». Откуда — то раздался женский крик. Видимо, его, истекающего кровью, заметили нормальные люди.
Потом Ларионова отвезли на карете скорой помощи в питерскую больницу (ибо все гатчинские при деле), а там — сразу же начали готовить в реанимацию. Никто не мог объяснить, как он так пострадал, тем более, что многие видели его после аварии и могли поклясться, что парень был цел и невредим.
— Откуда вы мне его такого достали? — задумчиво пробубнил Клим Андреевич Савин, хирург по профессии, оказывающий помощь потерпевшим катастрофу близ Лядино.
— Он пострадал уже после аварии. Сказали, что у парня ни с того ни с сего пошла кровь, а потом он потерял сознание. Может, старые швы разошлись? — отчеканил санитар Кулагин, как будто бы это был детский стишок, заученный им наизусть.
Доктор нахмурился, а потом медленно проговорил:
— Что ж ты мне анамнез — то не принес? — фельдшер хотел как-то оправдаться, но Савин грозно буркнул: — Марш за историей болезни, бездельник!
Кулагин улыбнулся от уха до уха, отчего стал похож на счастливую коалу, и побежал выполнять приказ. Не смотря на то, что пожилой врач часто раздавал обидные прозвища и подзатыльники, никто его не осуждал. Как-то так повелось в местном хирургическом отделении, что он опытный и мудрый врач, а еще добродушный и славный старикан, а потому может иногда и прикрикнуть, и похвалить.
Подходя мимо отделения реанимации, фельдшер увидел, как оттуда пытались вывести мужчину, бледного, как поганку, и очень расстроенного. Ему что — то объясняли, и санитар услышал, как промелькнула фамилия Ларионова, того самого странного пациента, чью историю болезни он нес Савину. Этот парень в коридоре, наверное, его брат. Ничего, здесь почти каждый день дежурят перепуганные родственники больных, Кулагин уже привык видеть искаженные ужасом лица людей. Но вот перестать переживать вместе с ними не мог, отчего имел склонность после трудных, напряженных и неудавшихся операций приходить домой и напиваться в хлам, а после удавшихся — пропускать по стаканчику с коллегами.
Савин созвал консилиум, на котором обсуждалось, что же могло произойти с пациентом. Кто — то предполагал, что это проявление травмы, полученной при катастрофе (парнишка под воздействием болевого шока побегал, а потом потерял сознание); другой думал, что клиент принял психоактивное вещество, из-за которого слетел с катушек и навредил себе сам (но проблема в том, что у молодого человека не обнаружилось ничего связанного с наркотиками, да и того, чем можно изувечиться в таком масштабе, тоже). После кучи версий была выдвинута даже такая, что у больного синдром Мюнхгаузена, и он симулирует. Однако, свидетельские показания опровергали все эти гипотезы. Было решено провести операцию, а потом спросить самого пострадавшего. К слову, все это совещание длилось минут пять от силы, после чего медики разбрелись по кабинетам.
Клим Андреевич замер над папкой с анамнезом и задумчиво почесал темечко. Но, спохватившись, взял бумаги и пошел к операционной. Времени мало, в конце концов.
Процедура прошла успешно, Ларионова перевезли из операционной в отделение интенсивной терапии. Когда через пару часов он очнулся и понял, что пока не на том свете, то хотел вскочить с кровати и прыгать от радости, но и пошевелиться не смог: действие наркоза еще не прошло. Боли Алексей не чувствовал. Видимо, ему дали морфий.
Ларионов попытался посмотреть, что с ним стряслось, потому что плохо помнил, как угодил в больницу. События прошлой ночи нахлынули на него, как только он увидел окровавленные бинты, — то, как поезд сошел с рельс, томное лицо покойницы, пытавшейся вырвать его сердце, сладкий шепот Мертвеца и смрадное дыхание смерти.
— Ну почему?.. Почему тебе так везет?.. — тут же раздался протяжный хриплый вой.
Ларионов огляделся. В палате был только он, но…
Постепенно помещение наполнялось запахом гнили, тлена и сырости. Алексей с ужасом заметил, что от его койки медленно растекается лужа зеленой болотной воды и разбегаются в разные стороны жуки и многоножки. Стены вокруг начали темнеть, с них сползала краска, плитки на полу с хлопающим звуком трескались и чернели. Схватившись похожими на шматы мокрой глины руками за бортик кровати, Мертвец, неестественно выгибаясь, выбрался из-под кровати.
Алексей слушал бешеный ритм своего сердца и надеялся, что это все-таки ему снится.
— Почему ты жив, а я мертв? Почему? Ты не ценишь жизнь… Она тебе не нужна. Но она у тебя есть! — взвыл покойник и рывком поднялся с пола.
Ларионов, болезненно морщась, сел на кровати и тихо произнес:
— Я не хотел, чтобы все так получилось…
— Назови мне того, кто хотел бы! — кричал Мертвец. — Посмотри на меня! Ну же! Я гнию! Да что там, уже сгнил! А тебе постоянно везет!
Утопленник плюхнулся на койку к Алексею, отчего простыни мгновенно пропитались грязью и илом. Ларионов дико боялся, но понимал, что пока у покойника откровение, можно быть более-менее спокойным.
