— Кто это Факел? — спросили Джеймс и Брайс одновременно.
Коммандос в шоке покачал головой.
— Вы, ребята, вне пределов досягаемости, не так ли?
Женщина-коммандос по имени Стефани дала ответ.
— Факел — это планета, когда ей владела Меза, она называлась Конго. Всеми, кроме мезанцев, во всяком случае. Они сами называли ее "Вердант Виста". Свиньи. Но помогло восстание рабов, поддержанное — о, всеми подряд — и теперь планета называется "Факел" и она в значительной степени управляется Баллрум.
Глаза Брайса были широко раскрыты.
— Одюбон Баллрум имеет свою собственную планету?
— Ого, ничего себе, — сказал Эд. — Я понимаю, почему они могли бы захотеть затем эту станцию. — Отважно: — Каждая планета должна иметь свой собственный парк развлечений.
Хью рассмеялся.
— Это немного далеко для этого! Тем не менее, думаю… — Он снова пожал плечами. — Что-то подобное Джереми Экс упомянул мне, когда я последний раз видел его. Это возможно, так или иначе.
Брайс вновь широко открыл глаза.
— Вы знаете, Джереми Экса?
— Познакомился с ним, когда я был ребенком. Он, кажется, мой крестный отец, думаю, можно так сказать. Он взял меня под свое крыло, так сказать, после того, как мои родители были убиты.
Брайс почувствовал себя намного лучше. Идея заключить сделку с Баллрум все еще звучала рискованной для него. Вроде заключения сделки со львами или тиграми. Или акулами или кобрами, если на то пошло. С другой стороны, Хью казался довольно хорошим, учитывая все обстоятельства. И если у него были личные отношения с самим Джереми Эксом…
— Он действительно съел ребенка из "Рабсилы", как говорят? — спросил Эд.
— Сырым, говорят. Даже не готовя его. — Добавил Джеймс.
И если бы Брайс — нет, это, наверное, сделает Ганни — мог удержать своих идиотов-кузенов от открытия их болтливых уст снова…
Глава 12
Для Хью Араи заняло не более трех дней в присутствии Эльфриды Маргарет Батри выяснить, как этой женщине удалось удержать ее клан сообща в течение полувека, перед лицом огромных трудностей. Не только нетронутым к тому же, но и довольно здоровым и хорошо образованным, если вы готовы допустить, что понятие "хорошо образованный" было достаточно широким, чтобы включить фразу об очень неравномерных знаниях, эксцентричных методах обучения, и дико несбалансированных областей науки.
Клан Ганни Эль был, вероятно, лучшим в практической механике, с каким Хью когда-либо сталкивался, например, но их представление о лежащей в основе теории некоторых машин, с которыми они работали, часто было нечетким, а иногда странным. В первый раз Хью увидел одного из многих внучатых племянников Батри обрызгивающим, это он называл "поощрительное возлияние", машину, которую он собирался ремонтировать, и Хью был поражен. Но, спустя несколько часов, после того, как механик закончил со следующей работой, машина вернулась к жизни и побежала так плавно, как вы могли бы просить.
И тем не менее суеверные понятия вроде "поощрительного возлияния", Хью не считал лежащей в основе практичности. "Возлияние" было на самом деле неким домашним алкогольным напитком, который оказался не слишком хорошим. Непригодные для потребления человеком, даже по не слишком привередливым стандартам клана Батри, жидкости были выделены для "поощрения" капризной машинерии.
Хью спросил этого племянника — его звали Эндрю Артлетт — "поощрение" было потому что машина рассматривала ядовитое пойло ликера как удовольствие или потому что подразумевала его угрозой поливания жидкостями еще хуже, если машина останется непокорной. Артлетт тогда фыркнул в ответ: "Какого черта я должен знать, что думает машина? Это просто множество металла и пластика и так, знаете ли. Мозгов у нее нет вообще. Но возлияние работает, это наверняка".
Из Ганни Батри получилась бы довольно хорошая императрица, думал Хью, несмотря на некоторые странные причуды. Она была бы довольно хорошим тираном, если на то пошло, за исключением ее ласковой черты около километра в ширину.
Хотя прямо сейчас не было никакого признака, вызванного любовью.
— …до сих пор не понимаю, почему вы — здесь последовали слова, которых Хью не знал, но они вообще не звучали ласково — не может просто пойти своей дорогой и оставить нас в покое. Мы ведь не просили вас сюда. Что случилось с уважением прав собственности?
— Станция "Пармли" в действительности не была вашей собственностью в течение длительного времени, Ганни, — мягко сказал Хью, — и вы знаете это, так же как и я. Если мы просто уйдем, пройдет не более чем шесть или восемь месяцев — год, самое бо?льшее — перед тем, как другая банда работорговцев создаст здесь лавочку и вам придется договариваться с ними. Нравится вам это или нет.
