– Осмотрим другой, – сказал он.
– Пожалуйста. – Я не знал, что еще сказать – ему или себе. Что это не совпадает с моими вычислениями? Это было бы слишком мягкой формулировкой.
Второй морозильник также был полон замороженных продуктов – я имею в виду замороженную еду. Я не перепутал морозильники. Заполняя морозильник в порядке, обратном тому, в каком Осмала его опустошал, я своими глазами видел, что тот морозильник, в котором, по моим прикидкам, должно было находиться нечто не совсем обычное, был именно тем, в который я это нечто и положил. Но сейчас это был обычный морозильник – не больше и не меньше. Когда я закончил, пальцы у меня не гнулись от холода. Осмала отослал офицера в форме прочь. Наверное, работать над более срочными делами, не имеющими отношения к бельгийским булочкам и сотням куриных крылышек. Он внимательно осмотрел всю кухню, но ничего не трогал. Я знал, что он ищет, но также знал, что в шкафах и на полках он этого не найдет.
– Помните фотографию, которую я вам показывал? – вдруг спросил он.
Я сказал, что помню.
– Вы видели этого человека после нашего разговора?
– Нет, – покачал я головой.
Он сделал несколько быстрых шагов к кухонной двери, повернулся, отвернул назад рукава своего блейзера и потянулся. К его лицу вернулся привычный мертвенно-серый оттенок.
– Вы так и не спросили, что мы ищем.
– Я предположил, что вы знаете, что ищете, – честно сказал я.
Осмала на миг задумался. Похоже, мой ответ его удовлетворил.
– Действительно, – сказал он. – Большего я сказать не могу.
Как и я. Я понял это, когда заново заполнял морозильники.
Именно в этот момент у меня зазвонил телефон. Осмала счел это знаком, развернулся, толкнул дверь и исчез в кафе. Я видел, как он своей тяжелой поступью решительно шагает к холлу и дальше, к выходу. Я достал телефон. Неизвестный номер. Я решил принять звонок, рассудив, что крайне маловероятно второй раз за день получить сюрприз.
Оказалось, я могу крупно ошибаться.
29
Эсы в аппаратной не было, хотя ключи от его машины лежали у него на столе. Я взял их, опустил себе в карман и набросал ему записку, сообщая, что на несколько дней позаимствую его «шкоду», потому что мне надо кое-куда съездить по делам Парка, и обещая компенсировать расходы на бензин. Пока я не вышел в холл, я не дышал.
Перемены я заметил моментально. В этой части Парка всегда находились только дети. Теперь здесь толпились и взрослые. Одни стояли на месте, другие медленно перемещались, указывая друг другу на фрески, останавливались перед ними, отступали на шаг-другой и снова подходили ближе. С каждой минутой их число росло. Перед некоторыми фресками они стояли небольшими группками. Лауры видно не было, но я надеялся, что она где-то здесь и радуется, наблюдая, как много народу пришло оценить ее работу. Эта мысль наполнила меня одновременно гордостью и печалью. Я поспешил уйти, пока мне не стало совсем худо.
Я ехал, соблюдая все правила дорожного движения и не забывая поглядывать в зеркало заднего вида. Хвоста за мной не было. Дорога заняла у меня 34 минуты.
Я остановился возле небольшого промышленного здания серого и винно-красного цвета. Серая часть была бетоном, винно-красная – гофролистом. На стене – подсвеченная вывеска, сейчас выключенная, с изображением клубничины и корявых букв «Джем и ягоды Южной Финляндии». Название показалось мне каким-то неполным, грамматически неправильным; впрочем, все окружающее производило такое же впечатление. Дорога заканчивалась возле здания. Она обрывалась так резко, что это рождало предположение, что изначально ее планировали продлить, пока кто-то не посмотрел по сторонам и не понял, что нет ни одной веской причины тянуть ее дальше. Насыпи по обочинам дороги, ведущей к фабрике, были лысыми. По пути сюда я проезжал мимо рощ, полей и запущенных лугов. Сюда не доносился шум модернизации. Я явно не находился в сердце инновационного предпринимательства.
Я проехал чуть вверх и затормозил перед воротами фабрики. Здесь стояли еще две машины: относительно новый черный «лендровер» и красный «ауди» чуть постарше – устаревший пожиратель бензина. Я припарковал автомобиль Эсы за ними и вышел. В просветах между небольшими, но плотными серыми тучами порой проглядывало солнце, озаряя землю, но тут же скрывалось, и снова наступала темнота. Именно сейчас тучи расступились, как будто кто-то наверху включил фотоаппарат со вспышкой. В окружающем пейзаже яснее выступили березы, уже потерявшие половину листьев; оставшиеся пожелтели, высохли и сморщились. На светло-сером гравии виднелись следы недавнего дождя; кое-где вода собралась в лужи. Здание явно нуждалось в ремонте и свежей покраске.
Наверху короткого лестничного пролета открылась дверь, и из нее показалась знакомая фигура. Я сомневался, что на этот раз он будет демонстрировать свои пекарские таланты. Здоровяк был в зеленой охотничьей куртке, походных штанах и туристских ботинках. Судя по цвету и выражению его лица, он был готов убить лося, причем голыми руками. Он ждал меня на лестничной площадке, держа дверь открытой. Я поднялся, и мы вошли в главный фабричный цех.
