- Это последний из них, сэр, - устало сказал Роберт Вомак девяносто восемь секунд спустя.
Луис Розак так же устало кивнул и взглянул на дисплей времени в углу своей схемы.
Пятьсот двенадцать секунд. Менее девяти минут. Именно столько времени прошло с момента первого запуска вражеских ракет до атаки последней волны ракет "Молота".
Как могло случиться, что меньше чем за девять минут он так вымотался? Со столь болезненным сожалением?
Он посмотрел на табло, внутренне содрогнувшись, когда увидел названия всех кораблей, потерянных силами "Молота" и ужаснулся итогу. КФСЛ "Канонир", "Стрелок", "Меткий стрелок", "Снайпер", "Франсиско Писарро", "Симон Боливар", "Эрнандо Кортес", "Фридрих II", "Вильгельм Завоеватель", "Кабуки", "Маскарад"...
Из шестнадцати кораблей, которые он взял в бой, выжили только четыре - "Отличный стрелок" Дирка-Стивена Камстра, его собрат "Рейнджер", и эсминцы "Густав Адольф" и "Карл Великий". Каким-то образом, и он не мог понять этого, "Густав Адольф" Джима Шталина остался совершенно нетронутым. "Карл Великий" и "Рейнджер", с другой стороны, немногим отличались от едва двигающихся громадин, да и "Отличный стрелок" был не намного лучше.
Но потом его глаза переместились к потерям противника, превратившись в темно-коричневые агаты.
Четырнадцать линейных крейсеров, три тяжелых крейсера и два легких крейсера. Легкие крейсера были почти случайными жертвами автономных ракет последних девяти залпов "Молота". "Отличный стрелок" и "Рейнджер", даже с поддержкой "Густава Адольфа" и даже с чередующимися каналами телеметрии, были в состоянии контролировать едва девяносто ракет, которые были только четвертью от общего числа в каждом из залпов, выпущенных до разрушения "Кабуки" и "Маскарада".
После уничтожения "Максимилиана Робеспьера" приходящие залпы противника потеряли эффективность и не отвлекали его тактических офицеров, но менее ста ракет было слишком мало даже для изорванной обороны НФИ, если распределять их между несколькими целями. Поэтому он сосредоточился на уничтожении больших тяжелых крейсеров класса "Марс" и позволил остальным кораблеубийцам идти туда, куда они отправлялись под управлением их бортовых ИИ. Честно говоря, он был удивлен, что они достигли так многого.
Теперь, однако, "Молот" израсходовал свои ресурсы. Оставшиеся корабли противника были далеко за пределами дальности прочего оружия Розака, если не считать Марк-17Е в сохранившихся магазинах "Отличного стрелка" и "Рейнджера", а между тем у них двоих вместе было всего девятнадцать исправных пусковых труб. Не было смысла тратить такие ничтожные залпы против уцелевших двадцати семи единиц НФИ.
- Ладно, Дирк-Стивен, - сказал он, повернувшись к комму, который связывал его с мостиком "Отличного стрелка". - Теперь это не в наших руках. Давайте снизим нашу скорость и вернемся, чтобы подобрать оставшихся в живых.
- Насколько серьезны наши повреждения, Ирене?
Сантандер Конидис надеялся, что его голос звучал намного четче и увереннее, чем он себя чувствовал.
- На самом деле, гражданин коммодор, мы довольно легко отделались, - ответила гражданка капитан Ирене Эгерт, командир КНФИ "Чао Кун Мин". - Мы потеряли пару кластеров точечной обороны и две пусковые по левому борту. Помимо этого и первичного гравитационного массива, все остальное в значительной степени косметика.
Конидису удалось не фыркнуть, хотя это было трудно. Эгерт высказалась о незначительном характере повреждений "Чао Кун Мина". К сожалению, тяжелый крейсер был только одной единицей из его невероятно потрепанных сил.
"Хуже того, нас опознали, - мрачно подумал Конидис. - Они знали, что мы были из государственной безопасности, еще до того, как кто-либо открыл огонь, и сейчас, должно быть, прямо к планете направляются тысячи спасательных капсул. Наши спасательные капсулы. Как только они достигнут планеты, и люди из них попадут в плен, они заговорят, рано или поздно, хотят они этого или нет. И когда они это сделают, ни у кого не возникнет никаких сомнений в том, кто мы такие. Если на то пошло, я уверен, что этот ублюдок Тейсман и эта предательская сука Причарт будут рады опознать нас по нашим личным делам на Хевене. И как только солли начнут распространять эмиссионные сигнатуры наших кораблей повсюду..."
Он сохранял бесстрастное выражение своего лица, но его мысли были мрачными, когда он обдумывал принятое им решение и доступные ему неприятные варианты.
"Мы можем отступить, не нападая на планету. Мы можем смириться с нашими потерями и бежать, и никто никогда не сможет доказать, что мы собирались нарушить Эриданский эдикт, когда прибыли сюда. Строго говоря, Факел официально объявил войну Мезе. Это сделало бы нас законными наемниками на мезанской службе, если бы это было то, на что мы хотим претендовать... и если мы не нарушим эдикт. Так что, по крайней мере, теоретически наши выжившие должны стать военнопленными, если они доберутся до планеты, что поставит их под защиту Денебских соглашений.
