В 1970-х годах шведский писатель и журналист Лассе Берг написал потрясающий репортаж о жизни сельской Индии. Вернувшись туда двадцать пять лет спустя, он увидел, насколько улучшились условия жизни. На фотографиях, сделанных им в 1970-х, были запечатлены земляные полы, глиняные стены, полуголые дети и деревенские жители, которые почти ничего не знали о внешнем мире и были невысокого мнения о самих себе. В конце 1990-х он увидел бетонные дома, где играли хорошо одетые дети и смотрели телевизор уверенные в себе, проявляющие любопытство к миру деревенские жители. Когда Лассе показал им снимки 1970-х годов, они не поверили, что эти фотографии были сделаны в их деревне. «Нет, — сказали они. — Этого не может быть. Вы ошибаетесь. Мы никогда не были так бедны». Как и большинство людей, они жили здесь и сейчас, озабоченные другими проблемами: их тревожило, что дети смотрят безнравственные мыльные оперы, а сами они никак не могут накопить на мотоцикл.
По какой-то причине мы стараемся не вспоминать и не рассказывать детям о тяготах и лишениях прошлого. Правду говорят древние кладбища, где археологи находят огромное количество останков детей. Большинство из них когда-то погибло от голода или страшных болезней, но на многих детских скелетах видны следы физического насилия. В обществах охотников и собирателей смертность в результате убийств нередко превышала 10 процентов, и детей никто не щадил. На сегодняшних кладбищах могилы детей встречаются редко.
Выборочное освещение событий
Мы постоянно слышим негативные новости со всех концов света: войны, голод, стихийные бедствия, политические ошибки, коррупция, сокращение бюджетов, болезни, массовые увольнения, теракты. Если бы журналисты рассказывали нам о самолетах, которые не упали, и злаках, которые удачно взошли, они бы быстро остались без работы. Истории о постепенных улучшениях редко попадают на первые полосы газет, даже если эти улучшения масштабны и затрагивают миллионы людей.
Благодаря расширению свободы прессы и развитию технологий, теперь мы слышим о катастрофах больше, чем когда-либо. Когда несколько веков назад европейцы убивали коренных жителей Америки, об этом не рассказывали в новостях Старого Света. Когда система планирования привела к массовому голоду в сельском Китае и погибли миллионы человек, европейская молодежь махала красными коммунистическими флагами, ничего об этом не зная. Когда в прошлом уничтожались целые виды и экосистемы, никто этого не понимал — и никому не было до этого дела. Параллельно с другими улучшениями существенно возросло и наше внимание к проблемам мира. Сейчас освещается гораздо больше событий, и это само по себе можно считать проявлением прогресса, однако впечатление из-за этого создается прямо противоположное.
В то же время активисты и лоббисты умело манипулируют информацией, чтобы любое провисание казалось концом света, даже если сохраняется общая положительная тенденция. Они пугают нас паникерскими преувеличениями и пророчествами. Например, в США уровень насильственных преступлений начиная с 1990 года постоянно снижается. В 1990 году было зарегистрировано чуть менее 14,5 миллиона преступлений. К 2016 году этот показатель опустился значительно ниже 9,5 миллиона. Но каждый раз, когда случалось что-нибудь ужасное — а такое происходило почти каждый год, — сообщалось о новом кризисе. Большинство людей почти всегда считает, что насильственных преступлений становится больше.
Неудивительно, что нам кажется, будто мир катится в тартарары. В новостях нам постоянно рассказывают о проблемах настоящего. У нас создается впечатление, что мир обречен, которое лишь усиливается нашей неспособностью вспомнить прошлое — оно кажется нам прекрасным и беззаботным, и мы не помним, что год, десять или пятьдесят лет назад проблем было не меньше, а, скорее всего, даже больше. Из-за этой иллюзии упадка одни люди живут в постоянном напряжении, а другие и вовсе теряют надежду на лучшее. Но оснований для этого нет.
Чувства вместо разума
И это еще не все. Что люди на самом деле думают, когда говорят, что мир становится хуже? Я подозреваю, они вообще не думают. Они чувствуют. Если вы по-прежнему чувствуете, что не готовы согласиться с утверждением, что мир становится лучше, даже после того как я показал вам столько прекрасных данных, я подозреваю, дело в том, что вам известно о множестве серьезных проблем, которые еще не решены. Я подозреваю, что, когда я говорю, что мир становится лучше, вы чувствуете себя так, словно я уверяю вас, что все в порядке, а вам не стоит зацикливаться на этих проблемах, ведь лучше притвориться, будто их не существует, и это кажется вам нелепым. Вы пребываете в напряжении.
Я согласен. Не все в этом мире прекрасно. Нам рано расслабляться. Пока существуют авиакатастрофы, детские болезни, которые можно предотвратить, вымирающие виды, отрицающие изменения климата люди, шовинисты, безумные диктаторы, токсические отходы, сидящие в тюрьме журналисты и не получающие в силу гендерного признака образования девочки — пока существуют все эти ужасные вещи, нам нельзя вздохнуть спокойно.
