– Пока мы общались, она казалась мне нормальной. Правильной.
– А зеркало при чем? – уточнил Тардилар.
– Посмотрев на свое отражение, я вспомнила ее. То есть она невероятно похожа на меня. Хотя точно помню, когда видела Ингрид в последний раз, выглядела девушка совсем иначе. Теперь она рыжая, с зелеными глазами. – Я дотронулась до своих волос, задумчиво намотала прядь на палец. – Это странно. Разве нет?
– Не понимаю. – Котик насупился. – Вы виделись раньше?
– Да, она училась в том же университете, что и я, и даже подрабатывала младшим лаборантом у моего отца. Потом вдруг перевелась сюда. Первый курс криминалистов-экспертов.
– А почему вы ее не спросили об этих переменах? – удивился Акель. – С чего бы ей переводиться? Что касается волос – многим нравится рыжий, это как раз не вызывает каких-то подозрений.
– Нет! – Я сама испугалась мужского рокота, забыв о временных неудобствах с голосом. Вспылила, поднялась и подошла к подоконнику. Тронула лепестки первоцвета и продолжила говорить, только когда почувствовала себя немного спокойней. – Может, вы и правы. А насчет перевода я спросила. Ингрид что-то ответила, но что именно – не помню. Просто меня удовлетворило услышанное.
Я посмотрела на Тардилара.
– Не помню, что она сказала, – повторила шепотом. – Думаете, это нормально? Возможно, я переволновалась, конечно. Первый рабочий день и эта неловкая ситуация с голосом…
– Глупости. – Акель отодвинул от себя пустую плошку, промокнул губы салфеткой и взглянул на меня исподлобья. – Значит, Ингрид? Первый курс? Рыжая…
– Ага.
– Посмотрим. – Тардилар поднялся и подмигнул: – Как раз дело есть к эре Грице. Схожу в женское общежитие, развеюсь.
– Звучит как-то аморально, – заметила я. – Особенно учитывая ваш внешний вид. Накиньте на себя что-нибудь!
– Накину маску невозмутимости, – с серьезной миной заявил этот несносный тип и, картинно позируя, пошел к выходу. У двери обернулся, подарил фирменный оскал и скрылся из виду.
Только тогда я поняла, что стою и улыбаюсь, как идиотка. Совсем запудрил мне голову этот зверюга!
Стоило ему уйти, как чувство тревоги усилилось в несколько раз. Ведовская суть во мне беспокоилась, требовала выхода и действий, но что именно стоило предпринять – не подсказывала. Потому я начала метаться из угла в угол. На третьем забеге остановилась у окна и снова уставилась на первоцвет. Его корешки стали длиннее и крепче, а цвет ярче.
Взяв в руки кружку, поняла, что цветку не место в этой части дома. Вот так просто. Опомнилась уже у входной двери. Прислушалась к себе и поняла, что это не чье-то дурное воздействие, а именно мой дар. Но все же пришлось вернуться и написать записку Тардилару, предупредив его о том, куда я делась.
Перед выходом захватила и свой портфель, в котором хранилась таинственная папка эра Бири.
На моей части дома было холодно и сыро. Пахло почему-то землей, а еще царила атмосфера отчаяния. Сразу проверив руны-печати на кухне, я всерьез распереживалась – они почти стерлись. Хатистер набирал силу с той стороны, и я больше не сомневалась, что это его злость вгоняет меня в такую тоску.
Достав из портфеля мел, я обрисовала границы рун заново, вливая почти все имеющиеся силы. Потом упала на стул и, едва дыша, наблюдала за первоцветом, тянущим стебельки к двери, ведущей в сад. Растение чувствовало зло и стремилось туда, чтобы очистить землю.
– Мой маленький рыцарь, – шепнула, нежно погладив ближайший лепесток. И сразу на душе стало светлее.
Дальше взгляд упал на открытый портфель.
«Папка», – пронеслось в голове.
Осторожно вынув ее, открыла, и на меня сразу свалился ворох вырезок из маг-вестника. Пришлось собирать их, складывать стопочкой и вспоминать гиену недобрым словом. Только слова оборвались, стоило увидеть фотографию на одной из бумажек. Не узнать его было легко, но я почему-то сразу поняла – там был запечатлен наш хатистер. Не тот, что сейчас бродит неприкаянным по саду, а человек. До смерти.
Высокий, поджарый, хорошо одетый, со взглядом, от которого хотелось спрятаться. Даже теперь, спустя много-много лет, от изображенного на фотографии веяло силой и властностью.
«Эр Пастес Романов», – прочитала под фото. Далее следовали годы жизни. Вернее, один год – рождения, а затем, после дефиса, стояло многоточие. В скобках объяснялось: «пропал без вести».
Я положила вырезки на стол. Отстранилась и перевела взгляд на дверь. Очевидно, эр Романов вовсе не пропал, а был убит, причем весьма жестоко. Закопан заживо, при этом скованный магическим заклятием оцепенения. Его гнев и ненависть к убийце сыграли жуткую роль – мужчина так и не принял смерть, даже когда задохнулся, превратившись в хатистера и выжидая момента, когда смог бы отомстить обидчику.
Тогда по всему выходило, что этот самый обидчик объявился. Я посмотрела на дату выхода вестника. Двадцать восемь лет назад. Долго же Романов ждал…
Итак, кто-то убил его в саду, закопал и сбежал. А теперь появился и разбудил зло.
