– Сколько проехали? – наконец осведомился я у Калашникова.
– Около тридцати километров.
– Хорошо. Остановите, тут мы сойдем.
– Мы?
– Ну да. Я и полковник Сердитых. Или вы собрались везти его до самого конца?
На лицо Калашникова набежала тень. Похоже, он подумал самое плохое. Но при семье сказать не решился и заметил только:
– Он же без сознания!
– Ничего, у меня нашатырь имеется.
Остановились. Подполковник Калашников обернулся ко мне:
– Выйдем на два слова?
Я кивнул. Сейчас опять будет мораль читать. Правда, поговорить так и так надо. Но тет-а-тет, без его семьи. Кое-что им слышать уж точно не следует.
Мы отошли от машины на десять метров, когда Калашников наконец спросил:
– Что вы собираетесь с ним делать?
Я пожал плечами:
– Отпущу.
– Правда?
– Не могу сказать, что мне это нравится, но вы же ему обещали. К тому же я уверен, скоро до него доберется Сид.
Было видно, как схлынуло сковывавшее подполковника напряжение, и он с жаром пожал мне руку.
– Спасибо вам! Я знал, что… – Голос его дрогнул, и он только рукой махнул. – Вы… вы всех нас спасли!
– Не всех, к сожалению, – поправил его я.
Тень снова вернулась на его лицо.
– А-а, вы про ребят… Да, жалко их. Всех жалко. Вы лучше многих других можете понять, как мне тяжело нести эти потери!
– В данном случае я про вас.
Калашников побледнел.
– Кровь?
– Да. Она убьет вас. Я это видел.
– Ну… я знал, на что шел. Вы же меня предупреждали… И сколько мне осталось?
– Месяц. Максимум – полтора, если способности использовать не будете. Иначе сгорите за пару недель. В общем, успеете устроиться на новом месте и попрощаться с семьей. У вас деньги есть?
– Да, я прихватил из дома.
– Только наличные. Никаких карточек! И машину эту бросьте в ближайшем же населенном пункте, а лучше не доезжая – по ней вас найдут.
Он улыбнулся:
– Обижаете, Михаил!
Усмехнулся и я. В самом деле, вздумал учить скрываться полковника ФСБ! Смешно…
– Да, вот еще что, – спохватился я. – Степану позвоните. Во-первых, узнайте у него, как там все с Ларисой… Мне потом сообщение скинете, вот мой номер… А во-вторых, вам самому наверняка может понадобиться его помощь… и семье вашей тоже.
Он серьезно кивнул, забрал бумажку с номером и сказал:
– Все сделаю, не сомневайтесь… Вы сами-то сейчас куда?
– Обратно. У меня там еще дела.
– Носкевич? – догадался он.
– Носкевич. Ему никто из нас ничего не обещал.
– Послушайте, а может…
– Не может. Это мое дело, Глеб Александрович, уж простите.
– Ладно. – Он развел руками. – Тогда, видимо, будем прощаться.
Мы пожали друг другу руки, и тут к нам подбежала Надя.
– Папа, папа, там этот дяденька в себя пришел!
Я усмехнулся:
– Ну, вот и нашатырь не понадобился.
Когда мы подошли к машине, Сердитых сидел на заднем сиденье и ошалело озирался. Ольга Петровна на всякий случай стояла в стороне.
– Где мы? – спросил полковник, увидев меня.
– В лесу. – Ответ изобиловал информативностью. – Вылезайте, приехали.
– В смысле?
– В смысле – дальше машина едет без вас.
– Но…
– У вас что, есть возражения? – вкрадчиво поинтересовался я.
– Н-нет. Ничего. Я просто… – Он вылез и стоял на снегу, нервно озираясь. – Так вы меня отпускаете?
– Отпускаем. Идите.
– Куда?
– Куда хотите. Но Нижний Новгород там. – Я указал рукой.
– Пешком?
– Конечно! Вы только посмотрите, какая тут природа! А воздух! Восторг просто! Прогуляетесь, подышите… Да тут недалеко, километров тридцать всего.
Он аж с лица спал, представив себе эту перспективу. Оно конечно, с его-то комплекцией тридцать километров по снегу отмахать – то еще испытание.
– Идите же, чего вы ждете? Прощальных объятий?
Он быстро кивнул, сгорбился и насколько мог быстро двинулся в указанном ему направлении, переваливаясь по снегу…
Я повернулся к Калашниковым:
– Ну, вот теперь давайте прощаться!
Я догнал его через пятнадцать минут. Сердитых шел тяжело, одышливо, прихрамывая на правую ногу.
– Не устали, товарищ полковник? – спросил я.
Он чуть ли не подскочил от испуга и обернулся, едва не упав в снег. Похоже, так громко пыхтел, что даже не слышал моих шагов.
– Ты?! – Его лицо исказил страх. – Чего тебе надо?!
– Сами-то как думаете? Вам тут приветы кое от кого причитаются. От оперативников Дмитрия Седых, Карена Борзияна и Анатолия Квашнина. Они были там, на даче подполковника Калашникова. И это только недавние. Есть и другие. Аркадия Семеновича Зарецкого помните? Его по вашему приказу убрали. А профессора Воскобойникова? Вижу, помните… А Кристинку, племянницу мою бедную, что ваши «лояльные» в Екатеринбурге убили? А Пашку, брата моего двоюродного, которого сожгли в Шелеховском просто на всякий случай? Я могу долго перечислять. И не надо говорить, что это не вы! Все убийства санкционированы вами. Без вашей отмашки никто бы и не пошевелился! Вам за них и отвечать!
