По дороге нам встретился стрелок из 6-го гвардейского драгунского полка. Его преследовало несколько сипаев, он был без оружия и весь в крови, раненый в голову и руки; мой муж убил из пистолета одного из нападавших и посадил стрелка к нам в коляску. А тем временем наши провожатые держали других сипаев на почтительном расстоянии, но не стреляли. Очевидно, они разделяли [с ними] свою неприязнь к европейскому солдату.
Доставив нас к европейским казармам и убедившись в нашей безопасности, дюжина наших провожатых осталась с нами, а остальные вернулись к восставшим».
Вот каково это трогательное письмо, и вряд ли хоть один англичанин осмелиться оспаривать его.
Я прибавлю, что ни один из офицеров <этого пресловутого> 3-го полка, подавшего сигнал <к восстанию>, не погиб от руки своих солдат, а между тем многие из них, а в особенности полковник, были всем ненавистны.
<Скажем между прочим, что генерал Хьюит, командовавший лагерем в Мирате, совершенно потерял голову, так как под его командованием находилось более двух тысяч европейских солдат, и он мог быстрым и энергичным решением подавить восстание с самого начала.>
Дели, бывшая <древняя>монгольская столица <Великих Моголов>, центр громадных складов, но охраняемая лишь туземными войсками, перешла в руки восставших, и если бы перешел и Пенджаб <и вся страна сикхов, благодаря искусному манёвру сэра Джона Лоуренса, не остались бы верными, то власти англичан в Индии пришёл бы конец но они как-то сумели сохранить его верным себе. Им помог сэр Джон Лауренс. Извещённый по телеграфу о восстании, он, <будучи Главным правительственным комиссаром в стране,>искусно задержал распространение этого известия <и объявил, что получил приказ сформировать сикхские полки>.
<Местное население стало стекаться толпами, чтобы записаться в армию. Сикхи — воинственный народ северо-западной части Индии — давно просились на службу из-за преимуществ, которые англичане предоставляли в своей англо-индийской армии, но до сих пор, опасаясь их беспокойного и энергичного характера, они боялись давать им оружие.
Лоуренс не колебался. После того, как он распределил всех своих новобранцев по ротам, батальонам и полкам, что было для него не трудно, так как до аннексии их страны все здоровые сикхи служили под командованием французских офицеров, английский резидент, не выказывая тревоги, попросил два полка сипаев дать им оружие, чтобы попрактиковаться>.
Под предлогом обучения новых рекрутов он отобрал у двух полков сипаев всё их оружие, потом приказал сдать оружие и другим полкам. Те не понимали, в чём дело, удивляясь странному распоряжению начальства. Меньше чем в три дня, <прежде чем весть о восстании достигла Пенджаба,> все сипаи оказались безоружными. <Несмотря на действительно невероятную скорость туземных скороходов, они не смогли обогнать электричество — можно сказать, что англичан в Индии спас телеграф.>
<От Лахора до берегов Инда было размещено от пяти до шести тысяч европейских солдат; Лоуренс собрал их вместе и с дюжиной сикхских полков, верность которых была непоколебима благодаря ненависти, искусно возбуждённой в их сердцах против сипаев, немедленно начал наступление.>
Около тридцати тысяч этих людей<сипаев>, ещё не совершивших никакого проступка против англичан, оказались уволенными со службы и брошенными на произвол судьбы, без оружия, без провианта или какой-либо помощи, да и к тому же в чужом [для них] регионе страны. Ужасные слова понеслись [тогда] от одного офицера к другому в английских войсках: «Нельзя оставлять за собой такое громадное количество врагов!» Кто первый произнёс этот страшный приказ? Кто ответственен за него? Лоуренс или кто другой? Во всяком случае, он не остановил начавшейся ужасной резни.
С этого момента англичане точно опьянели от крови.
«Удостоверено, — говорит де Варрен, — что всюду в Пенджабе, а затем последовательно в каждом из округов Бенгалии начались ужасные казни, неслыханные в истории ни одной страны. И всё придумывались новые мучения: пятьдесят, шестьдесят, иногда более сотни человек в день вешали, расстреливали картечью из<и четвертовали выстрелом у дул> пушек, и всё это по самому ничтожному поводу. Сипаи, убеждённые, что решено полностью их уничтожить, <что все они пройдут через это один за другим, и это только вопрос времени,> бежали массами, но несчастных преследовали, точно диких зверей; голова каждого была оценена в пять рупий. <Сикхи играли роль преследователей в этой охоте… и преследование продолжалось до тех пор, пока не стало ясно, что ни одному человеку не удалось уйти.>
По мере того, как приводили этих несчастных, их вешали, расстреливали, четвертовали — смотря по рангу, гоняли на казнь, как стадо баранов на бойню. Не перечислить всех ужасов этого массового уничтожения сипаев. <Генерал Коттон в письме из Пешавара говорит, что: "Из восьмисот семидесяти одного человека, составлявших 51-й Бенгальский полк, уже повешено и расстреляно семьсот восемьдесят пять. Не хватает восьмидесяти шести, но скоро с ними будет покончено, так как остальных продолжают доставлять партиями по два-три человека сикхские крестьяне и полиция". Есть полки, такие как 26-й и 46-й, которые были истреблены до последнего человека. А знаем ли мы, какие преступления совершили эти бедные дьяволы? Они бежали от страха, после того как были обезоружены>».
