– Простите, – повторила Лаура. В первый раз она извинилась, едва зайдя в прихожую, опустив на пол большой сверток и вручив мне пакет с булочками. – Я давно об этом думала… Но теперь моя работа закончена, и все, что мне нужно… Я навязалась к вам в гости…
– Я впускаю к себе только тех, кого хочу впустить, – сказал я, и это была чистая правда.
Лаура Хеланто посмотрела на меня своими сине-зелеными глазами и почти улыбнулась.
– Приятно это сознавать.
– Да, – кивнул я, потому что ничего умнее не придумал. Я чувствовал себя не в своей тарелке. Я не забыл некоторых деталей: сказанных ею слов, ее вчерашнего удивления при виде меня в кабинете. Эти вещи меня беспокоили, но я пока не понимал, чем конкретно.
– Новый флагшток будет смотреться отлично, – сказала она. Мне показалось, она хотела сказать что-то другое, но в последний момент не решилась. Она взяла булочку и положила ее себе на тарелку. – Он гораздо прочнее предыдущего. Мне гарантировали, что он устоит, даже если кто-нибудь на него наедет.
Я воздержался от замечания, что вероятность подобного, скорее всего, равна нулю. Я ел булочку и пил кофе. Лаура Хеланто тоже ела булочку. Мне показалось, что она с большим интересом рассматривает мою гостиную. Мы сидели практически на границе между кухней и гостиной. Это было самым практичным решением. Кухня у меня слишком узкая, чтобы туда поместился старый обеденный стол, унаследованный от родителей. А гостиная слишком далеко от ключевых систем жизнеобеспечения, таких как холодильник, плита, микроволновка и кофеварка.
– Вижу, вы поклонник минимализма, – сказала она.
Я тоже бросил взгляд в сторону гостиной.
В ярком утреннем свете все предметы располагались как будто дальше один от другого, чем обычно. В комнате стояли длинный диван голубого цвета, такого же цвета кресло, рядом – металлический торшер. Между диваном и креслом примостился низкий кофейный столик. Вдоль одной из длинных стен тянулись книжные полки; стену украшала большая картина – репродукция записей Гаусса, испещренных формулами. Пол устилал светло-серый ковер; с потолка свисала лампа в абажуре из рисовой бумаги. Должен признать, все это не отличалось новизной, и, очевидно, Лаура Хеланто имела в виду именно это, говоря о минимализме. Наверное, придется кое-что ей объяснить.
– Однажды я вычислил, как часто я использую каждый предмет мебели, – начал я, проглотив кусок булочки. – На основе этих вычислений я составил вероятностную таблицу соотношения стоимости и пользы потенциальных новых приобретений. Результат был очевиден. Вероятность того, что я буду сидеть в еще одном кресле или положу книгу на еще один кофейный столик, оказалась бесконечно мала, а время, которое я мог бы провести в этом кресле, настолько ничтожным, что никаких разумных экономических аргументов в пользу этой покупки попросту не существует.
Я помолчал и добавил:
– Не то чтобы я планировал покупать новую мебель… Как видите, у меня уже есть мебель.
Пока я говорил, Лаура Хеланто смотрела на меня.
Уголки губ у нее дернулись. Это улыбка? Поначалу визит Лауры меня удивил, но сейчас я воспринимал его как нечто скорее приятное, пусть и неожиданное. Но тут я кое-что вспомнил.
– Вы сказали, что хотите о чем-то со мной поговорить.
Похоже, Лаура Хеланто тоже об этом вспомнила. К ее обычной жизнерадостности примешалось нечто вроде сомнения.
– Да… Просто я не уверена, что все это разумно, – заговорила она, выделив последнее слово так, чтобы я хорошенько его расслышал. – Это скорее… Эмоциональное предложение. Во всяком случае я на это надеюсь. Может, лучше я вам покажу?..
Я не возражал.
Лаура встала и принесла из прихожей папку формата А3. По пути она на миг задержалась возле моей картины и взглянула на вычисления Гаусса. Я надеялся, что она спросит меня о них. Она этого не сделала. Сдвинула в сторону тарелки на столе и попросила меня встать. Мы оба стояли у стола. Лаура открыла папку и показала мне фотографию Парка приключений формата А3. Только это была не совсем фотография. К изображению были добавлены буйные узоры и фантастические цвета.
– Это муралы, – объяснила она и перевернула страницу. – Я хочу расписать стены Парка приключений. Это просто эскизы будущих рисунков. Я пыталась совместить традиции граффити со стилистикой некоторых художников, которыми восхищаюсь. Это сильно отличается от моих обычных работ, но мне хотелось, чтобы эти фрески соответствовали духу Парка приключений, его ритму, детскому отношению к игре, наконец, названию «Заходи, здесь весело». Они подойдут и для других помещений. Наверное, это что-то вроде инсталляции, хотя обычно под инсталляцией понимают нечто иное.
По ее голосу я понял, что она вернулась в свое привычное состояние энтузиазма. Я посмотрел на изображение. То, что я видел, представлялось мне совершенно бессмысленным, но я не мог отвести от картины глаз.