Он сделал шаг назад, не сводя круглых от ужаса глаз с лезвия появившегося у меня в руках ножа.
– Не-е-е-ет! – отчаянно вскрикнул Сердитых. – Ты же обещал!
– Поправочка – обещал не я, а мой напарник.
– И ты-ы-ы! – почти выл в голос он. – Ты-ы-ы тоже! Сказал, отпуска-а-а-ем!
Я подскочил к нему и ударил ребром ладони по горлу. Полковник захлебнулся криком и грузно осел в снег. Я склонился над ним и ухмыльнулся в лицо этому почти покойнику.
– А вы мне и поверили? Я же монстр, забыли? Даже хуже, чем вы, вот ведь какая штука!
С этими словами я воткнул нож ему в живот и провернул его так, чтобы рана получилась побольше. От нее он будет умирать не менее получаса, и это будут чертовски неприятные полчаса. Я вытер лезвие ножа о снег и, не оборачиваясь, двинулся прочь.
Хуже… Намного хуже…
Глава 22. Незнакомец в плаще
Питерская Зона
Незнакомец задумчиво смотрит на Ларису Козыреву, погруженную в глубокий сон, близкий к искусственной коме. Занятно, как порой замыкается круг: еще недавно Паук решил исследовать человека-марионетку, обработанного Незнакомцем, и поплатился за это. Теперь все наоборот – перед Незнакомцем лежит та, с которой изрядно поработал Паук. Есть ли в ней опасность? Мог ли Паук просчитать все настолько глубоко, что предусмотрел даже такой поворот событий? Или все заключенные в ней сюрпризы предназначались исключительно сувайвору? Проверить это одновременно и хотелось, и нет… Даже если Паук догадался, кто нанес ему удар, внести корректировки конкретно в этот объект он вряд ли мог. Обработка Козыревой производилась давно и под другие цели. На тот момент у Паука не было, да и не могло быть сомнений в лояльности Незнакомца. Хотя кто может понять, какие мысли бродят в голове верховного адепта эгрегора Сеятелей? Тем более если ловушка ставилась на сувайвора, она могла подействовать и на Незнакомца – ведь в его жилах текла такая же кровь, разве что без некоторых добавок, внесенных тем, вторым, лично…
Козырева сама по себе, по сути, не нужна Незнакомцу… Обычная девушка, довольно привлекательная внешне, но и только. Ничего незаурядного в ней нет. А то, что Паук решил превратить ее в полигон для своих экспериментов и средство для поимки сувайвора, принципиального значения не имеет. Она такая же марионетка Паука, как и сталкер Шатун был для Незнакомца. Зачем лишний риск? Исследование ради любознательности? Нерационально, неправильно, не к месту, не вовремя… Можно подбирать и другие схожие по смыслу выражения… У Козыревой карма такая – быть приманкой, инструментом и ничем больше. И снова для сувайвора, чтобы заманить его сюда. Для этого ей просто нужно быть здесь и оставаться живой. Так пусть она остается здесь в этом искусственном сне. Этакая спящая красавица, поджидающая своего принца.
Принц, правда, весьма оригинальный, и вовсе не факт, что он тут же заторопится выручать красавицу – не тот у него типаж. Поэтому в послании для него и была озвучена двойная аргументация: не одна, так другая сработает… Еще больше причин оставить ее как есть и не пытаться ничего выяснить. Но почему же так тянет это сделать? Словно что-то внутри настаивает: надо, надо, надо! Внутренний голос редко был решающим в случае, если Незнакомца охватывали сомнения. Он привык руководствоваться иным: логикой, своими знаниями, опытом, имеющейся в распоряжении информацией. Тут же три последних пункта отпадали: информации не было, а знания и опыт… так ведь в такой ситуации Незнакомец еще не бывал… Другое дело логика…
Ну что, в самом деле, мог еще придумать Паук для сувайвора? Попытка добыть его кровь была. Вторая «закладка» явно вспомогательная – пьющая жизнь для сувайвора не опасна. Это было как раз на случай, если ей попытаются помешать выполнить ее миссию… Что еще? А еще Козырева спала с сувайвором. Один раз, но псионик обнаружил в ней следы сильной эмоциональной привязанности. Программирование? Возможно. Зачем Пауку, чтобы Козырева влюбилась в сувайвора и соблазнила его? Что из этого можно извлечь? Никакое воздействие на него невозможно… Незнакомца охватывает азарт: он чувствует, что ответ плавает где-то совсем рядом и за него надо только уцепиться…
Спать вместе… спать вместе… Ну конечно! Это же не только секс! Ключевое слово здесь «спать». Когда двое спят рядом, особенно после секса и будучи сильно связанными эмоционально, возможно соприкосновение их сознаний вплоть до некоторой их интеграции… Правда, что из такой интеграции может извлечь Козырева? Какую-то информацию из сознания сувайвора? Нет, ради этого не стоило бы огород городить… Паук рационален, тут что-то другое – более сложное. Но ответ явно где-то здесь, а значит, надо попробовать!
Все мысли о риске ловушки и других соображениях «против» забыты. А к азарту поиска ответа внутренний голос добавляет свою уверенность, что это непременно нужно сделать.