Здесь высились похожие на гигантские кастрюли большие стальные цилиндры, емкости поменьше и змеились металлические трубы. Через все помещение тянулась, уходя в стену, конвейерная лента. По сторонам располагалось множество рабочих станций, оборудованных датчиками и измерительными приборами. Сталь, алюминий, резина, пластик. В воздухе пахло химикатами и совсем чуть-чуть – ягодами. Название на вывеске вызвало правильные ассоциации: это место в Южной Финляндии, где производят варенье и что-то делают с ягодами. Слышался звук работающего механизма – громкий низкий гул.
Я оглянулся. Здоровяк указал мне вперед. Я двинулся к центру цеха. Здоровяк молча следовал за мной, из чего я вывел, что иду в правильном направлении. Гул усилился.
– У нас проблема, – сказал он.
– Какого рода?
Я наконец увидел машину, издававшую шум. И кое-что еще. Машина напоминала соковыжималку – многие каждое утро пользуются такими дома – только огромную. Вместо апельсина в машину был головой вниз засунут человек.
– Вы вернулись! – сказал человек изнутри машины. Его голос доносился как будто со дна колодца. – Хорошо. Как я уже говорил, сложности последнего квартала – временные. Как только начнется сезон брусники и морошки, мы возобновим производство джема. У меня есть немецкий покупатель для черники. Он приезжает на следующей неделе. Мы с вами вместе обеспечим Германию джемом…
Он говорил так быстро, а эхо было таким сильным, что разобрать его было трудно.
– Вот такого рода проблема, – объяснил Здоровяк, указывая на человека внутри соковыжималки.
Я ответил, что не совсем его понимаю.
– Ситуация довольно близко напоминает твою. Эта фабрика – перевалочный пункт для денег. Во всяком случае так планировалось. Этот парень взял у меня деньги, но в дело их не вложил. Просто потратил. А когда я послал одного из своих фрилансеров, чтобы вернуть деньги, этот парень сделал из него отбивную.
– Это недоразумение! – раздался голос из соковыжималки. – Джем – это бизнес будущего. Главное – создать клиентскую базу…
– Помимо всего прочего, – продолжал Здоровяк, – мне пришлось уволить некоторых из своих сотрудников, как ты знаешь.
Он посмотрел на меня таким взглядом, что мне сразу стало ясно: он в курсе произошедшего на стройке.
Я промолчал.
– Но и это еще не все. Мне нужны деньги. Прямо сейчас.
Я не собирался говорить ему, что не понимаю, о чем он – тем более, что прекрасно понимал значение каждого слова.
– Вот почему ты здесь, – сказал он и сделал несколько шагов в сторону. Своей затянутой в перчатку рукой он повернул какую-то ручку, и гул соковыжималки стал громче. Затем он вернулся и стал передо мной.
– Я не понимаю, как…
– У тебя есть деньги, – сказал он, глядя мне в глаза.
Ледяной поток проник мне во внутренности, как будто кто-то открыл у меня в животе дверцу морозильника.
– Вообще-то банк…
– Не работает, – сказал Здоровяк.
Зато соковыжималка работала как миленькая. Я слышал ее гудение, хотя одновременно у меня возникло ощущение, что мир вокруг меня замер. Как минимум, на несколько секунд. Я молчал.
– Никто не возвращает мне мои деньги, – сказал он. Я узнал в его голосе те же интонации, которые звучали, когда у себя в доме он держал меня на мушке пистолета и заставлял поедать булочки с корицей. Интонации были нейтральными, и от этого становилось только страшнее. – Я бы удивился, если бы кто-нибудь заплатил мне хотя бы проценты. Врать нет смысла. Вруны попадают прямиком в соковыжималку.
– Это никакая не соковыжималка, – раздался приглушенный голос. – Соковыжималки безнадежно устарели. Бизнес на соках – ничто по сравнению с потенциалом, какой сулит производство джемов.
Здоровяк повернулся и пнул ногой соковыжималку. Это был единственный жест, выдававший его раздражение. Джемовый предприниматель понял намек и воздержался от дальнейших комментариев.
– У меня есть контора по сбору долгов, готовая начать работу, – сказал Здоровяк. – Я владею долей в компании, которая скупает долги.
– Коллекторское агентство предложит гораздо более высокий процент, – сказал я.
– Я прикидывал: у меня раз в десять выше.
– Не уверен, насколько это законно.
– О чем ты думал? Когда затевал эту дурацкую историю со своими ссудами под разумный процент?
На лице Здоровяка не дрогнул ни один мускул. Возможно, я никогда не видел никого, кто умел бы хранить такое невозмутимое спокойствие. Я вспомнил, что мне говорила Лаура о собственной финансовой ситуации и положении других сотрудников Парка. Все они набрали займов под низкий процент, потому что были неспособны оплачивать более дорогостоящие кредиты. Не говоря уже о в десять раз более высоких ставках. Но теперь…
– Ты переведешь мне деньги в ближайшие два дня. Деньги начнут поступать в Парк, а оттуда – ко мне. Я знаю, что ты с этим справишься. Я знаю, что ты найдешь способ. Я с самого начала не сомневался в тебе. Убедись, что с финансами Парка все выглядит безупречно. Потом мы пустим этот капитал на новые займы.