает… м-м… не боль, а сам факт увечья. — Дебора по-кошачьи сморщила нос. — Это надо корректировать, иначе в следующий раз может быть и не палец.
— У него в медицинской карте было что-то о самоповреждениях?
— Нет, не было. Я бы заметила, эту информацию выделяют.
— А скажите, Дебора, нормально ли для такого пациента потом требовать денежной компенсации с владельца принтера?
Прежде чем ответить, Дебора закрыла окошко с видео и по-девчоночьи подперла щеку кулаком.
— Вполне! Нам выдвигают претензии самоубийцы, которых мы спасаем, родственники самоубийц, которых мы не спасаем… Что может быть нормальнее, чем требовать компенсации?
Сетевой поиск не показывал, что Крис Новак — сумасшедший. И что он планировал сменить специальность, тоже ниоткуда не следовало. В Сети Новак рассуждал о микросхемах, транзисторах и конденсаторах, о выходах, каскадах, ширине импульсов… — в общем, более 95 % всего, что он писал, было про это. Новак руководил сообществом, в котором все это обсуждалось, участвовал в трех других таких же и в них тоже имел высокий рейтинг. Сообщества были довольно-таки герметичными — не потому, что туда кого-то не пускали, наоборот, читать можно было все, регистрацию требовали только для скачивания файлов (например, если кому-то позарез нужна схема печатной платы ХХ века). Проблема была в другом: вся эта открытая информация предназначалась для посвященных. Детектив Островски понимал очень приблизительно, чего хотят эти люди друг от друга, о чем спорят и чему радуются. Зато было понятно, что Новака в этих кругах уважают: ссылаются на его посты и комменты, вызывают его в треды, чтобы рассудил, причем его ответ как минимум в трех случаях закрыл продолжительную дискуссию.