Тем не менее, для других это было еще мрачнее. Иногда много мрачнее. Несмотря на нарочитый юмор Харпера, он знал, как и Джадсон, что на борту любого приходящего транспорта был, по меньшей мере, один "выгоревший боевик Баллрум".
Именно Харпер придумал этот термин. На самом деле, Джадсон сомневался, что у него самого хватило бы смелости когда-либо применить его, если бы Харпер не высказал его сам, и за одно только это Джадсон уважал его еще больше. Харпер никогда не обсуждал с Джадсоном свой собственный послужной список в качестве убийцы Баллрум, но здесь, на Факеле, не было секретом, что он давно забыл, со сколькими именно из множества работорговцев и руководителей "Рабсилы" он "покончил с крайним предубеждением" за свою карьеру. Тем не менее, Харпер также признавал, что слишком многие из его соратников по Баллрум превратились именно в то, на чем настаивали критики Баллрум.
В каждой войне есть свои жертвы, мрачно подумал Джадсон, и не все они физические, особенно в том, что до сих пор называлось "асимметричной войной". Когда ресурсы двух сторон были столь дико не сбалансированы, как в данном случае, более слабая сторона не могла ограничивать себя и свою стратегию неким идеальным "кодексом войны" или каким-то неуместным рыцарством. Это, не меньше неприкрытой ненависти жертв "Рабсилы", было одной из основных причин для типичных образцов тактики Баллрум, принятой ими на протяжении десятилетий... и отвращения множества людей, которые отвергали его методы, несмотря на свое собственное глубокое сочувствие аболиционистскому движению в целом.
Тем не менее, в операциях Баллрум было похоронено больше ценностей, нежели одно общественное осуждение. Стоимость ведения войны с чем-то таким могущественным, как "Рабсила" и ее корпоративные союзники, способами, которые максимизировали кровавую цену для них, слишком часто выплачивалась в виде самоистязания - превращения себя в кого-то, кто не только был способен совершать зверства, но и стремиться к ним.
Баллрум всегда прилагал сознательные усилия, чтобы идентифицировать себя и своих членов как бойцов, а не простых убийц, но после достаточного количества смертей, достаточного кровопролития, достаточных ужасов, обрушившихся на других в отместку за пережитые ужасы рабов, эти различия размылись с пугающей легкостью. Слишком часто наступало время, когда игра в социопата превращала кого-то именно в социопата, и немало бойцов Баллрум, попавших в эту категорию, появлялись здесь на Факеле неспособными - или не желающими - поверить, что планета, населенная почти исключительно экс-рабами, могла отказаться от террористической тактики Баллрум.
На самом деле, Джадсон не винил их за то, что они чувствовали себя таким образом. В действительности, он не видел, как это могло быть по-другому. И он начал испытывать не просто сочувствие, но и определенную степень понимания мужчин и женщин, которые чувствовали и думали о том пути, который он категорически отрицал перед тем, как оказался здесь, на Факеле. Он слишком многое видел и узнал от сотен и даже тысяч людей, которые - как его собственный отец - на собственном опыте испытали жестокость "Рабсилы", чтобы обвинить кого-то за горевшую в глубине их ненависть.
И все же, одной из обязанностей иммиграционной службы было идентифицировать людей, которые так думали, потому что Джереми Экс был совершенно серьезен. И он тоже был прав. Если Факел собирался выжить, он должен был продемонстрировать своим друзьям и потенциальным союзникам, что не собирается стать простым убежищем для террористов. Никто в здравом уме не мог ожидать, что Факел повернется против Баллрум или порвет все связи с ним, а если бы Джереми попытался сделать что-то подобное, его собратья-подданные набросились бы на него, как волки. И это справедливо, по мнению Джадсона.
Но королевству Факел придется вести себя как звездной нации, если оно когда-либо намеревалось состояться как звездная нация и дом для бывших рабов, построенный бывшими рабами, в качестве примера и доказательства способности, что бывшие рабы умеют вести себя как цивилизованное общество, что было гораздо важнее, чем любая открытая поддержка операций в стиле Баллрум.
Несмотря на громкое сочувствие тяжелому положению жертв "Рабсилы", которое могли бы выразить другие, не покидая своего сытого, хорошо обеспеченного существования, все еще оставалось неискоренимое предубеждение против генетических рабов. Против любого, кто определялся в первую очередь как "джини". Как продукт преднамеренного генетического конструирования. Не то, чтобы у некоторых генетических рабов не было своих собственных предубеждений, думал он, учитывая отношение слишком многих из них к кощеям. В самые мрачные моменты он думал, что в каждой группе должен быть кто-то, на кого можно было смотреть свысока. Это была бы эндемичная часть человеческого состояния, однако гены человека складывались по определенному образцу. В других случаях он оглядывался вокруг и узнавал, как подавляющее большинство людей, лично ему известных, поднялись выше этой "эндемичной" потребности и знали, что, в конце концов, можно уничтожить любой предрассудок.
