— А кто поручится за то, что ты и с нами не сыграешь подобной штуки?
— О, саиб!
— Предупреждаю, что у нас нет времени для твоих экспериментов.
— Завтра утром Шейк-эль-Молук покажет вам тигра; я слишком опытный охотник для того, чтобы сразу же понять, с кем имею дело!
С этими словами он ушёл, чтобы собрать своих людей.
Амуду, мозг которого был недостаточно эластичен, чтобы понимать<восприимчив к тонкостям> шутки, прошёл за ним следом несколько шагов, и я слышал, как он шепнул туземцу, что если тот нас обманет, то получит изрядную порцию розог.
Шейк-эль-Молук еле удостоил негра взглядом и пробормотал, очевидно, намекая на курчавую голову Амуду: «Если баранья голова говорит о розгах, то, значит, у него у самого спина чешется от порки!»
И ушёл.
К счастью для него, мой нубиец не понял его ответа, а то мне пришлось бы выступить посредником, так как Амуду не жалел своих кулаков, если для этого подвертывался удобный случай.
Час спустя Шейк-эль-Молук явился сообщить нам, что он отправил вперёд несколько человек, чтобы исследовать ту местность, куда он хотел вести нас и поискать следов буйволов. Несмотря на палящий зной, мы около полудня отправились в дорогу. У нас было слишком мало времени и мы не могли его терять.
Целый день до вечера мы шли по прекрасным шоссе обширными рисовыми и кукурузными полями, [где] на равных расстояниях с удивительной правильностью были проложены каналы орошения, питавшиеся из пруда, обсаженного рощицами из тамариндов, банановых и апельсиновых деревьев, в тени которых прятались хижины райо, или крестьян, обрабатывавших эти поля.
И всё это свежее, зелёное, кокетливое, залитое солнцем.
На каждом шагу, из каждой борозды, из каждого пучка риса вспархивали бекасы, но сейчас же и опускались обратно. Оказывается, они так жирны, что не могут высоко взлетать.
Мы настреляли их к обеду, и я нахожу, что мясо их было удивительно вкусно, сочно и нежно.
Эти поля с маленькими деревушками индусов, с очаровательными рощами казались нам бесконечными, но вот на горизонте стали вырисовываться похожие на облачка [контуры], которые мало-помалу превратились в холмы, покрытые лесом, и за ними, по словам проводника, текла река Китаб, цель нашей экскурсии.
На закате, около шести часов вечера, мы остановились у одной рощицы; быков отпрягли и повели на водопой, а мои люди расположились, чтобы приготовить себе поесть. Наши загонщики, как и их начальник Шейк-эль-Молук, были все мусульмане; Тчи-Нага и Дази-Пал, мой погонщик, были индусы, поклонники Брамы; следовательно, пища [их] должна быть совсем отдельная: пилав у мусульман и карри у индусов — и то, и другое очень вкусно. Мы с товарищем решили, что, кроме бекасов, мы попробуем стряпни тех и других из наших людей. Я подзадорил их, и они старались изо всех сил отличиться… И действительно, так постарались, что мы не знали, кому отдать пальму первенства.
Наступила ночь, когда мы начали подниматься на холмы Китаба, и вблизи они оказались совсем не холмами, а горами, довольно почтенной высоты, и чтобы облегчить подъём, мы поднимались не прямо, а почти параллельно вершине. Тихо обсуждали мы то, что ожидало нас завтра, наслаждались благоуханной свежестью очаровательного вечера, прислушиваясь к тысяче звуков, нарушавших ночную тишину неумолчным концертом. Мириады птиц, которые молчат в жаркий день, теперь пробудились и начали щебетать; вот возле нас скользнул в кусты с протяжным воем шакал; вдали слышны могучие перекаты рёва хищных зверей, и эхо повторяет их, точно отдалённый гром. — а мы с моим другом лежали в полудреме под тентом нашей фуры и не подозревали того странного приключения, которое неожиданно прервало нашу экскурсию в самом почти начале. Звёзды уже начали бледнеть, и пронизывающая свежесть уже начинала нам говорить о том, что утро близко. До сих пор всё шло прекрасно, люди наши шли тесной колонной не столько из боязни хищных зверей, сколько из страха злых духов, которые, по индусскому поверью, живут в малонаселённых местах, как вдруг фура неожиданно остановилась, и мы услышали, что наши загонщики бегут по тропинке, которой мы двигались, и бегут молча, не издавая ни крика, ни слова. Какой ужас парализовал их голос? Амуду окликнул их, но не получил ответа.
С быстротою молнии выскочили мы из фуры со словами:
— В чём дело? Что случилось?
— Кали, Кали, — пролепетал последний из убегавших, у которого от страха подкашивались ноги, и он еле поспевал за убегавшими товарищами.
Амуду проклинал беглецов на всех известных ему языках, обзывая их подлецами и трусами.
Подумав, что неожиданно появился тигр, мы бросились к оружию, как вдруг услышали шагах в десяти голос Амуду, наткнувшегося на что-то и упавшего:
— Я держу одного! — кричал он, поднимаясь с земли.
Эта фраза озадачила нас ещё больше, но не успели мы спросить, что там такое, как услышали жалобный крик:
— Не делайте мне ничего дурного, саиб, клянусь, что я не знал об их присутствии в этих горах!
