— Ты ведь не думаешь отравить и меня, старик? — спросила Лоэль, надеясь женским чутьем отличить ложь от правды в его ответе.
— О, нет! Мне гораздо интереснее понаблюдать за придуманным вами экспериментом, молодая госпожа. Гораздо интереснее! Вы не передумали? Нет? — тусклые глаза Ван Тага на мгновение вспыхнули хищным огнем.
Лоэль взяла сухую веточку из трясущейся руки и с сомнением поднесла ко рту.
— Вы не передумали, — с облегчением констатировал колдун.
— Мое слово спасло тебя, когда попы раздували костер под столбом, к которому ты был привязан. Помни об этом и делай, что должен, — стараясь придать голосу твердость, сказала герцогиня Лоэль.
— Вряд ли в тот день вами двигало милосердие, молодая госпожа. Думаю, вы уже тогда замышляли все это. Неосознанно, разумеется.
— Хватит слов, старик. Начинай свое колдовство.
Над горизонтом уже серел рассвет, когда герцогиня Лоэль, пошатываясь, выбралась из склепа. Одной рукой она неуверенно придерживалась за стены, а другой механически оправляла платье, испачканное и порванное в нескольких местах. Не глядя на поджидающего снаружи Ван Тага, она побрела куда-то в сторону. Сошла с каменных плит Скорбной аллеи на мягкую, холодную от росы траву и рухнула на четвереньки.
— Мне никогда не отмыться… — тихо простонала она, и ее тут же вырвало. — М-м-мерзость!
Эц Ван Таг с довольным видом покосился на склеп, откуда доносилось тихое неритмичное шарканье и глухое мычание. Потом засеменил к герцогине.
— Угомони его! — потребовала Лоэль, отползая от дурно пахнущей лужи. — Угомони его, старик! После смерти он стал еще злее и похотливее, чем при жизни.
— Разумеется, молодая госпожа! — с нотками ликования в вибрирующем голосе отозвался колдун. — Смерть причудливо влияет на человека. Она выделяет и обостряет самые яркие черты характера, напрочь стирая все остальное…
— Угомони его! — выкрикнула герцогиня.
— Хорошо. Сейчас я повторно упокою вашего мужа. И ни к чему так волноваться. По-моему, все прошло просто великолепно, — он медленно развернулся, стуча тростью и часто перебирая ногами. Двинулся в другом направлении. Ему удалось проделать половину пути до входа в склеп, когда герцогиня Лоэль тихо и властно сказала:
— Стой!
Она поднялась на ноги, но ее по-прежнему пошатывало. Небесный купол быстро пропитывался утренним светом. На левой щечке герцогини блестела слеза.
— Скажи, старик, скажи мне еще раз, что все получится. Я хочу это услышать.
Ван Таг вновь начал долгий разворот на одном месте.
— Говори, старик! Я ненавижу звук твоего голоса, но сейчас ты должен говорить.
— Я честен с вами, молодая госпожа. С самого начала я без утайки описал вам истинное положение вещей и теперь могу лишь повторить сказанное прежде. Я хороший некромант, молодая госпожа. Пожалуй, лучший из тех, кого еще не отправили на костер. Однако же, в области скрещивания живых и мертвых мне так ни разу и не удалось провести полноценный эксперимент на людях. До стадии рождения дело доходило только в опытах со зверушками. Как правило, результат оказывался удовлетворительным. Но были и другие случаи, когда из оплодотворенной самочки вылезало такое, что вам лучше и не знать. Не думайте сейчас о плохом, молодая госпожа. Этой ночью я учел весь свой немалый опыт, предусмотрел все, что только возможно и теперь почти уверен в благополучном исходе. Отправляйтесь спать и ничего не бойтесь. Самое страшное позади.
— Проклятый колдун! — выдохнула герцогиня.
— На самом деле вы злитесь не на меня. Я не более чем инструмент в ваших руках. С чего бы плотнику злиться на свой топор за то, что приходиться каждый день отесывать бревна? Но, признаться, мне по душе ваш творческий и отчаянный образ мыслей. Я с радостью исполняю любые ваши поручения.
Ван Таг скрылся в склепе, а герцогиня еще долго не двигалась с места. Стояла, подставляя лицо свежему утреннему ветерку. Лишь тот, кто выбрался из смрада, способен по достоинству оценить всю прелесть чистого воздуха. Только бы все получилось, думала она. Только бы старик не сплошал и ничего не напутал! Она так много вытерпела, стараясь женить полусумасшедшего, злобного и жестокого герцога на себе. Столько слез пролила уже будучи его женой. Пережила два выкидыша, явившихся следствием побоев. Решилась на убийство, в конце концов. И тут эти проклятущие буквоеды выискали в своих книгах закон, по которому бездетная жена не может наследовать имущество мужа! Ей остается формальный титул, скромная пенсия и право проживать в замке Лонгеферт, а непосредственное управление землями, банковскими накоплениями и всем имуществом переходит к королю. Так они ей сказали. Скоты! Ублюдки! Мошенники! Они ее попросту ограбили, использовав вместо ножа и кистеня три строчки из пыльного фолианта. Но ничего! Она еще полюбуется, как вытянутся их постные рожи, когда она объявит, что носит под сердцем наследника герцога. И любой алхимик подтвердит, что ребенок именно от герцога, а не от свинопаса из соседней деревни. Ха! Она даже будет настаивать на этой проверке, что бы они все задавились от злости. Только бы старик не сплошал!