Батри впилась в него взглядом. Это был впечатляющий взгляд к тому же, тем более, что шел он от женщины, имевшей рост не более чем сто сорок сантиметров. Что заставило взгляд стать еще более впечатляющим так то, что, так или иначе, Батри удалось передать смысл, что она была жесткой старой каргой — несмотря на ее текущую простую внешность — выглядевшей женщиной не старше своих конца тридцатых или очень ранних (и хорошо сохранившихся) сороковых годов.
Это был эффект пролонга, конечно. Первое поколение пролонга, которое она получила, останавливало физический цикл старения на значительно более поздней стадии, чем более современные методы терапии. Хью знал, что собственная семья Батри была довольно богатой, чтобы начать и ее муж Ричард Пармли сделал свое первое состояние молодым человеком. Так что, даже с расходами, связанными с теми первыми днями лечения, они были в состоянии позволить себе пролонг для себя и своих потомков.
Но после последнего финансового фиаско ее мужа — это было третье или четвертое в его карьере, Хью не был уверен какое — и длительной изоляции клана Батри здесь на станции "Пармли"…
При всем, что в целом было благословением, пролонг иногда мог нести с собой и настоящие трагедии. И Хью знал, что он смотрит на одну такую, прямо здесь — вполне возможно еще бо?льшую трагедию, находящуюся в процессе становления.
Ганни Эль, матриарх клана, будет жить на протяжении веков. Также как два десятка родственников на станции, которые были ее братьями и сестрами, кузенами или детьми, и кто получил лечение до того, как для клана настали тяжелые времена. Но следующее поколение в роду, люди с возрастом внучатого племянника Ганни Эндрю Артлетта — их было по крайней мере три десятка — будут просто потерянным поколением, в том что касалось пролонга. Даже если клан сможет внезапно позволить себе лечение, они были уже слишком стары. Их родители — даже их бабушки и дедушки — столкнулся с ужасом, что они проживут дольше своих собственных отпрысков.
И та же участь ждала следующее поколение, если судьба клана не улучшится. И у них был шанс на резкое улучшение, и, прежде всего, быстрое. Такие люди, как Сара Армстронг и Майкл Алсобрук в свои двадцать, и двадцать пять лет вообще считались верхним пределом для начала процедуры пролонга.
Если и не было никаких реальных признаков возраста Батри в ее лице, они были в ее глазах. Это не были глаза молодой женщины, наверняка. Они были окрашены зеленым так темно, что были почти черными, а когда Ганни горячилась они походили больше на агаты или куски обсидиана, чем человеческие глаза.
Хотя Хью узнал ее достаточно хорошо в течение последних нескольких дней, и он не думал, что Батри действительно горячилась сегодня. Она просто определяла действия. Очень хорошо выполненный трюк, поистине — она сделала его как хорошая актриса, как императрица — но все же трюк. Была практическая жилка в этой женщине, что была даже более значительной, чем привязанность, и намного более сложной, чем любая минеральная. Если Батри не смогла бы принять реальность такой, какая она была, ее клан никогда не выжил бы вообще. Как это было, по крайней мере, в указанных пределах, можно было даже сказать, что они процветали.
Очень потрепанного вида процветание, правда, и то, которое не могло позволить себе ничего подобного пролонгу. Но отсутствие пролонга не было стандартным условием человеческой расы на протяжении всего своего существования до недавнего времени. Все, что Хью нужно было только так это посмотреть на маленькие толпы восторженных и уверенных в себе пра-пра-племянников и племянниц, которые всегда были при исполнении служебных обязанностей при Ганни, чтобы признать, что они вряд ли были людьми, которые просто критиковали трудности. Некоторые из них, как Брайс Миллер и его друзья, сочетали эту уверенность в себе с прямым нахальством.
— …так хорошо, — заключила она маленькую тираду, которую она произносила. — Я вижу, что вы не даете мне выбора. Вы, — последовало еще одно слово на языке, которого Хью не знал. Это походило на совершенно другой язык, чем тот, из которого она извлекла проклятие всего пару минут назад. Ганни была опытным лингвистом, среди прочих ее навыков. Хью сам был хорошим лингвистом, но Батри была в совершенно другой лиге.
— Вы всегда можете ругать меня на языке, который я знаю, Ганни, — сказал Хью. — Я в действительности не тонкокожий.
— Без шуток. Ты тролль.
Она повернулась к бросающимся в глаза, но теперь некоторым из ее пра-пра-внуков.
— Нет никого, кому я разрешу, кроме меня торговаться с Баллрум. Если кровавые ублюдки собираются кого-то убить, они могут убить старуху. И ее наиболее проблематичное потомство.
Ее маленький указательный палец начал тыкать в толпу.
— Эндрю, ты идешь. Также ты, Сара, и Майкл.
Палец перешел, указывая на приятного вида молодую женщину по имени Оддни Энн Родне. Она была потомком брака между одной из женщин клана Батри и бывшим рабом, который был освобожден в первой битве между кланом и работорговцами, десятилетиями ранее.
— Оддни, мне нужна разумная женщина, держащая меня в курсе дел сумасшедших. Оставь дуться, Сара, ты также сумасшедшая, и ты хвасталась этим. И…