Ранние часы утра я потратил, стараясь себя успокоить. Я понимал, что это жизненно важно – в буквальном смысле. Я не мог вычислить вероятность того, что ситуация осложнится настолько быстро, но это не отменяло необходимости найти рациональный подход к ее изучению. Это требовало холодного расчета, а для того чтобы охладить свой мозг, нужно было время.
Игуана. Лаура. А. К. Подпольный ночной клуб. Труп в морозилке. Ира – обнаженная танцовщица. Здоровяк. Банк. Отмывание денег. Удавленник. Перттиля и его эмоциональное лидерство.
Я пытался разложить все эти элементы по полочкам и выстроить из них более или менее разумную схему. Через некоторое время у меня появилось подобие плана, включавшего в себя все: каждое имя, место и предмет. За исключением Лауры Хеланто. Она не вписывалась ни в один план. Стоило мне подумать о ней, меня охватывала надежда, что остальные пункты моего плана не помешают нам с ней посетить музей «Киасма» и ознакомиться с современным искусством. Разумеется, если быть честным, это напоминало какое-то сумасшествие. После всего, что произошло за последние недели, меня больше всего заботило, смогу ли я провести вечер с Лаурой Хеланто в окружении произведений искусства. Трудно объяснить, почему современная скульптура и комментарии к ней Лауры казались мне такими важными – после того, как меня дергали за волосы, засовывали сосок мне в рот и угрожали моей жизни, не говоря уже о том, что я начал – временно – отмывать деньги и оторвал гигантское кроличье ухо, которым насмерть забил человека, пришедшего меня убить.
Я держал в руках письмо из Агентства регионального управления. Оно прибыло со вчерашней почтой. В письме говорилось, что созданная мной компания имеет законное право действовать как кредитная организация. В то же самое время адвокат Хейсканен заполнил мой почтовый ящик всевозможными документами и уведомлениями. Он работал быстро и следовал моим инструкциям. Одним из первых в числе приложений к письму фигурировал счет за его услуги, и это был немаленький счет. Он также сказал мне, что у него есть племянник – студент-айтишник – и что этот студент готов помочь мне с налаживанием IT-структуры – какая неожиданность! – банка.
Все было готово.
Я мог выдать первый кредит.
К половине седьмого уже рассвело. Не сказать, что мою комнату залил яркий свет, но его было достаточно, чтобы утверждать, что начался новый день. Я встал с дивана, принял душ, надел чистую одежду. Позавтракал, накормил Шопенгауэра, проверил узел галстука и отправился в Парк приключений. Так же, как и – я надеялся – многие другие.
11
Минтту К взяла с места в карьер.
На этот раз она не пыталась морочить мне голову. Возможно, видела, что я настроен серьезно. Я был серьезно настроен и до этого, но теперь я двигался и выражался иначе, более решительно, давая понять, что у нас нет других вариантов. Что, разумеется, было чистой правдой – других вариантов не просматривалось.
Не изменяя себе, Минтту К благоухала джином и табаком, хотя часы показывали девять утра. Или этот запах уже впитался в мебель, стены и ее одежду. Складывалось впечатление, что сидишь в баре середины 1990-х. Минтту К пришла в обтягивающей белой футболке и черном блейзере. Загар у нее на лице отличался такой интенсивностью, что она выглядела более бронзовой, чем среднестатистический шведский турист.
– Золотце, – сказала она голосом, наводящем на мысли о двух кусках наждака, трущихся один о другой. – Я привлеку своего любимого дизайнера, и эскизы будут готовы уже сегодня вечером.
Я вышел, оставив ее заказывать рекламные листовки, постеры и флаеры – этот жаргон я выучил в ходе нашего разговора – и вернулся к себе в кабинет, где за моим ноутбуком сидел тощий племянник Хейсканена. Его пальцы порхали по клавиатуре. Вскоре он сообщил мне, что закончил. Я поблагодарил его. Он встал с кресла, напомнив мне мультяшную спичку – угловатые движения, костлявые руки и ноги. Я достал из бумажника двести евро и вручил ему. Мальчик посмотрел на четыре бумажки по пятьдесят евро так, словно прикоснулся к чему-то неприятному. Я сказал, что эта сумма эквивалентна почасовой ставке почти триста евро.
– Если быть точным, – сказал он, – двести восемьдесят девять евро и семьдесят центов.
Мы секунду смотрели друг на друга, после чего я снова открыл бумажник и дал ему еще пятьдесят евро. Может, это странно, но мне показалось, что я смотрюсь в зеркало – зеркало, способное искажать время. Я был и этим парнем, и мужчиной средних лет. Я подумал об Эйнштейне и его теории относительности времени и пространства, согласно которой в некоторых местах время течет быстрее, чем в других.
Я посмотрел на свои земные часы: время и пространство не собирались останавливаться и ждать меня. И пошел сменить Кристиана за кассой. Я рассчитал, что к этому часу выстроится значительная очередь посетителей и Кристиану не удастся снова втянуть меня в разговор о его переводе на новую должность. Что странно, он выглядел так, словно ему и не хотелось об этом заговаривать. Мне хотелось надеяться, что наш последний разговор, когда я выступил в роли медиума, через которого вещал торговец чудодейственными снадобьями Перттиля, напугал Кристиана не меньше, чем напугал и меня. Кристиан молча собрал свои вещи – ключи, телефон, бумажник, протеиновый коктейль – явно напоказ поигрывая бицепсами. Я признавал: у него впечатляющие бицепсы. Напоследок он еще расправил спину и приподнял плечи. На миг мне показалось, что мы стоим посреди джунглей, спустившись на несколько ступеней по эволюционной лестнице.
