л упрекнуть раджу Аудского, сына и внука верных союзников английской короны, в том, что своим дурным управлением тот допустил в своей стране беспорядки, которые могли обеспокоить английских подданных. Действительно, в течение нескольких дней было несколько ссор между фанатиками-мусульманами и браминами одной из пагод.
Дети пророка обвиняли браминов в том, что те будто бы бросили в их мечеть внутренности дохлой кошки. Индусы защищались против этой клеветы, но мусульмане напали на пагоды, бранились, кричали, и даже обе стороны стреляли друг в друга, но жертв почти не было. Резидент придрался к этому случаю и сейчас же повысил тон и начал требовать удовлетворения».
Говорят, что бедный раджа осмелился заметить, что и во владениях английской королевы бывают случаи ссор между мусульманами и индусами.
Ему ответили, что такие замечания с его стороны неприличны, и что он должен был принять меры к тому, чтобы не беспокоить своих соседей.
«Но ведь командирами моих войск состоят ваши же офицеры, — отвечал несчастный раджа, — приказания они принимают лишь от вас, так и прикажите им, чтобы они лучше несли свою полицейскую службу, чтобы и я сам мог спать спокойно».
Чтобы прекратить ту драку, довольно было бы трёх-четырёх солдат с капралом. Но лорд Дальгузи [был] не из тех людей, которые отказываются от раз принятого ими решения.
Несколько дней спустя появилась прокламация, в которой в целом ряде параграфов говорилось, что княжество Аудское очень плохо управляется вот уже тремя поколениями раджей, т.е. нынешним, его отцом и дедом, что их управление вредит не только их собственным подданным, но грозит беспокойством соседям и что законы нравственности и человечности настоятельно требуют от английского королевства, чтобы оно положило конец всем этим неурядицам и не конфисковало, нет, но аннексировало княжество Аудское.
И лишь из великодушия и в память былых хороших отношений, англичане согласились выдавать радже приличную пенсию, но при условии немедленного послушания, т.е. он должен был без малейшего сопротивления и не показывая недовольства покинуть свой трон. Если раздастся хотя один выстрел, то он не получит ни гроша.
Угрозы были бесполезны, бедный раджа и не думал сопротивляться. Он благородно сошёл со своего трона, говоря, что для сохранения его он не желает проливать кровь своих подданных, но что он будет взывать к справедливости английского народа, и что, если понадобится, то он готов броситься к ногам королевы и на коленях защищать свои права перед лордами и парламентом.
Свергнутый раджа Аудский отправился в Калькутту с твёрдым намерением сесть на корабль, уходящий в Англию, но у него украли половину багажа и почти всё состояние, которое он вёз в драгоценностях и в наличных деньгах.
Он резонно побоялся, что у него будет слишком мало денег для того, чтобы жить с многочисленной семьёй в Англии и вести бесконечный политический процесс, очевидно, очень дорогой. После долгих колебаний, он отказался ехать сам и послал в Лондон жену и сына. Кстати можно сказать, что, пока бывший властитель вёл своё дело в Калькутте, он передавал <из своей казны>, как его отец и как его дед, несколько миллионов почтенным губернаторам <Ост-Индийской компании> каждый раз, как те делали вид, что находятся в затруднительных обстоятельствах.
Потом, в то время, как он смиренно ожидал ответа на свою петицию, поданную в парламент, и тихо жил под бдительным оком властей, вдруг явились сбиры<судебные приставы>, схватили его и заключили в тюрьму, сообщив ему, что он заговорщик, что он поднял свой народ, который действительно восстал, как один человек, но по своему собственному почину, требуя обратно своего властителя.
И пока бедный раджа умирал в одном из фортов Калькутты, бывшая княгиня Ауда умирала в Лондоне от горя и негодования при виде отвергнутой палатой Общин петиции, которая вернула её, даже не прочтя. Принятие этой петиции было отложено на неопределённое время, потому что адвокат, составлявший её, забыл внести в неё установленную формулу: «смиренно умоляет палату Общин».
Итак, шайка бандитов выгоняет вас из жилища предков, грабит ваши деньги, расхищает ваше имущество… И если вы принуждены обратиться к ней с просьбой вернуть несколько крох из того, что у вас аннексировали, то надо выразиться так: смиренно умоляю вас, достопочтенные бандиты. Только Джон Булль способен на такое лицемерие и на такую подлость.
Неоспоримо, что покража княжества Аудского явилась главной причиной заговора, приведшего к восстанию всей Бенгалии против её одиозных захватчиков. Англичане не могут отрицать этого: княжество Аудское конфисковано в 1856 году, восстание произошло в 1857 году. Из 80 000 восставших сипаев 70 000 были подданными бедного раджи Аудского.
<Об этом сообщает нам мистер Дизраэли, ныне лорд Биконсфилд. Благородный лорд был тогда в оппозиции, и благодаря этому счастливому обстоятельству мы можем получить истину из уст англичанина. После того как он заявил своим коллегам по палате Общин, что похищение княжества Ауд было неопровержимой причиной восстания индийской армии, он высказался так (в таком важном вопросе цитата не будет считаться слишком длинной):>
«Не прошло и шесть месяцев после аннексии Ауда, как повсюду начали появляться странного вида разносчики, которых раньше никто не видел.