В теории".
Он откинулся на спинку своего командирского кресла, напряженно размышляя.
Проблема заключалась в том, что он никак не мог убедить себя, что планета бывших рабов, в правительстве которого было немало теоретически отставных членов Одюбон Баллрум, собиралась все простить и забыть. Если контр-адмирал Розак знал, почему НФИ прибыл к Факелу, было чрезвычайно вероятно, что факельцы тоже знали это. Что наводило Сантандера Конидиса на мысль, что они не будут особенно беспокоиться о том, как остальная часть галактики может расценить "радушный прием", который они окажут людям, собиравшимся устроить геноцид их родного мира.
"Если мы пойдем дальше и уничтожим планету, то сможем порыскать в окрестностях, чтобы после этого поднять наши спасательные капсулы. То, что осталось от сил Розака, не захочет ссориться с нами теперь, после потери своих кораблей боеприпасов. А у меня все еще есть одиннадцать крейсеров и шестнадцать эсминцев. Меня не волнует, что весь чертов "королевский флот Факела" ждет на орбите вокруг планеты, они не смогут защитить ее без поддержки волшебных ракет Розака! Но если мы все-таки попадем на планету, сохранившиеся корабли Розака никогда не позволят нам приблизиться на расстояние выстрела, чтобы уничтожить и их тоже. И это значит, что он уйдет чистым со своими сенсорными данными... и вся галактика будет знать, кто это сделал".
Краем глаза он взглянул на Джессику Милликен. Учитывая тот факт, что гражданин коммодор Лафф и капитан Мэддок почти наверняка были одинаково мертвы, коммандер Милликен теперь была старшим мезанским представителем. Она выглядела такой же потрясенной тем, что случилось с НФИ, как хевенитские офицеры и матросы вокруг нее, но она все еще представляла цену, которую НФИ заплатит, если Конидис не нападет на планету.
""Рабсила" поддерживала нас не потому, что мы нравились ей, - резко подумал он. - Она поддерживала нас, потому что мы представляли полезный инструмент. Если мы не ударим по Факелу, эта полезность исчезнет, насколько это касается ее, а без "Рабсилы" мы потеряем любую будущую материально-техническую поддержку".
Без какого-либо источника поддержки даже о простом ремонте повреждений его сохранившихся кораблей не могло быть и речи. Любые последовательные действия против контрреволюционеров в Новом Париже стали бы невозможными, если бы они не хотели, чтобы их считали не более чем обычными пиратами. И если бы это произошло, то все, что они уже сделали - цена, которую они уже заплатили - было бы напрасным.
"Но все равно будет напрасно, если мы сделаем это, - понял он. - Единственная причина, по которой Лафф согласился на эту операцию, в первую очередь потому, что она должна была быть анонимной. Никто не должен был знать, что это были мы. Однако благодаря Розаку все узнают, и никто в Народной республике не соберется объединиться с "защитниками революции", которые, как они знают, нарушили Эриданский эдикт ради кучки генетических работорговцев".
Он взглянул на гражданина коммандера Санчеза. Его начальник штаба участвовал в интенсивной четырехсторонней беседе с гражданином коммандером Шарлем-Анри Андервудом, старшим помощником "Чао Кун Мина"; гражданином лейтенант-коммандером Сесаром Хюбнером, тактическим офицером тяжелого крейсера; и гражданином лейтенант-коммандером Джейсоном Пети, оперативным офицером штаба Конидиса. В напряженном выражении лица Санчеза не было ни вопроса, ни сомнения, обиженно подумал гражданин коммодор.
Начальник штаба, в отличие от самого Конидиса, никогда не сомневался в оправданности операции "Феррет". Для него это был простой вопрос покупки поддержки, в которой нуждалась революция, и это автоматически подтверждало все, что могло бы от них потребоваться.
"Я не хочу этого делать, - признался самому себе гражданин коммодор. - Я никогда не хотел этого делать. А теперь..."
- Коммандер Милликен, - услышал он собственный голос.
- Да, гражданин коммодор?
- Мне кажется, - сказал Конидис, - что нынешняя ситуация лежит далеко за пределами любой возможности, которая предусматривалась при планировании этой операции.
Он сделал паузу. Белокурая коммандер, которая стала единственным официальным мезанским представителем в НФИ в тот же момент, когда Конидис стал его командующим, только посмотрела на него, ее голубые глаза и выражение лица было вежливо внимательными.
- Даже полностью отвлекаясь от потерь, которые мы понесли, - продолжал он, - очевидно, что враг знает, кто мы и почему мы здесь. Они также знают о... спонсорстве "Рабсилы". Если мы будем продолжать, как планировалось первоначально, последствия для народного флота в изгнании будут экстремальными. По той же причине, однако, учитывая потери, которые мы уже нанесли им, мне кажется... маловероятным, по меньшей мере, что флот Солнечной лиги примет сочувственное отношение к системе Мезе в общем, если станет известно, что базирующиеся на Мезе трансзвездные корпорации стояли за всем, что случилось здесь сегодня. Согласны ли вы с такой оценкой?