Затем это произошло. Я выдал первый кредит. Это было не очень сложно. Трое детей в том возрасте, когда они обладают уникальным талантом канючить, пока не получат желаемое. И отец, у которого денег в обрез – только на то, чтобы заплатить за входные билеты. Я вслух предположил, что его финансовое положение достаточно шатко. Он согласился и, понизив голос, спросил, нахмурив свои густые брови, какое мое собачье дело. Совершенно не мое дело, кивнул я. Иначе и быть не может. Но я могу выдать ему небольшую сумму прямо сейчас. После этого короткого обмена репликами он ввел свои данные в лежащий на прилавке айпед; я открыл на его имя кредитный счет и перевел на него деньги. Подошла Минтту К и сказала, что заказанные материалы доставят завтра, а пока мне придется просто рассказывать посетителям о возможности получения займа. Я никогда не занимался продажами, но я быстро нашел и освоил самый эффективный способ предлагать клиентам новую услугу. Сначала я намекал, что вижу: с деньгами у них туго – и тут же предлагал помощь. Схема заработала. Как я и думал, многие люди нуждаются в небольших суммах, сотне или двух евро, чтобы облегчить себе жизнь. Для меня стало сюрпризом, что значительное число посетителей выразили желание воспользоваться максимальным займом в две тысячи евро. Это было тем более удивительно, что ценник Парка приключений находился у меня перед глазами, на прилавке. Достаточно было простых вычислений, чтобы выяснить, во что обойдутся билеты и посещение кафе. Помимо этого, у меня складывалось впечатление, что, стоит мне нажать Enter, показывая, что ссуда одобрена, как людей вообще переставали волновать цены. Они не обращали ни малейшего внимания на фактор, в который я вложил больше всего интеллектуальных усилий, – наш более чем справедливый процент. Ни про какой процент они и слышать не желали. Чем быстрее росло количество займов, тем меньше я все это понимал. Мне было достаточно только упомянуть о возможности получить деньги прямо сейчас, и люди соглашались на все.
Я не успел додумать эту мысль до конца, когда сообразил, что вижу у входа мужчину, который стоит здесь уже какое-то время. Сначала я не выделял его из толпы родителей, заметив периферийным зрением, – то ли он только что пришел, как многие другие отцы и матери, спешащие в Парк, заняв немного денег, то ли собирался уходить, потратив занятые деньги.
Но вскоре я понял, что этот мужчина не имеет никакого отношения к развлечениям Парка. Похоже, он ждал, когда холл опустеет и мы останемся одни. Но вот последние детские крики удалились в сторону Парка, и он подошел к прилавку.
Коренастый, крупный, он двигался решительной походкой. На нем был асфальтово-серый блейзер, рубашка в сине-белую клетку, синие фланелевые брюки и черные кожаные ботинки. Остатки светлых волос зачесаны назад. Черты лица крупные и угловатые; редкие брови. Небольшое брюшко. Он окинул холл внимательным взглядом светло-голубых глаз и перевел их на меня.
– Пентти Осмала. Полиция Хельсинки. Добрый вечер.
– Добрый вечер, – сказал я, стараясь не выдать паники. Я ждал, что рано или поздно это произойдет, и подсознательно готовился к неизбежному. Но все равно, стоя лицом к лицу с настоящим полицейским, я почувствовал, как по позвоночнику пробежал холодок.
– Я хотел бы поговорить с директором, Юхани Коскиненом.
– К сожалению, он скончался, – сказал я, удивившись про себя выбору слов. Разумеется, смерть Юхани вызвала у меня сожаление, но оставалось неясным, уместно ли оно в данном конкретном контексте. Возможно, визит полицейского связан исключительно с делами Юхани, и тогда сожалеть мне особенно не о чем.
Осмала взмахнул правой рукой, в которой держал небольшой кейс, больше похожий на коробку. Он открыл его левой рукой и достал лист бумаги.
– Кто здесь сейчас за главного?
– Я.
– И вы?..
– Хенри Коскинен.
– Ясно, – кивнул он. – Логично.
Осмала убрал документ обратно в кейс. Он молчал, явно не собираясь объяснять мне, что в этом, по его мнению, логичного.
– Мы можем с вами поговорить? – наконец спросил он, хотя его слова прозвучали скорее как утверждение, чем как вопрос. – Я бы не возражал против кофе с чем-нибудь сладким.
Я проводил его в кафе «Плюшка и кружка». Там было полно народу, и взрослые составляли меньшинство. От шума и гама голова шла кругом. В кафе витал аромат дежурного блюда – «Маминых фрикаделек с папиным картофельным пюре». Мы с полицейским молча встали в очередь. Осмала взял себе «Очень ванильный пирог», а я – «Лучший бабушкин пирог с черникой». Наливая нам кофе, Йоханна переводила взгляд с кофе на полицейского, а с полицейского на меня.