Один из таких разносчиков являлся к старшине каждой деревни и не продавал, а передавал ему шесть пирожков и говорил: "Эти шесть маленьких пирожков для вас, и взамен я ничего не прошу, будьте только любезны послать в следующее селение шесть точно таких же пирожков".
И странное дело, старшина принимал эти пирожки, без всяких расспросов и, согласно приказания, делал такие же шесть пирожков, и передавал их по назначению. Кто первый сделал их, откуда было положено начало этим пирожкам, так никто и не узнал. Но доказано, что разносчики эти ходили от одного старшины к другому, от одной деревушки к другой, и все получали одно и то же распоряжение отправить дальше шесть пирожков. Но губернаторы не обратили никакого внимания на такое странное явление.
<Предположим, — продолжал г-н Дизраэли, — что кто-нибудь скажет императору России: "Государь, вот факт, сопровождаемый весьма примечательными обстоятельствами, происходящими в вашем государстве. Есть некие торговцы, которые ходят от деревни в деревню и оставляют там горшок с икрой или горностаевый хвост, а взамен не просят ничего, довольствуясь только готовностью передавать его дальше с рук на руки". Предположим, также сказано: "Это произошло в десяти тысячах деревень, но мы не можем ничего понять". Я совершенно уверен, что император ответил бы: "Мне всё равно, понимаете вы или нет, но мне совершенно ясно, что в этом есть что-то подозрительное, и я приму соответствующие меры предосторожности". Сейчас же не похоже, чтобы правительство Индии стремилось понять или быть настороже.>
Но это ещё не всё. Кроме этих подозрительных симптомов среди населения, были и другие, среди армии, по которым нетрудно было догадаться, что готовится военный заговор. В военную ставку являлся сипай и шёл прямо к старейшему из туземных офицеров. Он являлся специально, чтобы передать тому что? Цветок лотоса.
Взглянув на цветок и не говоря ни слова, офицер передавал его другому, тот третьему, следующий — нижнему чину, а этот рядовому и т.д., пока этот цветок не побывал в руках каждого туземного солдата. И когда цветок попадал к последнему солдату в полку, тот незаметно исчезал, чтобы передать лотос в другой ближайший полк или отряд. Не было ни одного полка, ни одной роты или взвода, где бы не побывали цветы лотоса. И это началось сейчас же вслед за аннексией [княжества] Ауда».
Сам старый, честный раджа был тут не замешан. Сипаи хотели защитить своего раджу и отстоять независимость родного края.
<Пусть красные мундиры, чтобы извинить те позорные расправы, в которых они себя запятнали в течение года репрессий, не говорят нам больше о восстании против их законной власти… Когда калабрийская деревня защищается от нападений отряда разбойников с большой дороги, разве говорят, что эта деревня восстает, потому что пытается дать отпор отряду Фальсакаппы?>
Вся Бенгалия соединилась в одно, и паролем было: изгнать чужеземцев.
Но это кроткое и робкое население, хотя и объединённое общей ненавистью, всё ещё не решалось взяться за оружие, и возможно, что, обойдись с ним английское правительство разумно, всё бы мало-помалу улеглось.
Но святоши бодрствовали.
Политики подготовили восстание.«
Святоши заставили его вспыхнуть.
<Я заимствую последнюю цитату у г-на де Варрена, так как именно с точки зрения бывшего офицера британской армии я хочу рассказать англичанам обо всём позоре их поведения в Индии.
«Три четверти общества в Европе и даже во Франции (особенно во Франции, — г-н де Варрен, — особенно во Франции), кажется, не подозревают о существовании святош. И тем не менее они кишат в Англии; с учётом по регионам, они составляют более половины протестантского населения по ту сторону Ла-Манша.
Тип, который так яростно обвиняют в Аввакуме Муклероте, не является выдумкой Вальтера Скотта, ему не нужно было искать его в старых легендах, достаточно было лишь оглянуться вокруг, чтобы сделать зарисовки с натуры в Эдинбурге или в его собственной деревне.
В особенности с 1836 года начал заметно ощущаться преувеличенный религиозный энтузиазм, поток пуританского духа витал над всеми протестантскими сектами трёх королевств, и святоши бесконечно умножались, особенно в Индии, где они внедрялись во все администрации… Все военные корифеи, все командиры корпусов, все высшие чины администрации мало-помалу стали проповедниками…
Вскоре во всех этих разгоряченных головах появилась только одна мысль — обратить индусов [в истинную веру] уговорами или силой, Библией или мечом Гедеона. Ради столь благородной цели можно было рискнуть всем, даже самым великолепным "драгоценным камнем в короне Англии", богатой Индийской империей. Итак, для достижения этой цели был только один путь. Главным препятствием на пути обращения индусов в свою веру, очевидно, являлись кастовые предрассудки. За исключением невежественной массы низов, индусы имеют лишь очень малую веру в легенды своих Пуран и очень слабое уважение к своим каменным идолам с двумя головами и двадцатью руками. Но для индийца потерять свою касту — это значит потерять всё: любовь жены, поддержку семьи, уважение детей. Пока существует каста, надеяться на их обращение нечего: это невозможно. Отлично! Это препятствие должно исчезнуть, касты должна быть нивелированы. Война касте!