рашного диагноза прожил полностью сохранным… Что? Что ты на меня так уставился?
— Ждут не дождутся?
Мама всплеснула руками.
— Это у тебя вместо башки полицейский компьютер, — перегнувшись через столик, она постучала Сергея пальцем по лбу. — Даже и не думай! Я с ними пересекалась. Они врачи. Сперва врачи, а потом уже грантодержатели.
— Хм-м…
— Ладно, вот тебе аргумент в твоем вкусе: ни один ученый не прервет уникальный эксперимент, потому что чем дольше он идет и благополучнее закончится, тем больше им славы. Возможно, их бы устроило, если бы Пашка умер от язвы, пневмонии, с лестницы бы упал — от чего-то совсем не связанного с мозгами. Но похищать его они бы не стали, даже если бы им понадобилась суперсрочная пиар-кампания. Результат будет такой, что пиар-кампания не получится.
— Какой будет результат?
— При выходе из поля немедленное ослабление рассудка, говоря по-простому. Может быть, не овощ, но младенец или… в общем, мало веселого. А с течением времени вероятны необратимые повреждения, которые уже нельзя скорректировать.
— Через какое время?
— Точно не скажу. Попробуй узнать, я при Ляльке не могу. Сама она, наверное, знает, но я боюсь ее спрашивать.
— М-да, вот тебе и ни фига себе, — Сергей машинально повторил Алькино выражение. — Я должен это обдумать… Погоди, еще вопрос: кто об этом знает? О болезни, о когнитивном протезе?
— Лялька знает. Я знаю — она мне позвонила сразу, как поставили диагноз. Вадим. Эд, естественно, — это его работа. Наташа Лебедева, наблюдающий врач, очень милая женщина, ты ее видел. Врачи, нейрофизиологи, нейрокомпьютерщики — участники проекта, но все они в Санкт-Петербурге. Двое Пашиных друзей, один, кстати, живет тут, в поселке. Больше никто, по идее, не знает. И не должен знать.
— Так. А в чем обвиняют Эдуарда?
— А ты как думаешь?! Паша не ушел бы из дома добровольно, Нинины сказочки про женщину — ерунда. Нет таких причин, которые могли бы его заставить. Значит, связь оборвалась. После чего этот гад просто взял его за руку и…
— И вывел из калитки, там дядю Пашу кто-то встретил и увез, а этот вернулся, — закончил Сергей.
Вот почему у всех собирали вифоны. Сообщник.
— Но прервать передачу мог кто угодно. Эти точки доступа даже я приметил, и большого ума тут не требуется, в Сети полно пошаговых инструкций… Или они как-то защищены?
— Насколько я знаю, нет. Только частота другая, чем у нормальных бытовых устройств, и мощность побольше, чтобы стены не глушили — ты видел, дом деревянный. Дело в другом. Если комп перестает принимать сигналы от мозга, он должен включить сигнал тревоги. В подвале и у Ляли на браслете — заметил, она его и сейчас не снимает? Незаметно выйти из зоны приема Паша не мог.
— А, так вот что за сигнализация! — Сергей стукнул себя по лбу. — Ретранслятор подвис, и сигнализация не сработала… Если она не сработала, тогда плохи дела Эдуарда. Но ты все равно думаешь, что он не виноват?
Никогда раньше мама на него так не смотрела, но этот взгляд был ему знаком. Так смотрят свидетели, когда расскажут все, в ожидании немедленного торжества справедливости.
— Я не знаю. Мне казалось, он Пашку по-своему любил. И потом…
— Что потом?
— Нет, я понимаю, это не аргумент, но представь себе — по сути, он пять лет занимался техническим обслуживанием его мозга. Нельзя же предать человека, который так от тебя зависит?.. Ну хорошо, я не разбираюсь в вашим детективных делах, сужу по книжкам. Но ведь в книжках самый подозрительный не бывает виноват? Не идиот же он?
— Не идиот. Но в жизни бывает по-разному. Например, он мог взять всю вину на себя, а кто-то ему что-то за это обещал…
Кто-то. Сестра, родной сын, дочка жены, ее муж… Милая картина. Теперь понятно, почему доктор Наташа после беседы со следователем вышла такая злая.
— А тетя Ляля? Она подозревает кого-нибудь?
— Она думает, что это Нина. Знаешь, одинокие женщины, которые ни от кого не зависят и всего добились сами… Мне кажется, она завидовала младшему брату. Ну не то чтобы завидовала, но считала, что ему повезло не по заслугам.
— Но не до такой же степени, чтобы…
— Все может быть.
Чердачная комната прогрелась, и резиновая шкура кровати уже не была ледяной, как сугроб. Можно лечь и уставиться в потолок, где, кстати, тоже прикреплена точка доступа. Мало ли, вдруг хозяину захочется слазить в чулан, посмотреть детские игрушки, какие-нибудь бумажные книги, старые керосиновые лампы… Что же, ведь веком раньше многие люди не имели возможности покинуть дом или больничную палату, и Сети не было. А тут можно даже выйти во двор весенним вечером, увидеть сосну, цветущие яблони. Тысячи сигналов, цифровой образ сосны, яблони, светлого неба невидимыми молниями срываются с металлических волосков в седой шевелюре, и несутся в дом, в подвал, а там расчетные программы работают, и сигнал летит назад, к хозяину, возвращает слова «сосна» и «яблоня», «иглы» и «бутоны», воспоминание о других вечерах и вёснах…
Отставить эмоции, Островски. Этические и эстетические аспекты обдумаем потом. После того, как найдем дядю Пашу.