Колдун так и не вышел из склепа. В тот же день, ближе к обеду смотритель нашел его бездыханное тело возле открытого саркофага. Останки герцога, по счастью, оказались на положенном месте и в полной сохранности. Никаких частей похищено не было. Священники добросовестно очистили фамильную усыпальницу герцогов Лонге от скверны и мерзости чародеяний, несомненно, совершенных здесь некромантом-рецидивистом, а труп виновника переполоха сожгли на пустыре. Прах запаяли в свинцовый куб и выбросили в море.
Герцогиня стояла у распахнутого окна и смотрела на тянущиеся до горизонта плодородные поля, залитые солнечным светом. Хозяйка! Владелица богатейшего герцогства, сеньора над пятью графами и целой сворой баронов, желанная гостья при дворе короля. Совсем недурно для дочки спившегося нищего дворянчика из захолустья. Решительно недурно! Лоэль упивалась своей властью и богатством. Теперь каждый день был для нее праздником.
Звук за спиной привлек ее внимание. Она обернулась. Увидела крепкого трехлетнего малыша. Ребенок стоял в кроватке, цепко держась за деревянные прутья решетки. Небесно-голубые глазенки внимательно и холодно смотрели на ее лицо. Лоэль была искренне благодарна этому созданию за свое теперешнее положение, но не могла по долгу оставаться с ним наедине, как прежде не могла кормить грудью. Она и сыном то называла его через силу, только в присутствии посторонних. Все-то ей вспоминалась темная Скорбная аллея и золото фамильной усыпальницы. Снадобье Ван Тага добротно сделало свое дело, стерев воспоминания о самых ужасных моментах. Зато все остальное живо хранилось в памяти, порою возвращаясь в ночных кошмарах.
В последнее время стало еще хуже. Ребенок научился смотреть на нее каким-то особенным, отнюдь не младенческим образом. Внимательно, холодно и, что еще ужаснее, осмысленно. Теперь Лоэль если и заходила в его комнату, то сразу направлялась к окну и простаивала там какое-то время, стараясь не оборачиваться и даже не думать о малыше. Лишь бы челядь думала, что вдова уделяет внимание наследнику герцога. Со временем мальчик превратиться в серьезную проблему, но она что-нибудь придумает. Обязательно придумает…
— Я знал, что у нас все получится, — сказал малыш и весело улыбнулся. Махнул ручонкой.
— Что? — герцогиня решила, что ей это мерещится. Ребенок, едва-едва научившийся говорить своим нянькам «Ма-ма!», не мог произнести этой фразы.
— Присядьте и дышите поглубже, молодая госпожа. У вас нездоровая бледность на лице. Я бы не хотел увидеть, как вы лишаетесь чувств. Как ни крути, а в физическом смысле вы теперь моя мать.
— Старик? — еле слышно выговорила герцогиня, чувствуя, что начинает задыхаться и голова идет кругом.
— Уже нет! — ликующе объявил малыш и совершенно по-младенчески засмеялся.
— Как… Я хочу знать, как такое возможно?
— Я ведь уже объяснял вам это. Помните? Тогда, на Скорбной аллее. Но, кажется, вы все пропустили мимо ушей, молодая госпожа. Все в нашем мире имеет двойственную природу. Любая плотная материя может быть обращена в энергию, а энергию можно вновь загустить до состояния физического тела. Здесь главное соблюсти ряд условий, и вы очень мне в этом помогли.
— И что теперь? — спросила Лоэль, медленно оправляясь от потрясения.
— Ну-у, — протянул малыш, глядя в пол и наматывая на пальчик светлый локон. — Сейчас я завишу от вас, а вы от меня, так что в ближайшие годы мы можем не опасаться друг друга. Пока мне не исполнится двадцать один и не встанет вопрос, как нам поделить герцогово имущество, вы можете полагаться на мои тайные знания при решении любых проблем. Ничего, если теперь я буду называть вас «мама»?
Лоэль вдруг испугалась, что тонкий детский голосок вот-вот превратится в дребезжащее, хрипящее и свистящее старческое блеяние. И Ван Таг будет говорить, говорить, говорить. Бесконечно.
Дмитрий КозловПЕРФОМАНС
— В общем, есть идея. Новый перформанс. Очень масштабный, и хорошо продуманный, — прокричала она, силясь переорать рёв гитар ребят на сцене. Кучка тощих студентов не слишком удачно, зато громко и задорно выдавали старых Cranberries.
— Что за перформанс? — спросил я, отхлебнув пива. Ненавижу все эти псевдоанглийские словечки. Перформанс… Как мерчандайзер какой-то, или, спаси господи, брекфастница. Но ради Алины можно и язык поломать.
— Скажем так… Думаю оседлать волну всей этой зомби-истерики последних лет. Ну там, «Мировая война Z», «28 лет спустя» и так далее… — продолжала она. Чёрные блестящие волосы почти падали в пепельницу. Я увидел в её глазах то пламя, которое пробуждалось там всякий раз, когда ей в голову приходил очередной художественный замысел, и сразу вспомнил, как когда-то впервые увидел эти пляшущие огоньки…
— Ну-ну…
— В общем, я связалась с друзьями в разных городах… Симферополь, Львов, Харьков, Луганск… План, в общем и целом, состоит в том, чтобы совершить величайшую мистификацию в истории.