— Простите, что заставила вас ждать, — сказала Регина, закрывая дверь. — Вы ведь из министерства, да? — Она окинула «важняка» любопытным взглядом. — Интересно. А где же ваш портфель? Или вы принесли документацию за пазухой?
— Я не из министерства, — сказал Турецкий. — Я из России.
Он понял, что сморозил глупость, и слегка покраснел. Регина заметила его смущение и засмеялась.
— Что вы такое говорите! — насмешливо сказала она. — А что, в России нет министерств?
— Я не в том смысле, — пробурчал Турецкий, понимая, что ведет себя глупо, и злясь на себя из-за этого еще больше. — Я — Турецкий, помните? Я вам вчера звонил.
— Турецкий? — Регина чуть приподняла брови. — Почему именно турецкий, а не индийский или китайский?
— Э-э…
Она снова рассмеялась:
— Простите, Александр Борисович. У вас такой смешной вид, что я не смогла сдержаться от глупой шутки! Конечно же я вас помню. Я ждала курьера с документами из министерства, вот и спутала вас с ним. Проходите в гостиную. Разуваться не обязательно, мы ведь с вами не в Японии. Проходите, проходите!
Ошеломленный градом воркующих слов, Турецкий прошел в гостиную и, подчинившись гостеприимному жесту Регины, сел на диван.
Регина примостилась в кресле, поджав под себя стройные и длинные, как у манекенщицы, ноги. Как сказал бы Диккенс, она была само очарование. Турецкий не мог отвести от нее взгляда и молил Бога, чтобы она не снимала очки: только благодаря тому, что синие, как море (и такие же бездонные), глаза женщины были спрятаны за дымчатыми стеклами, он мог хоть как-то держать себя в руках.
— Итак, господин Турецкий, я вас слушаю, — произнесла Регина своим удивительным, хрипловатым и воркующим, как у негритянских певиц, голосом.
— Я хотел поговорить с вами об одном вашем знакомом. Его зовут Юрий Георгиевич Отаров.
— Отаров, Отаров… — Регина нахмурила чистый лоб. — Что-то не припомню такого.
— Это деловой партнер Романа Петрова. Уж Петрова-то вы должны помнить?
— Петрова помню, — кивнула Регина. — Да и Отарова припоминаю. Это такой невысокий и полный, да? Его еще вроде бы называют «русским мафиози»…
— Его еще кое-кем называют, — сказал Турецкий. — А именно вашим любовником.
— Да что вы! Значит, и до России докатились здешние грязные слухи?
— Как видите, докатились. — Турецкий насмешливо прищурился. — А что, это действительно слухи? А я-то, наивный, думал, что вы не делаете из этого тайны. На прошлой неделе я прочел в газете, что Отаров устроил вам скандал в ресторане. Кстати, с тех пор о нем ни слуху ни духу.
— Не знала, что вы читаете по-литовски. — Регина блеснула зубами.
— А мне перевели.
— Правда? Не нужно верить переводам. Они очень часто не соответствуют первоисточнику. Ну ладно, Александр Борисович. Хватит фехтовать словами. Так что вам от меня нужно? Зачем вы пришли?
— Я хочу, чтобы вы устроили мне встречу с Отаровым, — прямо сказал Турецкий.
— И только-то? В таком случае, вы обратились не по адресу. Я не видела Отарова с прошлой недели. Вы ведь сами читали про скандал в ресторане.
Турецкий вгляделся в светлое лицо Регины и покачал головой.
— Удивительно, — тихо сказал он.
— Что?
— Про вас ходит столько мрачных слухов, а вы все еще — уважаемый гражданин Литвы. И народ вас любит. Неужели одной красивой улыбки достаточно, чтобы завоевать любовь литовцев? Или у вас есть какие-то другие, тайные способы влияния на людей?
Регина сдвинула очки на кончик носа и посмотрела на Турецкого поверх дымчатых стекол.
— Вы забавный человек, Александр Борисович, — сказала она. — Скажите, а вы всегда предпочитаете действовать напрямую? В лоб?
— Только когда других способов не остается, — ответил Турецкий.
— В таком случае, мы с вами очень похожи. Я тоже не люблю ходить вокруг да около. Так зачем вам понадобился Отаров?
— Я хочу с ним поговорить. Просто поговорить.
— О чем?
Турецкий сдвинул брови.
— Честно говоря, мне плевать на ваши литовские дела, — сухо сказал он. — Здесь он может делать все, что ему заблагорассудится, я и пальцем не шевельну. Но я хочу знать правду об убийстве Канунниковой. Всю правду.
Регина задумчиво наморщила лоб:
— Простите… А кто это — Канунникова?
— Российский политик, — ответил Александр Борисович. — Глава «Экологической партии».
— И ее убили?
Турецкий кивнул:
— Да.
— И вы считаете, что к этому делу причастен Юрий Георгиевич?
— У меня есть основания так полагать, — сказал Турецкий. — Поверьте, я не собираюсь привлекать его к ответственности. Я просто не смогу этого сделать. Российское правосудие до ваших палестин не дотянется. А вопрос об экстрадиции литовское правительство наверняка решит не в нашу пользу. Я даже не могу уговорить их объявить Отарова в розыск. Поэтому я не тешу себя напрасной надеждой. Но я хочу знать. Понимаете — знать!
Регина вгляделась в лицо Турецкого пристальным, долгим, изучающим взглядом.
