Я ел.
Меня дополнительно мотивировал черный пистолет в его правой руке. Булочка была большая. Это много сдобы. Я уже наелся, но Здоровяк чуть повел рукой с пистолетом, показывая, что я должен продолжать жевать. Я сидел в фальшивом фермерском доме посреди сельской местности где-то на юге Финляндии и под дулом пистолета поедал булочку с корицей весом в полкило и размером с два кулака.
Мы не разговаривали. Естественно, я не мог говорить с набитым ртом. Но и Здоровяк молчал. Маленькая черная дырка пистолетного дула метила прямо мне в грудь. Все, что я слышал, это звуки, производимые моими собственными челюстями. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем я проглотил последний кусок булки и вытер рот. Мы смотрели друг на друга.
– Ну? – спросил он.
– Очень вкусно, – ответил я, надеясь, что использую верную терминологию. – Температура выпекания, количество масла и органическая мука в совокупности дают превосходную текстуру.
Здоровяк посмотрел на меня так, словно я был протухшей рыбиной.
– Я имею в виду, ты, наверное, хочешь мне что-то сказать. Ты же не просто так сюда приехал.
– Да, – кивнул я.
Действительно, я приехал сюда не просто так. Или меня отведут в красный сарай, или отвезут к любимому пруду Игуаны, или я пройду назад три километра до автобусной остановки своими ногами.
– У меня проблема с персоналом среднего звена, – сказал я, глядя Здоровяку в лицо, чтобы не упустить его реакцию. – Эта проблема оказывает негативное воздействие на нашу с вами договоренность.
– Под средним звеном ты имеешь в виду?..
– Я не знаю, как его зовут. В последний раз я приезжал сюда в его внедорожнике. Его друга-тираннозавра зовут А. К.
Здоровяк засмеялся. Это был совсем короткий смешок, и он очень быстро стих. Цвет его глаз я определил бы как средний между голубым и серым. На его лице глаза смотрелись, как две царапины, как будто он годами щурился, и в результате этот прищур остался с ним навсегда. Я глубоко вдохнул. И рассказал, как меня силой усадили во внедорожник, как превратили мое лицо в сиденье для голой женщины, а потом потребовали от меня пятьдесят тысяч евро, которые, на мой взгляд, должны принадлежать самому великому пекарю. Слово «пекарь» я не упоминал, но все остальное рассказал в точности так, как это произошло на самом деле.
Мы какое-то время сидели в тишине. Я надеялся, что эта тишина не закончится новым предложением угоститься булочкой с корицей. Этого я не вынес бы. Мой желудок переполнился сахаром, маслом и органической мукой до такой степени, что я испытывал боль.
– Она села тебе на лицо?
– Технически я не назвал бы это сидением, – ответил я. – Она просто… опустилась. Ненадолго. Как будто запрыгнула на велосипед, но через несколько секунд устала и спрыгнула назад.
Здоровяк ненадолго задумался.
– Это тебя взбодрит, – сказал он. Прозвучало это так, словно он обращался скорее к себе, чем ко мне. – Эта выпечка. Булочки, булочки, булочки. Доставит приятное разнообразие.
– Я не нахожу это особенно стимулирующим, – сказал я, стараясь вернуть разговор в прежнее русло. – И пятьдесят тысяч евро…
– Это я понял, – прервал меня Здоровяк, снова становясь собой. Он выпрямился на стуле, но пистолет по-прежнему держал нацеленным на меня. – У тебя есть лишние пятьдесят тысяч?
– Что? – не понял я. – Конечно, нет.
– Как дела в банке?
– Еще слишком рано для окончательных выводов. Количество выданных кредитов превысило все ожидания.
– То есть деньги уходят, но не возвращаются.
В его голосе появились пугающие ноты. В том смысле, что он звучал абсолютно нейтрально. Пугало содержание его слов.
– На этой стадии так и должно быть, – честно сказал я. – Организация операций…
– Кто-нибудь уже расплатился по кредиту?
На этот вопрос у меня был только один ответ:
– Нет. Но я этого и не ждал. Первые выплаты начнутся на следующей неделе.
– Что там насчет Парка аттракционов?
– Парка приключений. Он на грани.
– На грани чего? Он приносит прибыль?
– Да. Но минимальную.
– Короче говоря, материнская компания вполне успешна, а у банка многообещающий старт?
– Это честная оценка нынешней ситуации, – сказал я. Это была и моя оценка тоже.
Но я не совсем понимал тона, в котором мы вели этот разговор. В нем присутствовало что-то не совсем правильное. Передо мной сидел инвестор, чей капитал таял и чье будущее представлялось все более рискованным, но он выглядел так, словно это волновало его меньше всего. В любом случае я не располагал временем, чтобы размышлять над этим. Мне все еще нужно было позаботиться о…
– Что касается среднего звена, – прервал он ход моих мыслей, – просто скажем, что я обращу на это внимание.
– Что вы имеете в виду?
– Если у тебя нет пятидесяти тысяч евро, как ты заплатишь ему пятьдесят тысяч евро?
– Никак.
– И что будет дальше?