Но как бы это ни было возможно, оно не произойдет в одночасье. И в то же время Факел должен был стать светом, которым он был назван, доказательством того, что генетические рабы могли построить мир, а не только машину мести. Что они могли трансформировать свою войну с "Рабсилой" таким образом, который доказал бы, что, по сути, они не уступают своим создателям и угнетателям, а превосходят их. И так же, как они должны были доказать это людям, поддержка которых требовалась для их существования, они должны были доказать это самим себе.
Должны были окончательно отомстить "Рабсиле", доказав, что "Рабсила" солгала. Что бы с ними ни делали, как бы ни искажали их хромосомы или играли с ними, они все равно оставались людьми, такими же наследниками потенциального величия человечества, как и все остальные.
Большинству из них было бы невероятно неудобно пытаться выразить эту мысль словами, но это не помешало им понять ее. И поэтому, когда кто-то, кто не мог принять ее, прибывал на Факел, обязанностью иммиграционной службы было его опознание. Не для того, чтобы отказать ему во въезде или угрожать принудительной депортацией. Конституция Факела гарантировала каждому бывшему рабу и каждому ребенку или внуку бывших рабов безопасное убежище на Факеле. Вот почему Факел существовал. Но, в свою очередь, Факел требовал признания своих собственных законов, и эти законы включали запрет на операции в стиле Баллрум, исходящие с Факела.
Несмотря ни на что, Факел не стал бы сажать в тюрьму людей, которые отказались отречься от традиционной тактики Баллрум, но никому из них не будет позволено оставаться на Факеле или использовать его территорию в качестве безопасного убежища между ударами в стиле Баллрум. Вот почему люди, чья собственная ненависть может заставить их делать это, должны были быть выявлены.
И, как бы Джадсон лично ни ненавидел эту обязанность, не было никаких сомнений в том, что Харпер был прав. Телепатические чувства Чингиза, его способность буквально ощущать "мыслесвет" любого, кого он встретит, делали его абсолютно и уникально подходящим для этой задачи.
- Ладно, - сказал он вслух, - пусть так. Но предупреждаю тебя, что завтра нам с Чингизом потребуется выходной день.
Он сохранял легкий тон, но так же твердо выдержал пристальный взгляд Харпера. Как бы хорошо ни подходил для этой задачи Чингиз, для древесного кота всегда изнурительно пробираться через такое множество "мыслесветов", многие из которых несли в себе собственные травмы и шрамы. Ему требовалось некоторое время вдали от других мыслесветов, проведенное в эквиваленте чащи Сфинкса на Факеле, и Харпер знал это.
- Давай, - сказал он. - Выкручивай мне руки! Вымогай у меня дополнительный отпуск! - Он улыбнулся, но его глаза были такими же твердыми, как у Джадсона, и он слегка кивнул. - Посмотри, разве мне не все равно!
- Хорошо, - ответил Джадсон.
Несколько часов спустя ни Джадсон, ни Чингиз не чувствовали себя особенно бодрыми.
Не то, чтобы прибывающие на шаттлах были погружены исключительно в уныние, отчаяние и кровожадную ненависть. На самом деле, большинство их испытывали невероятную радость, ощущение того, что они, наконец, ступили на почву планеты, которая на самом деле принадлежала им.
Словно, наконец, оказались дома.
Но были шрамы, и слишком часто все еще кровоточащие психические раны, даже у самых радостных, и они били по чувствительной сосредоточенности Чингиза, как молотки. Тот факт, что кот намеренно искал опасные линии разлома, очаги особенно мрачной тьмы, заставлял его открываться и всей остальной боли. Джадсону очень не хотелось спрашивать об этом своего спутника, но он слишком хорошо знал Чингиза, чтобы и не задавать вопрос. Древесные коты были прямодушными существами, с ограниченным терпением относящимися к некоторым глупым социальным понятиям человечества. И, честно говоря, у Чингиза было гораздо меньше проблем с принятием и поддержкой менталитета Баллрум, чем у самого Джадсона.
Тем не менее, Чингиз также понимал, насколько был важен Факел не только для его собственного человека, но и для всех других двуногих вокруг него, и что большая часть их надежд на будущее опиралась на необходимость выявления людей, чей выбор действий может поставить под угрозу то, что так сильно стремились построить факельцы. Мало того, Факел теперь был и его домом, а древесные коты понимали ответственность перед кланом и местом гнездования.
Что не оставляло их обоих особенно бодрыми.
<Этот.> - Вдруг мелькнули пальцы Чингиза.
- Что?
Джадсон дернулся. До сих пор, несмотря на неизбежную эмоциональную усталость, в сегодняшнем транспортном потоке новых иммигрантов было мало "проблемных детей", и он включил что-то вроде круиз-контроля, наблюдая, как прибывшие проходят собеседование.
<Этот,> - повторили пальцы Чингиза. -