Странно, но при всем своем уме Кларисса была на редкость слепа — ей не приходило в голову обвинить этих двоих: Веблена — гениального художника и Воргис — блистательного редактора в сексуальных домогательствах, когда они держали ее за руку. А между тем в их жестах наблюдалась та самая двусмысленность, какой не было в моем опрометчивом стремлении просто найти в руке Клариссы минутную опору в незнакомой ситуации.
Пока я глазел на толпу гостей, чья-то рука скользнула в карман моих брюк. Я инстинктивно схватил ее за запястье, как сделал бы, чтобы остановить карманника. Это оказалась Мин. Ее жест был в высшей степени сексуальным, но я успел оттолкнуть ее руку, прежде чем ее прикосновение к интимной части моего тела вызвало эрекцию.
— Что ты делаешь?
— Мне нужна зажигалка.
— Я не курю.
— Вот как, жаль. — Она захихикала и обняла меня за талию. — А почему бы тебе не поискать для меня зажигалку?
Прежде чем я успел ответить, Гарри протянул свой золотой «Данхилл» к ее сигарете.
— Привет, я Гарри, — сообщил он, не обращая на меня внимания.
— О, вы опасны! — Она тихонько хихикнула.
— Нет, я Гарри, но я не опасен, — парировал он.
— Значит, это только здесь обитает особый вид неопасных Гарри, — продолжала Мин, пожимая мою руку. Только тогда Гарри посмотрел на меня.
— Я слышал, вы художник, — заметил он.
— Пожалуй, — кивнул я, — но вообще-то у меня другая работа.
— Может, мне стоит взглянуть на ваши картины? — добавил он, снова глядя на Мин.
— Это было бы замечательно.
— Простите, Гарри, но можно нам на секунду уединиться? — прервала его Мин. — Мы с Чарли как раз говорили об одном деле…
— О да. — Он улыбнулся уголками губ.
У него был странно блуждающий взгляд, отвлеченный, но замечающий все до мельчайших подробностей. Он тут же отошел в сторону.
— Что случилось? — спросил я девушку.
— Он просто ужасен!
— Да тут половина гостей таких.
— Нет, он абсолютно ужасен! Может, убил кого-нибудь?
— Не думаю. Он торгует предметами искусства и только.
Она рассмеялась:
— Ты такой забавный, Чарли. Ты когда-нибудь встречался с такой же высокой девушкой, как я?
— Ну, может, с такой же высокой и встречался, — ответил я, — но с такой шикарной — нет.
Она сунула руку в мой карман.
— Ну а теперь что там ищешь?
— Доказательство, что ты не врешь.
Вечеринка у Веблена становилась все более шумной и многолюдной. Прибыл оперный певец, исполнивший странную арию, потрясшую стены студии до основания. Затем приехал Игорь Ренуик, немного сумасшедший поэт в бурнусе и одеянии из лоскутков кожи. Взобравшись на стол, он начал свою поэтическую импровизацию, воспевающую его покровителя Веблена.
Веблен смотрел на него с гордостью — вероятно, грезил о восхищенном обращении Гертруды Стайн к Пикассо.
— О, Дрелла, ты бы дала какой-нибудь Мэрилин сосать мой член, но я бы не допустил этого. Поверит ли этому история? Доказательству моего безумия или моей скромности? Нищета может ли удовлетворить полноту моего пениса? Я просил Джеки, но ты не позволила…
Все собравшиеся слушали этот шедевр затаив дыхание.
— Я есть тот, кто есть, мадам, осколок песни, безумное око, следящее за вами. Я целое небо и просто жалкий клочок. Возьмите меня и играйте мной или выбросите в мусорную корзину…
Пока он самозабвенно вещал, простирая руки к слушателям, я наблюдал за окружающими. Илона Воргис взирала на него с восхищением, как на истинного пророка, Веблен был весь поглощен сознанием своей гордости за столь грандиозный талант, выпестованный им лично, Кларисса тоже внимала открыв рот. Я даже заметил, что она беззвучно повторяет за ним его фразы…
Тельма и Инес попали под чары Ренуика, который, казалось, направлял поток своих откровений именно в их сторону. Только пробирающийся сквозь толпу прямо к ним Гарри Баллкиан не был сражен стрелой поэзии. Я говорил девушкам перед поездкой на вечеринку, с кем им предстоит познакомиться, но они тогда не слушали меня вовсе. Вообще-то меня охватил неожиданный порыв защитить их от Гарри. Я оставил Мин и тоже стал пробираться сквозь сбившийся в плотное кольцо вокруг ораторского пьедестала народ. Я пытался угадать, какая именно из двух девушек привлекла внимание Гарри.
Гарри находился уже в нескольких шагах от своей цели, когда модели, видимо, устав от выступления Ренуика, отошли в другой конец зала и уселись там на диван, придвинутый к стене, увешанной африканскими масками. Когда они достали зеркальца, я понял, что удалились девушки ради того, чтобы подправить макияж. По пути к ним Гарри предусмотрительно прихватил бокалы с вином.
— Выпьем, барышни? — предложил он, наконец-то подобравшись к ним.
— Нет, спасибо, — ответила Тельма.
— Еще чего! — добавила Инее, жуя жвачку.
Гарри смутился от такого отпора.
— Меня зовут Гарри.
— Угу, — отозвалась Тельма.
— И что? — продолжила Инее.