Но столь же нелепо не замечать прогресс. Это тоже ведет к стрессу. Меня часто называют оптимистом, потому что я показываю людям свидетельства огромного прогресса, о котором они и не догадывались. Меня это раздражает. Я не оптимист. Оптимисты кажутся наивными. Я убежденный «поссибилист». Я сам придумал этот термин. Это человек, который не надеется без оснований и не боится без повода, человек, который постоянно противостоит драматической картине мира. Как поссибилист, я наблюдаю весь этот прогресс, и он убеждает меня и дарит мне надежду, что на этом развитие не остановится. Это не оптимизм. Это трезвый и ясный взгляд на мир. Это наличие конструктивной и полезной картины мира.
Ошибочно полагая, что ничто не становится лучше, люди приходят к выводу, что никакие предпринимаемые нами меры не работают, и теряют веру в возможность исправить ситуацию. Многие люди признаются мне, что потеряли надежду на лучшее. Бывает и так, что они становятся на радикальный путь и поддерживают крайние меры, которые на самом деле контрпродуктивны, в то время как используемые нами методы улучшения мира прекрасно работают.
Возьмем, к примеру, женское образование. Как оказалось, давать девочкам образование — одна из лучших идей в мире. Когда женщины образованны, в обществах происходят восхитительные сдвиги. Представители обоих полов работают вместе, что позволяет принимать более взвешенные решения и справляться с большим количеством задач. Образованные матери рожают меньше детей, но при этом больше детей выживает. В образование каждого ребенка вкладывается больше времени и сил. Запускается цикл благотворных перемен.
Бедные родители, которые не могли дать образование всем своим детям, часто отправляли в школу только мальчиков. Однако с 1970 года наблюдается огромный прогресс. Почти все родители всех вероисповеданий и культур, живущие на разных континентах, теперь могут отправлять в школу всех своих детей — не только мальчиков, но и девочек. Девочки почти сравнялись с мальчиками: сегодня школу посещают 90 процентов девочек младшего школьного возраста. Для мальчиков этот показатель равняется 92 процентам. Разницы почти нет.
Гендерные различия в образовании по-прежнему сильны на первом уровне, особенно если рассматривать среднее и высшее образование, но это не повод отрицать очевидный прогресс. Я не вижу противоречия между желанием радоваться этим свершениям и стремлением и дальше бороться за улучшения. Я поссибилист. Наблюдаемый прогресс говорит мне, что рано или поздно в школу смогут отправиться все девочки и все мальчики — и мы должны усердно работать в этом направлении. Ничего не случается само собой. Если мы потеряем надежду из-за глупых заблуждений, прогресса может и не быть. Пожалуй, потеря надежды — худшее следствие инстинкта негатива и вызываемого им невежества.
Как помочь нашему мозгу понять, что мир становится лучше, когда со всех сторон мы только и слышим, что на самом деле все становится лишь хуже?
Плохо и лучше
Не стоит нивелировать все негативные новости позитивными, иначе вы рискуете впасть в самообман, успокаивая себя тем, что все не так уж и плохо. Это все равно что нивелировать избыток сахара избытком соли. Жить станет интереснее, но вы не обретете здоровый баланс.
Мне помогает держать в голове одновременно две мысли.
Когда мы слышим, как кто-то говорит, что все становится лучше, нам кажется, будто он также добавляет: «Не переживай. Расслабься». Или даже: «Не обращай внимания». Однако, когда я говорю, что все становится лучше, я вовсе не имею в виду этого. Я не призываю не обращать внимания на ужасные мировые проблемы. Я говорю, что все может быть плохо, одновременно становясь лучше.
Представьте, будто мир — это недоношенный младенец в кувезе. У малыша серьезные проблемы со здоровьем, поэтому за его дыханием, сердцебиением и другими важными показателями постоянно следят, чтобы не пропустить ни малейшего изменения в лучшую или худшую сторону. Через неделю он начинает идти на поправку. По всем параметрам ему становится лучше, но вынимать его из кувеза еще нельзя, потому что он по-прежнему в критическом состоянии. Можно ли в таком случае говорить, что малыш идет на поправку? Да. Безусловно. Можно ли говорить, что он в тяжелом состоянии? Да. Безусловно. Разве фраза «ему становится лучше» подразумевает, что все в порядке, поэтому нам пора расслабиться и забыть о тревоге? Вовсе нет. Есть ли основания выбирать лишь один вариант для описания состояния малыша и говорить, что либо он еще плох, либо он идет на поправку? Нет. Оба утверждения истинны. Малыш в плохом состоянии, но идет на поправку. Ситуация плоха, но становится лучше. Одновременно.
Именно так и нужно думать о текущем состоянии мира.
Будьте готовы к плохим новостям
Контролировать инстинкт негатива проще, если постоянно быть готовым к плохим новостям.