– Он покажет эти фотографии вам и…
Я хотел упомянуть Лауру, но она не имела никакого отношения ни к фотографиям, ни к этому человеку.
– …Считайте, что вы их уже видели, – продолжил я. – Так что шантажировать меня нечем.
– Я ему об этом скажу.
Неужели все действительно так просто? Но затем до меня дошло.
– И что тогда произойдет? – спросил я.
– Que sera sera. Что должно произойти, то и произойдет, – сказал он. – Выживет сильнейший. Как ты сегодня усвоил, тебе придется есть то, что тебе предлагают.
Здоровяк не предложил меня подвезти, а я его об этом не просил. Я прошел полтора километра по грунтовой дороге, потом еще полтора – по растрескавшейся велосипедной дорожке вдоль шоссе. Темнело. Деревья стояли стеной, казалось, все теснее смыкаясь друг с другом. Телефона у меня с собой не было – я специально оставил его в Парке приключений. Странное ощущение – полностью утратить контакт с внешним миром. Но в данный момент я нуждался именно в этом. Мне требовалось подумать. Уже сидя в автобусе и глядя в окно на мрачную стену леса и приближающиеся огни пригорода, я продолжал просчитывать варианты.
22
Лаура работала над четвертой, восточной стеной Парка приключений. Она перемещалась перед стеной, словно боксер, то отступая назад, то возвращаясь для следующего раунда ударов и тычков. Дети кричали; запах краски смешивался с ароматами рубленых котлет из кафе.
Время шло; я составлял все новые планы. Иногда я раздумывал, что мне делать с Игуаной; иногда пытался найти математическое решение своих проблем, но нужная ясность все не наступала. С одним исключением. Я знал, что Игуана следит за мной и выжидает подходящего момента, чтобы нанести удар. Я знал, что он где-то рядом, хотя не располагал никакими эмпирическими доказательствами этого.
Все происходило, как на быстрой перемотке.
Время шло.
Хотя время никогда не делает ничего другого. Это улица с односторонним движением. Одно из определений времени, которое мне где-то попалось, гласит: время – это постоянное и по сути необратимое движение существования событий из прошлого в будущее через настоящее. Мое внимание в этом определении привлекает слово «необратимое». Только по этой причине время должно доставляться с предупредительной наклейкой.
Я поймал себя на том, что все чаще возвращаюсь к подобным мыслям. И неважно, как много вычислений я произвожу, они не приводят к ощутимому результату. Еще я заметил, что с моими вычислениями есть проблема. Может, не совсем проблема, но все же. Во мне появилась какая-то медлительность, чтобы не сказать заторможенность. Подобное для меня в новинку и представлялось странным.
Я стоял за спиной Лауры и почему-то не мог заставить себя что-нибудь сказать. Она работала над стеной де Лемпицка.
– Привет! – наконец выдавил я.
Лаура быстро повернулась. Она выглядела немного удивленной. Я пытался вести себя естественно, как раньше. Чуть наклонился вперед, готовый обнять ее и поцеловать. Но она ко мне не подалась. Это был не поцелуй, а сухое чмоканье в щеку. Даже объятие не принесло мне радости, потому что объятия без взаимности редко доставляют удовольствие.
– Я попросила уборщиков на следующей неделе хорошенько отмыть холл, – сказала она. – В Замке приключений – еще один сюрприз. Горки пахнут прокисшим молоком. Их почистят.
Внезапно тон ее голоса стал очень деловым. Она посмотрела на Замок приключений, затем – на Большую горку, но меня не удостоила даже беглым взглядом.
– Хорошо, – машинально ответил я.
– Еще почистим Пончик, – продолжила она тем же тоном, каким говорила со мной в мой первый день в Парке. – Там такие липкие стены, что есть опасность, что дети к ним просто приклеятся.
– Спасибо, – поблагодарил я ее почти на автопилоте. – Спасибо, что приглядываешь за Парком.
– Это моя работа, – сказала она.
– Ясно, – сказал я.
Мы немного помолчали. Мне по животу как будто полоснули холодным ножом. Возникло ощущение, что я отделяюсь от собственного тела, в котором меня больше ничто не удерживает. Малоприятное ощущение.
– Я думал, может, позже мы…
– Я буду здесь допоздна, – сказала Лаура и отвернулась к стене. – Йоханна обещала сводить Туули в кино. Мне нужно закончить эту стену.
– Тогда, может, после?..
– А завтра я начну с раннего утра.
– Может, завтра?..
– У Туули занятия аэробикой.
С этими словами она вернулась к работе. Ее движения отличались точностью и быстротой; Лаура явно знала, что делает. Я по-прежнему стоял возле нее, но меня явно относило от нее все дальше, словно увлекало в открытое морское пространство.
– Следующие несколько дней у меня дел невпроворот, – сказала она, посмотрев через плечо, но не на меня. Я видел ее лицо, ее губы.
Когда мы целовались в последний раз? Спрашивать ее я не собирался.
Лаура вернулась к своей живописи. Я стоял все там же. На меня как будто дохнуло ледяным ветром. У меня зазвонил телефон. Пора. Мне почему-то было физически трудно заставить себя сдвинуться с места. Но я все-таки ушел.