— Вообще-то я не официант. Я хозяин вечеринки. Гарри Баллкиан.
— Очень приятно, — заявила Тельма.
— Понятно, — констатировала Инее.
Я остановился поодаль и молча следил за происходящим. Гарри поставил бокалы на столик, оставив себе один.
— Вы здесь уже бывали?
— Нет, — бросила Инее.
— Где? — уточнила Тельма.
— В студии Веблена, — пояснил Гарри.
— А кто этот Февлен? — с трудом выговорила неизвестное ей имя Инее.
— Фаркар Веблен, художник…
Гарри выглядел растерянным.
Тельма захихикала.
— Это смешно? — удивился Гарри.
— Мне послышалось: фарт кар[29], — ответила она.
Инее тоже расхохоталась. Гарри был окончательно сбит с толку.
Я подошел к ним и взял один из отставленных Баллкианом бокалов вина.
— Привет, — обратился я к девушкам, — выпить не хотите?
— Спасибо, Чарли, — ответила Тельма, на сей раз взяв бокал.
Они обе взяли по бокалу без особых возражений.
— Тельма, Инее, вы уже знакомы… с Гарри?
— Да, уже знакомы, — отозвалась Инее.
— Подправишь мне контур помады? — спросила Тельма подругу.
— Ага, давай.
Инее принялась обводить губы Тельмы карандашом, Гарри повернулся и пошел прочь. Тогда я последовал за ним и схватил за рукав пиджака.
— Они еще слишком молоденькие, — пояснил я.
— Да, и очень глупые. Даже не знают, кто я.
— О нет. Они знают. Они были бы рады познакомиться. Выглядят как взрослые, а на самом деле девчонки. Просто дети с внешностью взрослых женщин. Они меня спрашивали, не играете ли вы в компьютерные игры…
— Что, правда? — Он повернулся и, улыбнувшись, пристально посмотрел на меня.
— Да. А вы ожидали другого? Они судят о вас по тем парням, с которыми встречались, а все молодые люди играют в компьютерные игры. Но и девушки тоже, бывает… Знаете, они очень стойкие, если смогли выжить в этом бизнесе и подняться на такую ступень…
Гарри Баллкиан рассматривал меня все с большим любопытством.
— Я играю в компьютерные игры.
— Думаю, вам лучше поговорить с Клариссой Кокс, супермоделью, — посоветовал я. — Она потрясающая женщина, писательница, актриса…
— Правда? Это интересно. Помню, где-то ее видел. Действительно потрясающая… Но это было лет десять назад!
— Да, она тогда была еще подростком. Но Кларисса и сейчас очень хороша.
— Красавица, — согласился Гарри, — но тогда она мне больше нравилась. У нее были выщипанные брови.
— Да, мне тоже нравится, когда они выщипаны, но, к сожалению, волоски быстро отрастают. Вы могли бы с ней поговорить…
Я ощутил внезапный прилив сил и принялся убеждать его подойти к Клариссе. Хотел ли я действительно свести их? Не знаю.
Когда мы вернулись в студию, Веблен достал аккордеон и принялся с огромным воодушевлением наигрывать народную мелодию. Он сменил Ренуика, и круг его восхищенных поклонников стал еще теснее, чем был при выступлении не слишком закомплексованного поэта.
Наконец он остановился на минуту и гаркнул:
— Танцуют все!
Несколько человек принялись комически вертеть бедрами, но в целом никто не мог понять, как следует танцевать под эту музыку. Большинство продолжали стоять как вкопанные.
Я заметил, что Кларисса Кокс беседует с поэтом, Ренуиком, который, похоже, продолжал так же настойчиво декламировать свои сочинения, как и раньше, но только теперь адресовал свое выступление ей одной. Она явно была очарована, но не столько его витиеватой манерой декламации, сколько одержимой погруженностью в себя. Несчастный поэт страдал крайней формой нарциссизма, но — что парадоксально — он действительно страдал, а не наслаждался, чем и подкупал всех, кто был склонен излишне сочувствовать и сопереживать.
Через несколько минут Ренуик достал распечатку своих стихов и, развернув ее, стал читать с листа. Ужас в том, что свою невообразимую галиматью он даже сам не мог выучить наизусть, и Кларисса это прекрасно понимала. Такое позорное поведение не простили бы ни одной актрисе, даже самой молодой и неопытной. Но поэзия — иная форма самовыражения, вероятно, окруженная в глазах Клариссы ореолом романтики. Мне вспомнилось, что она рассказывала мне о любви ее матери к молодому афроамериканскому поэту Никки Джованни, некогда потрясшему Америку своим талантом. Должно быть, она поддалась наследственному стереотипу и увидела в Ренуике еще одного, но непризнанного гения.
Впрочем, вмешаться в их разговор было нетрудно. Как только поэт увидел Гарри, его внимание тут же переключилось на торговца.
— О, Гарри, это фантастика!
Он обменялся с Баллкианом демонстративным поцелуем, на который Гарри отреагировал с ироничной улыбкой. Кларисса же рассмеялась и приветливо поздоровалась с Гарри после того, как я представил их друг другу, следуя правилам формальной вежливости:
— Кларисса Кокс, разрешите вам представить Гарри Баллкиана, хозяина нынешнего вечера. Хотя эта студия принадлежит мистеру Веблену, настоящим организатором торжества является Гарри. Это он подарил нам море незабываемых впечатлений.