<Следует отметить, что в Пенджабе не было военных действий и не было опасений, что сипаи, разоружённые и отправленные в отставку, могут взбудоражить враждебное им население. Поэтому эти позорные массовые убийства, в жестокости которых повинны все английские офицеры, не имеют оправдания. Красные мундиры мстили за пережитый страх, и нет ничего страшнее и дерзостней, чем месть за страх.>
В таких поступках Англия отличалась от дикарей Центральной Африки и каннибалов Океании лишь тем, что не ела своих жертв.
<Тем не менее, множество полков сипаев остались верными, некоторые даже — такие как 6-й и 37-й пехотные полки и 13-й кавалерийский полк, расквартированные в Аллахабаде — попросились выступить на Дели, где восставшие уже хотели восстановить трон Великого Могола, что отдалило индусов-браманистов от этого дела, поскольку провозглашалась мусульманская идея. В тот момент всё могло бы пойти по-иному, но в Бенаресе разразилось событие, заклеймённое, как мы уже говорили, именем Феринг-Ка-Дага [(Feringhi ka dagha)], английским кровавым пятном.
В таком вопросе я воздерживаюсь от комментариев и цитирую только английские источники. Вот показания генерала Ллойда, сделанные 3 сентября 1857 года:
«4-го июня военные власти Бенареса, очевидно, без всякой видимой причины решили разоружить 37-й туземный пехотный полк, причём таким странным образом, что, хотя люди 37-го полка и не угрожали применением своего оружия, по ним открыли огонь из ружей и картечью. Присутствовавшие там сикхи и большая часть 13-го иррегулярного кавалерийского полка присоединились к атакуемым, чтобы оказать сопротивление, и эта атака всюду была заклеймена как Феринги-Ка-Дага; это немедленно вызвало восстание 6-го полка в Аллахабаде».
Через пять дней после этого случая мистер Спенсер написал: «Многие офицеры в ярости… и говорят, что мы проливаем невинную кровь… и всё это было грубой ошибкой».
Это печальное событие в Бенаресе и слухи о резне в Пенджабе довершили дело — восстали все полки, которые до сих пор оставались верными. На сцену вышел Нана-Сагиб [(один из лидеров вооружённого восстания 1857 года в Индии)], и начались расправы. В то время можно было видеть, как райоты, или крестьяне, вооружались по всему княжеству Ауда и охотились на англичан, в то время как последние охотились на сипаев в Пенджабе.>
В небольших рамках этих очерков нельзя проследить все перипетии борьбы, закончившейся для индусов поражением.
Я лишь хотел установить и доказать следующее:
во-первых, что виною восстания сипаев были сами англичане, их постоянные придирки, их нелепые проповеди, их религиозная нетерпимость и гнусное присвоение княжества Ауда;
во-вторых, что ни один из полков сипаев не убивал ни своих офицеров, ни их семей и никого из резидентов, что, наоборот, с самого начала, англичане всюду, где сила была на их стороне, предавались убийствам и массовым казням, которых не требовали ни война, ни их собственная безопасность, что они убивали [просто] для того, чтобы убить, как дикое животное, которое при виде крови приходит в ярость;
<в-третьих, что в Пенджабе, где почти все сипаи браманической религии не поддержали беспорядки в Дели, поскольку восстание там возглавили мусульмане, их вечные враги, английские пулеметчики [всё равно] перебили все полки сипаев, предусмотрительно разоружив их;
в-четвёртых, что все честные офицеры английской армии решительно не одобряли эти трусливые убийства, которые немедленно привели к [ответным] расправам, руководимым Нана-Сагибом.>
Приведём ещё один факт в честь этих бедных сипаев, на которых излилась вся ненависть англичан, причём не разбиралось, кто прав и кто виноват, принималось во внимание лишь одно: это полки той армии, которая подала сигнал к восстанию и которую надо терроризировать.
После взятия Канпура, и чтобы отомстить за тысячи пенджабских жертв, Нана-Сагиб отдал распоряжение расстреливать всех англичан, которых можно было захватить. Но 1-й пехотный туземный полк отказался исполнять этот приказ, говоря: «Мы не убьём генерала Уэллера, который прославил наше имя и сын которого был нашим квартирмейстером, мы не хотим убивать и других англичан, посадите их лучше в тюрьму» (М. де Варрен).
Нана-Сагиб был принуждён передать исполнение своего приказа мусульманам. Всюду, даже на поле битвы, даже в пылу боя, даже после тридцати тысяч пенджабских трупов, сипаи отказывались посягать на своих бывших офицеров.
А знаете ли вы, чем отплатила Англия за великодушие 1-го полка?
Все люди этого полка были убиты до последнего, начальники были привязаны к пушечным жерлам или четвертованы, а простых сипаев вместе с их жёнами и детьми расстреляли картечью. По утрам, на восходе солнца, под стенами Канпура их собирали по шестьсот человек раза четыре в неделю; на несчастных направляли жерла пушек, и артиллеристы с запалами в руках ожидали сигнала. Капитан Максвелл ясным и твёрдым голосом отдавал команду, проходила жуткая секунда, прерываемая лишь плачем детей на груди их матерей… И вот митральеза начинает своё ужасное дело: стреляют три, четыре, пять раз, пока все