– Здесь, – сказала она, ткнув пальцем в верхний левый угол третьей картины, – прослеживается влияние Ли Краснер, хотя отсылка к ней не вполне очевидна. А вот на следующей картинке нельзя не заметить влияния Доротеи Таннинг. Я дала каждой стене свое название. Эта зовется «Краснер идет в Парк приключений», а эта – «Таннинг садится в поезд», потому что эта стена расположена прямо за Вараном. По существу каждая стена так или иначе иллюстрирует то, что находится рядом. Всего их шесть. Краснер, Таннинг, де Лемпицка, Франкенталер, О’Киф и Янссон. Фрески в длину будут составлять от четырех до двенадцати метров, каждая – четыре метра в высоту. Мне придется нанять помощника для подготовки к реализации проекта, но я уверена, что работа не займет больше месяца, включая непосредственно роспись. В случае необходимости я готова работать по ночам. С вашего разрешения. Стоимость более чем разумная, потому что я буду использовать обычную краску для стен. За исключением небольших фрагментов, для которых я приготовлю особые смеси. Предполагаю, что мы уложимся в стандартный бюджет ремонта. Обожаю стены в том большом зале. С самого начала смотрела на них, еще даже не зная, что хочу с ними сделать. Теперь я знаю. Вот о чем я хотела с вами поговорить. Напрямую.
Я по-прежнему разглядывал одну из картин. До меня не сразу дошло, что Лаура закончила свою речь. Более того, до меня не сразу дошло, что я улыбаюсь. Так же, как когда смотрел на маленькую фотографию на ее телефоне. Я снова чувствовал, что, чем больше всматриваюсь в изображение, тем сильнее мне хочется смотреть на него, потому что с каждым мигом я вижу в нем все больше. Не говоря уже о том, что картины Лауры Хеланто с ее спиралями и узорами внушали мне радость и доставляли удовольствие, в которых не было никакой практической пользы. Я не мог объяснить, но почему-то в нынешних обстоятельствах это казалось не просто допустимым, но и правильным, хотя в любых других я категорически отвергаю нелогичное и иррациональное поведение. Не в силах оторваться, я взял листы бумаги и принялся их перелистывать.
– Вот эта мне нравится больше всего, – услышал я свой голос. – Определенно вот эта.
И так далее. Собравшись с духом, я все-таки захлопнул папку. Лаура Хеланто попыталась ответить на мою улыбку. Но мне показалось, что она напряжена и немного нервничает. В этом я ее понимал. Я и сам в ее присутствии постоянно нервничал. Затем я сказал нечто такое, чего сам от себя не ожидал.
– Это совершенно бессмысленно. Но сделать это необходимо.
Дальше все было еще более странным. Лаура Хеланто издала звук, похожий на выкрик. Это было громкое «Да!» международного, нет – вселенского масштаба. Она обвила меня руками, притянула к себе и крепко обняла. Мы прижались друг к другу. Я ощутил в каждой частичке своего тела такой прилив тепла, что для описания этого состояния слово «холистический» подошло бы в самый раз. Я вдыхал ее аромат, чувствовал на себе ее руки и близость ее тела. Слышал ее горячее дыхание, достигавшее, казалось, моей барабанной перепонки. Запахи ее волос, ее тела и одежды сливались в единый неразличимый букет, потому что она была здесь, рядом… Это длилось несколько секунд, и каждая из них отдавалась в моем сердце колокольным звоном. Но вот Лаура меня отпустила, потрясла руками и в третий раз за этот день извинилась.
– Я так рада! Я просто счастлива! – сказала она. – Я даже не ожидала! Вы так не похожи на всех остальных… Вы…
– Я актуарий. – Эти слова вырвались у меня помимо воли.
– Вот именно! – с напором сказала она. – Вы прагматик. Немного колючий. Безусловно деловой. Но в то же время такой честный! Такой хороший и… На вас можно положиться. Знаете, какая это редкость? Вам правда нравятся мои картины?
– Нет, – сказал я прежде, чем понял, что отвечаю на ее первый вопрос. В попытке исправить ситуацию я произнес нечто совсем уж для меня нехарактерное: – Я люблю ваши картины.
Я стоял посреди собственной гостиной. Галстук у меня был аккуратно повязан. Но мне казалось, что я ступил в новый мир абсолютно голым и безо всякой защиты.
5
На этот раз они завязали мне глаза. А. К. опять держал меня за руку. Я к этому уже привык, что само по себе достаточно странно. Мы снова ехали в машине. В салоне было прохладно и пахло чем-то неприятным. Смесью дорогого лосьона после бритья и хвойного автомобильного ароматизатора. Я чувствовал, когда внедорожник ускорял ход, когда поворачивал или сбавлял скорость. Глаза мне завязали не потому, что не хотели, чтобы я рассмотрел их при свете дня. Согласно полученным инструкциям я ждал их на служебной парковке за Парком приключений в десять тридцать вечера. Никто ничего не говорил.
День прошел нормально – настолько нормально, насколько это возможно в моих обстоятельствах.
Утро я потратил на знакомство с искусством. Согласился преобразить Парк приключений и прослушал более подробные объяснения того, как это произойдет. Лаура Хеланто отвезла нас в Парк. Вспоминая минувший день, я понимал, что провел его, словно паря в воздухе и живя чьей-то еще жизнью. Вечером я постарался улучить минуту, когда Йоханны не будет ни в кафе, ни на кухне, чтобы проверить, что там с телефоном на дне морозильника, но такой возможности мне не представилось. Йоханна очень усердна и трудолюбива. Кроме того я нанес визит Эсе в аппаратную.