Я нервно вздохнула, не с первого раза протолкнув в легкие воздух, и открыла папку снова. Там были бумаги. Пожелтевшие от времени протоколы, акты, допросные ведомости… Я пролистала их быстро, жадно вглядываясь только в фотокарточки, прикрепленные сверху ржавыми скрепками. Сейчас такие и не использует никто. Разве что старшее поколение. Такие, как эр Пак или мой отец.
Или эр Бири. Зачем он дал мне все эти документы? И откуда они у него самого?
Ответ нашелся, стоило вчитаться в расшифровку подписи на одном из актов.
«Младший следователь полисмагического отделения номер двадцать три дробь один, эр Адам Бири».
Он вел дело о пропаже девушки, некой эры Виды Романовой.
Еще несколько документов спустя я наконец поняла, что держала в руках. Дело об исчезновении девушки – невесты некоего Х. Троблеса и дочери крупного чиновника П. Романова. Кроме того, судя по опросам свидетелей, за ней ухаживал магистр Эверет Асти, построивший дом, в котором я имела «счастье» поселиться.
Вот вам и любовный треугольник.
Задумчиво постучав по столу пальцами, я снова уставилась на газетные вырезки. Кажется, эр Бири не успокоился, когда не смог определить, куда делась эра Вида Романова, и продолжал искать даже спустя годы. Он собирал обрывки сведений и бережно складывал в папку, где хранились, теперь я это поняла, копии всех документов из дела.
К слову, найти девушку так и не удалось, так что не удивлюсь, если в саду не одно тело ожидает эксгумации.
Снова я покосилась на дверь в сад и сразу подпрыгнула от скрипа.
– Аурика! – Голос котика раздался от входа.
Я еще не успела ни о чем конкретном подумать, но уже закинула документы в папку и сунула к себе в портфель.
– Вы здесь, – не спросил, а выдохнул с облегчением Акель, появляясь на кухне.
Я как раз крутила в руках мел.
– Да. Вы нашли мою записку?
– Нашел. – Он посмотрел на меня и прошел к рунам. – Прекрасная работа. Но вам не стоило заниматься этим самостоятельно. Почувствовали зов силы?
Я кивнула и поднялась, обдумывая, стоит ли рассказать Тардилару про папку от гиены. Или нет? Кто-то ведь растревожил хатистера, пробравшись в мой сад, и быть им может кто угодно.
– А в комнате окно проверяли? – уточнил Тардилар. – Нет? Дайте мел. Надо же, не встречал настолько сильного неупокоенного. Такое ощущение, что его ненависть кто-то постоянно подпитывает…
Он вышел, а я снова села на стул. Ноги не держали от волнения. Так и было, котик, несомненно, говорил правильно. Некто по-прежнему пытается проникнуть сюда и каждым своим визитом подпитывает злость хатистера. Но говорить об этом с Акелем я боялась. Одна часть меня невероятно хотела довериться ему, поделившись новыми знаниями, однако была и вторая – та, что относилась ко всем с предубеждением и подозрением, та, что боялась даже собственной тени.
– Аурика, – снова позвал Тардилар. – Идите сюда.
И я пошла. Но разговор решила отложить, пока не осмыслю прочитанное сегодня до конца.
Акель уже закончил с защитными рунами и сидел на диване, глядя в серость за окном. Вливать силы повторно было гораздо легче, чем в первый раз, поэтому котик выглядел почти таким же бодрым и свежим, как несколько минут назад. Разве что бледно-синие мешки немного проявились под глазами. Руны не были его родной стихией, но он все равно справился быстро и качественно. Я снова поразилась его магическому потенциалу…
– Кто вы, Акель? – спросила, кажется не в первый, и даже не во второй раз. – Хватит тайн. Я же вам призналась.
– Перейдем на «ты» – скажу. – Он улыбнулся и подвинулся, заботливо освобождая для меня место рядом с собой.
– Чем вам не нравится вежливость? – удивилась я. Подумав, села рядом с Акелем. Не съест же он меня?
– Вежливость прекрасна, – промурлыкал Тардилар. Зевнув в кулак, он потянулся и закинул руки на спинку дивана. Левая оказалась прямо за моей спиной. Миг, и она осторожно коснулась моего плеча.
– Что за студенческие выходки? – не удержавшись, засмеялась. – Мы ведь договаривались, мне не нужны романтические отношения. Я приехала работать.
– Работайте, кто вам мешает? – поразился котик, не убирая наглой руки. – Да и для романтических отношений я слишком непригоден. Серьезно, не улыбайтесь так насмешливо. Хотя… Если подумать, то цветы я вам уже дарил…
Он загнул палец на правой руке, левая снова предприняла попытку лечь на мое плечо. Была сброшена и оскорбленно сползла по моей спине, ущипнув в итоге поясницу.
– Серенады пел, – продолжал загибать пальцы Тардилар.
– Когда это? – удивилась я, перехватывая его левую руку.
Наши пальцы сплелись, и мое сердце вдруг пропустило удар. А Акель словно бы и не заметил ничего, продолжал рассуждать.
– Ну как же? Я пел, а вы подслушивали в этой части дома. Как можно такое забыть?
Мне перестало быть смешно. Слишком не нравилась реакция на этого мужчину, сидящего так близко. Отняв свою руку, хотела подняться с дивана. Тардилар тут же меня остановил. Его лицо стало серьезным, как и голос.