— Я думал, что ты выстрелишь. И… хотел просто выбить пушку из рук, — задыхаясь от странного щемящего чувства в груди, промямлил он. Показания на приборах начинали ползти вверх, а от смерча голосов в голове хотелось кричать.
— Я бы не смог. Никогда бы не смог. Знаешь, почему я напал на тебя? Конечно, знаешь… Мне нужны были чертовы деньги. А зачем? — покойник повернул круглое, совершенно изменившееся лицо в сторону Алексея и, скаля идеально белые зубы, гаркнул: — У меня сестра умирала. Ей деньги на операцию были нужны. А откуда их взять? Мы же сироты. Были.
Алексей уже понял, в чем дело, но ждал, пока Мертвец сам скажет. Приборы начали тихонько пищать об опасности.
— Она умерла в тот день, когда я пришел к тебе в первый раз. Думал, я за себя мщу? — покойник злился, опасность находиться с ним рядом возрастала. — Я бы смирился, если бы не она… Но из-за тебя… Ты убил не только меня. И эти четверо — они тоже на твоей совести… Поверь, мы не останемся в долгу.
— Прости…
— А моё тело… Почему ты утопил меня? Почему именно в этом болоте?
— Испугался… Думал, что так меня не найдут…
— Но тебя нашел я!..
Всю палату оглашал компьютерный визг приборов. Сердечный ритм и давление были намного выше нормы. И, когда мертвец уже хотел впиться в шею Ларионова своими огромными острыми зубами, в комнату вбежала медсестра, отчего иллюзия развеялась…
— Вам нельзя сидеть, — и она помогла Алексею снова принять лежачее положение.
— Могу я вас о кое-чем попросить? — испуганно глядя на сестру спросил Алексей.
— Смотря что, — раздраженно бросила ему женщина, с отвращением оглядывая комнату (в частности, лужу грязи и всяческих тараканов).
— Позовите мне психотерапевта. Я, кажется, сошел с ума.
В просьбе было отказано. Женщина недовольно хмыкнула и отрицательно покачала головой, а еще, указав на пол рукой, предупредила, чтобы таких шуточек больше не было. Потом пришла уборщица. Маленькая старушонка намыла всю комнату, переменяла белье и заботливо поправила Алексею подушку.
— Бедный, как же ты так? — грустно глядя на него проговорила бабулька, и добавила потом, стоя уже в дверях. — Плохо здесь пахнет. Как будто мертвечиной…
Дверь за старушкой закрылась, и комната вновь погрузилась в тишину. Ларионов только этого и ждал. Сбросив с себя все проводки и трубки, он встал с постели и вышел в коридор. Приборы в палате раздражающе пиликали об отключке пациента, в то время как сам он спрятался в служебном помещении, аккуратно сняв замок при помощи иголки, которую нашел на тумбочке, стоявшей рядом с его койкой. Спрятавшись за швабрами и ведрами, Алексей слушал, как снаружи суетились и искали его. Скоро он выберется отсюда и придумает, как сбежать и от Мертвеца.
Но холодные липкие руки накрыли Ларионову рот и с неимоверной силой потянули в темноту. Действие морфия кончалось, и боль постепенно охватывала все его естество, отчего Алексей, потерял сознание.
Проснулся он в каком-то непонятном подвале, лежа на полу и истекая кровью из открывшейся раны. В темноте проглядывали ненавистные знакомые очертания. Их было больше… пятеро. Проводница и машинист поезда присоединились к модной тусовке.
— Не понимаю, зачем ты убил их… И почему я видел тех двоих живыми, — с усилием выдавил Ларионов.
— Я не убивал, они уже были такими. Решили помочь, с условием, что я потом выручу их, — Мертвец поменялся. Стал попрямее, менее липкий и черный…
— В чем секрет твоей молодости? — прохрипел Алексей, приподнимаясь над землей и с ужасом осознавая, что вокруг куча дохлых крыс, кошек и собак, разорванных и обескровленных. Время откровений кончилось, началась игра на выживание.
— Думаю, ты уже понял, — бесстрастно бросил Мертвец и рывком поднял свою жертву с земли. — А чтобы снова «жить», мне нужно сожрать своего убийцу.
— Друзья научили? — с вызовом глядя на покойника спросил Ларионов.
— Можно и так сказать… — покойник не дал жертве возможности задать очередной вопрос, врезав раздувшейся от воды, но чертовски сильной рукой Алексею по лицу. Ларионов не удержал равновесие и упал. Приземление было довольно мягким — на кучу гнилых тушек и кишащих в ней опарышей. Алексея чуть не стошнило от этого живописного вида, замечательного запаха и собственной боли, сжавшей его сердце стальными тисками.
Пока жертва корчилась на полу, Мертвец задумчиво расхаживал по помещению. Благодаря своей диете, он уже почти не хромал.
— Прости, я не хотел поступать так жестоко. Но ты со своей живучестью меня достал, — успокоившись, бросил Мертвец и картинно хлопнул в ладоши. После этого странного хлюпающего звука недвижимые до сих пор покойники, стоявшие поодаль, странно задергались. Двое из них, издавая ужасные звуки и путаясь в собственных ногах, пошли к Ларионову. Подхватив Алексея под руки, они встали, как два палача, замерев в ожидании.