…За обедом тетя Ляля тихим невыразительным голосом попросила всех задержаться до завтра, благо день выходной, и не оставлять ее. Говорила она почти умоляюще и не оставила гостям возможности отказаться. Вадим сразу заверил, что и не собирался ехать сегодня, и в понедельник после работы может вернуться сюда. Нина Георгиевна сказала, что Ляля слишком трагично все воспринимает, но лично она, как пенсионерка, никуда не торопится, и если ее присутствие не обременит… Виталий и Марина выглядели недовольными, но промолчали.
После обеда мама шепнула ему, чтобы он зашел к тете в комнату. Альку сестрички выгнали без особой деликатности.
— Сереженька, я рада, что Аня тебе все рассказала. — Тетя Ляля говорила, будто боролась со сном, да, наверное, так и было — сестра и дочь напоили ее всякими травками. — Ты детектив, найди мне того, кто это сделал. Того или ту, как у вас в Америке говорят. Можешь убить, если придется. Ты убивал там, у себя на службе?.. Не отвечай. Только пусть она отдаст Пашу, нельзя же так, это мерзко. Заставь ее рассказать…
Тетя Ляля в самом деле была уверена, что похищение устроила Нина Георгиевна. Версия как версия, ничем не хуже остальных.
Возможные мотивы. Деньги? Идентификатор у дядюшки был, был и доступ к счетам — мама еще раньше обмолвилась, что он самостоятельно делал заказы по Сети, да и прожил ведь он один тот месяц, когда тетя Ляля гостила у мамы. И уж наверное, не было такого ограничения, чтобы идентификатор действовал только на одном компьютере, коль скоро открытой информации о недееспособности владельца нет… Хотя чепуха: теперь-то, когда дядюшка в розыске, его чипом не снимешь ни цента, то есть ни копейки. Да и как он будет выполнять подтверждение, если он не в разуме?
А если похитители не знали о его болезни? Подвели к калитке обманом, или же он подошел сам (не торопимся верить истории о следах двух человек, пожилая дама явно недолюбливает многих родственников, если не сама она участница этого дела). Звонок из службы доставки, от соседа, от друга, поговорить на минуту, а там скрутили, увезли, на соседней улице получили сюрприз, перепугались… Нет, не сходится. Если бы они не знали, то не отключили бы тревожную сигнализацию.
Другой способ получения денег — наследство, если дядюшка будет найден мертвым или окончательно недееспособным. Кто может быть упомянут в завещании? Тетя Ляля, Алька, Вадим, Нина Георгиевна. Марина с супругом — вряд ли, но Марине, как верно заметила тетушка, даст денег мать. Итого — все присутствующие, кроме мамы и Эдуарда. Эдуарду финансовой выгоды от смерти Павла Георгиевича вроде бы нет — скорее всего, наоборот, работа у него престижная и хорошо оплачиваемая.
Насколько деньги были нужны каждому из родственников? Это можно было вычислить, используя открытые сетевые источники, и Сергей этим занялся. Финансовое положение Вадима подозрений не вызывало — он был инженером-конструктором в частной космической компании, явно пользовался авторитетом в профессиональном сообществе. Тетя Нина, вероятно, была небогата, но имела квартиру, профессорскую пенсию и бесплатную медицинскую страховку. Насколько можно было судить по темам бесед в Сети, денежные вопросы ее не волновали. А вот о Виталии и Марине Югановых этого сказать было нельзя. Сергей теперь понимал, что за разговор он подслушал.
Далее: возможности. Они как будто имеются у всех. Эдуард мог просто вырубить передачу, сигнализацию, а заодно и видеокамеру, вывести дядю Пашу и спокойно вернуться. Но то же самое мог сделать и любой, кто был в курсе. А быть в курсе мог и тот, кто прикидывается незнающим.
И еще один момент: сообщник или сообщники. Кто-то должен был увезти дядюшку отсюда. Скорее, именно увезти, а не увести за руку, рискуя попасться на глаза свидетелям, — улица освещена фонарями. А значит, тот, кто затеял похищение, должен был дать знать сообщнику, что можно подъезжать…
Ладно, об этом думать рано. А взглянем-ка мы на точки доступа.
В воздухе пахло снегом и печным дымом. Было удивительно тихо, шоссе вдалеке гудело на грани слышимости. Небо стало ясным, и пуховая пелена, укрывшая лужайку и сугробы вокруг нее, сквозила розоватым светом. По сосновому стволу вниз головой сбежала белка в серой шубке с красными отворотами, замерла на такой высоте, чтобы рукой ее не достать. Смешные выпуклые глазки оглядели Сергея: какой пришел человек, из тех ли, что подают белкам семечки на ладони, или, наоборот, он сам может белку схватить и съесть? Не увидев подачки, приняла вторую версию как рабочую — развернулась легким прыжком и дунула вверх.
Сергей прошелся по дорожке вдоль дома. Точка доступа во дворе была не одна: только на стене раз, два, три… Он поднял вифон и включил зум. Нет, это видеокамера. Две точки, а за углом еще три и четыре. Расположены на высоте не менее трех метров от земли, незаметно к ним не подобраться. Да еще ко всем. А если вырубить одну, остается риск, что жертва войдет в зону действия другой и очнется…