— О ком ты говоришь? — спросил я нетерпеливо. — Говори скорее и яснее, а не то…
— Здесь туги, саиб! — проговорил Шейк-эль-Молук, так как это был он.
Несмотря на наше почти трагическое положение, мы с моим компаньоном не могли удержаться от взрыва хохота. И я, и господин де М. жили уже давно в Индии и не разделяли того суеверного ужаса, который внушает индусам эта знаменитая секта душителей богини Кали, или богини крови,
Эти душители, в сущности, представляют из себя шайку бродяг, которые под маской религиозности душат своих земляков, чтобы их ограбить, но в Индии не слышно ни одного примера, чтобы ими был убит европеец. Три сотни тугов испугаются одного карабина или револьвера белого — они отлично знают, что пока доберутся до него, то дюжина из них будет убита.
Во всяком случае, престиж белого таков, что достаточно одного европейца, чтобы на много миль в окружности не осталось ни одного из этих негодяев.
По нашей просьбе Шейк-эль-Молук, немного оправившись от испуга — конечно, благодаря нашему присутствию — подвёл нас к тому месту, откуда его люди и он заметили этих каналий. Ещё метров за пятьсот от того места Шейк-эль-Молук начал трястись, точно в лихорадке; мы, сколько могли, успокоили беднягу, и, наконец, раздвинув кусты, он прошептал, затаив дыхание:
— Смотрите!
Никогда не забыть мне той странной картины, которая явилась нашим глазам. В конце той тропы, по которой мы шли, приблизительно метрах в трёхстах, расположилась под тамариндами небольшая группа туземцев-тугов. Они воздавали последние почести одному из своих, труп которого, по браманическим обычаям, был предан огню.
Позы присутствовавших, живописность их костюмов, игра пламени на листьях деревьев и сама сцена, полная дикой поэзии, вряд ли когда изгладятся из моей памяти.
Долго мы смотрели на эту картину, мне хотелось запомнить её в подробности, чтобы потом зарисовать в своём альбоме.
На заре туги заметили нас и тотчас же разбежались, бросив наполовину обуглившиеся останки своего товарища на растерзание шакалам и хищным птицам…
Наступил день, но ни один из загонщиков не вернулся.
Редкий случай для индуса, бывшего лишь недавно у меня на службе: Дази-Пал, или «маленький паж, танцующий перед своим господином», не бросил нас.
— Где твои люди? — спросил я с комической серьёзностью бедного Шейк-эль-Молука.
— Теперь они без передышки бегут в Секондару! — отвечал сконфуженным тоном бедный малый.
Экскурсия наша пропала, и начинать её сызнова не было времени.
Шейк-эль-Молук был изуродован тигром и с готовностью шёл на новую борьбу с ним, но он дрожал перед горстью бандитов, а эти знаменитые туги бегут врассыпную перед карабином европейца.
Нам оставалось вернуться в Агру, где мы и оказались к вечеру.
На другой день, продав фуру и быков и заплатив жалованье Дази-Палу, мы сели на поезд и через три дня были уже опять в Чандернагоре.
[Дополнение ЛЮБОПЫТНЫЙ ДОКУМЕНТ]
Разбирая свои очерки и записки о давнем путешествии в священный Бенарес, я нашёл заметки о моём разговоре с раджою Пейхвы накануне моего отъезда в Канпур, и мои воспоминания перенеслись к тому тихому вечеру, когда, вернувшись из гарема раджи, мы сели с ним у края террасы, чтобы подышать свежим воздухом и полюбоваться серебристой лентой Ганга, мирно катившего свои тихие воды.
Рам-Кондор, показав мне портреты русского императора Павла I и [императора Франции] Наполеона I, сказал, что он унаследовал их от отца, который [тогда] сообщил ему, что это два европейских правителя, от которых зависело изгнание англичан [из Индии], и при этом показал мне интересный документ, говоря, что подлинник его хранится в России. Это был проект соединённого похода в Индию русских и французских войск в 1801 году. Не знаю, сохранились ли следы этого проекта в архивах Франции. Я переписал этот любопытный документ и ниже привожу его полностью.
ПРОЕКТ ПОХОДА РУССКИХ В ИНДИЮ
I. Цель похода
Изгнать навсегда англичан из Индостана, освободить эту прекрасную и богатую страну от британского ига, открыть новые пути торговли и промышленности цивилизованным странам Европы и Франции. Такова цель похода, достойного обессмертить первый год девятнадцатого столетия и государей тех стран, которые задумали это полезное и славное дело.
II. Государства, которые должны принять участие в походе
Французская республика и русский император должны послать на берег Инда армию в семьдесят тысяч человек.
Немецкий император должен разрешить французским войскам проход через своё государство и облегчить им спуск вниз по Дунаю до его впадения в Чёрное море.
III. О доставке из Астрахани в Астрабад русской армии в тридцать пять тысяч человек.
В тот момент, когда поход будет окончательно решён, Павел I отдаст приказ собрать в Астрахани армию в 35 тысяч человек, из которых двадцать пять тысяч регулярных войск всех родов вооружения и десять тысяч казаков.