— Вы и правда забавный человек, — тихо сказала она. — Вам что, не хватает адреналина? Впрочем, каждый борется со скукой по-своему.
— Это не вопрос скуки, — возразил Турецкий. — Скорее, это вопрос душевного равновесия.
Регина кивнула:
— Хорошо. Я постараюсь разыскать Юрия Георгиевича и передам ему вашу просьбу. Отаров любит сюрпризы. Уверена, ему будет любопытно с вами поболтать.
Она посмотрела на Турецкого с улыбкой и вдруг спросила:
— Скажите, Александр Борисович, а вы верите в гадания?
— В гадания?
Она кивнула:
— Да. Я хорошо гадаю, это у меня от бабушки. Хотите, погадаю вам? Мне кажется, у вас очень интересная судьба.
— И сколько мне это будет стоить?
— Почти нисколько, — улыбнулась Регина. — Если гадание понравится, пригласите меня на ужин в ресторан. Вам ведь все равно здесь нечем заняться. А я в последние дни много работала, и мне бы не помешало немного развеяться.
Александр Борисович пожал плечами:
— Ну давайте, коли не шутите.
Он протянул руку. Регина взяла руку Турецкого и перевернула ее вверх ладонью. Она долго вглядывалась в ладонь, потом подняла взгляд на Турецкого и сказала:
— У вас очень необычная линия жизни. Несколько раз она прерывалась, но вы все еще живы.
— Цепляюсь за жизнь, как вьюн за изгородь, — пошутил Александр Борисович.
— Это хорошо. Не будь у вас такой воли к жизни, вы бы давно уже были трупом. — Она вновь уставилась на ладонь «важняка». — У вас есть жена, и вы ее очень любите, — сказала Регина, разглядывая линии. — Но вы не самый верный муж. Несколько раз вы ей изменяли. Ну или были близки к тому, чтобы изменить.
— Как любой мужчина, — снова усмехнулся Турецкий. — Все мы ходим по краю.
— Много раз опасность угрожала вашей жене, — продолжила Регина, не обращая внимания на его слова. — И все это из-за вашей работы. Вы и представить себе не можете, что она пережила. Так… Что тут у нас дальше… Ага. Вы человек совестливый, но не всегда следуете своим принципам. Купить вас нельзя, но обмануть — можно. Вы довольно часто болеете простудой, но в принципе у вас на редкость здоровый организм, Александр Борисович.
Турецкому стало неуютно. Эта женщина говорила так, словно читала его биографию. Александр Борисович понимал, что большинство ее фраз — универсальны и подходят любому человеку, но никак не мог отделаться от мысли, что она и впрямь каким-то чудесным образом прокралась в его мозг. Или в карму. Или как там это называют буддисты?
А Регина тем временем продолжала, не обращая внимания на его смущение:
— Вас любят женщины. А многие мужчины вас ненавидят. Ненавидят всей душой. От вас исходит опасность. Многие хотели бы вас убить, но, пока вы человек системы, вам ничто не угрожает. Любой самодеятельный акт или поступок влечет за собой беду. И не только для вас, но и для ваших близких.
— Похоже на угрозу, — заметил Турецкий.
Регина посмотрела на него из-под нахмуренных бровей и сухо ответила:
— Я всего лишь читаю вашу судьбу. И не хочу вас обманывать.
— Тогда, может быть, скажете, что меня ждет в ближайшем будущем?
— Запросто, — кивнула Регина. Она нежно провела пальцем по ладони Турецкого, потом подняла на него взгляд и сказала: — Вы умрете. И умрете не своей смертью.
По жилам Турецкого пробежал холодок. Он усмехнулся и спросил:
— А поподробнее нельзя? Как я умру? Машина меня, что ли, собьет? А может быть, я утону в ванне во время мытья? Или зарежусь бритвенным станком?
— Ни то и ни другое, — сказала Регина. — Вас убьют. У вас есть всего лишь один шанс из тысячи, что вы останетесь живы.
— Вот как? Ну хоть один. И что я должен для этого сделать?
Регина пожала плечами:
— Этого я не знаю. Возможно, избегать опасностей. А возможно, наоборот — идти напролом. Этого никто не может сказать. Вы помечены смертью, Александр Борисович. И значит, помочь вам может только Бог.
— Не слишком оптимистичный прогноз, — сказал Турецкий.
Регина вздохнула и ответила грустным, упавшим голосом:
— Уж какой есть. Мне жаль вас, Александр Борисович. Правда, жаль. Но я всего лишь читаю знаки судьбы. Я не пишу их сама. Если бы это было в моих силах, я нагадала бы вам двести лет счастливой жизни.
— Мне хватило бы и ста. Но тем не менее ужин вы заработали. — Турецкий убрал руку и поднялся с дивана. — Хотите, поужинаем прямо сейчас? Я с утра ничего не ел.
— Если вы согласны подождать, пока я оденусь и сделаю пару коротких звонков, то да.
Турецкий кивнул:
— Я подожду.
…Место для ужина выбрала Регина — «на правах аборигена», как она выразилась. Это был небольшой уютный ресторанчик со смешанной кухней и «живой музыкой», которую представлял долговязый, сухопарый музыкант, лениво перебирающий клавиши черного рояля.
Регина была в каштановом парике и узких, модных очках с неизменно затемненными стеклами. «Не люблю, когда на меня пялятся, — объяснила она свое преображение Турецкому. — А так меня никто не узнает».