— Кстати сказать, — высокомерно откинулся на стуле Тимофей, — в последний месяц перед сессией Пахомов не пропустил ни одной лекции.
— А как вы, товарищ Пахомов, вообще-то сессию сдали?
— Его ответ на экзамене по русской литературе девятнадцатого века был признан лучшим в группе, — не дав Пашке даже открыть рта, снова вмешался Тимофей.
— Вот это молодцом, — похвалил заместитель секретаря партбюро, — это я одобряю.
— Так зачем вы нас тогда вызвали? — опять навалился на стол Тимофей.
— Собственно говоря, дело здесь вот в чем, — сказал Халманов и достал костями-пальцами изуродованной руки носовой платок.
И тут только Пашка заметил, что вторая рука у аспиранта вообще не действует. Рукав пиджака, оканчиваясь черной, глухо застегнутой перчаткой, висел неподвижной плетью.
И, увидев эту черную перчатку, Пашка вдруг сразу все «простил» Халманову— и вопросы, которые тот задавал до этого, и те, которые он мог бы задать еще.
Халманов вытер лицо платком, спрятал его в пиджак.
— Собственно говоря, дело здесь вот в чем, — повторил он. — Партийное бюро в принципе не возражает против вашей поездки. Больше того, мне, например, даже нравится, что вы проявляете личную инициативу и едете в областную газету попробовать свои силы, так сказать, в свободном журналистском полете. Но коль скоро вы будете предъявлять в этой областной газете студенческие билеты нашего факультета, то старайтесь в первую очередь не деньги зарабатывать, а показать, что вы действительно из Московского университета. Помните, что на вас будет лежать ответственность не только за самих себя, но и за весь наш факультет.
— Товарищ Халманов, — бодро выдвинулся вперед Пашка, — можете не беспокоиться. Все будет в порядке. Мы им там всем покажем, что такое факультет журналистики Московского университета. Мы будем работать там, как звери!
— Странный ты все-таки парень, Пахомов, — задумчиво сказал Халманов. — Все учатся, а ты в баскетбол играешь. Все отдыхать после экзаменов едут, а ты работать собрался. Все наоборот.
5
Провожать Пашку и Тимофея на Казанский вокзал пришли, несмотря на мороз, Оля Костенко, Светка Петунина, Руфа, Боб Чудаков и Юрка Карпинский.
Вещей у Пашки и Тимофея почти не было — два рюкзака и школьный портфель с блокнотами и карандашами. Портфель был взят по настоянию Тимофея, которому он, собственно говоря, и принадлежал, будучи верным тимофеевским спутником еще в школьные, «золотые» медалистские годы, — поэтому Голованов и взял его с собой в качестве талисмана и символа будущей удачи.
Последним на перроне появился Эрик Дарский.
— Виват! — закричал Эрик издалека. — Я не опоздал?
— Да нет, вон поезд стоит совершенно пустой, — сказал Боб Чудаков.
Гурьбой пошли вдоль не заполненных еще пассажирами вагонов. Сверившись с билетами, влезли в нужный вагон (проводников около вагонов почему-то до сих пор не было), нашли свое купе, тесно расселись на нижних местах.
— Ребята, — серьезно и печально сказала вдруг Светка Петунина, — а ведь вы первые из всей нашей пятой французской уезжаете в настоящую, взрослую, самостоятельную журналистскую поездку.
— «В флибустьерском дальнем синем море-е, — запел Боб Чудаков, — бригантина поднимает паруса»!
Но неожиданно никто не поддержал Чудакова. Всех вдруг охватила грусть от Светкиных слов.
— Граждане пассажиры, — раздался на перроне голос радиодиктора, — поезд «Москва — Куйбышев» отправляется с третьей платформы через три минуты. Повторяю…
— Странно, — забеспокоилась Оля Костенко, — поезд уходит через три минуты, а вагон совсем пустой.
— Отцы! — зашелся вдруг в немом смехе Эрик Дарский. — А ведь мы не в тот поезд сели. «Москва — Куйбышев» вон там стоит!
И он показал пальцем в окно.
Все кинулись к окну. На соседнем перроне действительно стоял готовый к отходу поезд. Все признаки его отправления через три минуты были налицо: вдоль вагонов бежали с чемоданами запыхавшиеся пассажиры, в дверях вагонов в строгой черной форме и красных фуражках стояли грозные проводницы, кто-то обнимался, кто-то целовался, кто-то махал уже рукой.
— Мужики! — гаркнул Юрка Карпинский. — Ноги в руки! Рысью из вагона, опоздаем!
Пашка и Тимофей, схватив рюкзаки и портфель, первыми выскочили из купе. За ними сыпанули все остальные.
— Карпо, держи «Москва — Куйбышев» за последний вагон! — закричал Боб Чудаков.
— Ложись под колеса! — добавил Эрик Дарский.
«Москва — Куйбышев» тронулся…
— Ох, ох, ах! — завизжали девицы.
Юрка Карпинский, расталкивая провожающих, мчался вдоль медленно движущихся вагонов.
— Стой, стой! — орал Карпо проводникам. — Врубай «стоп-кран»! Самых главных забыли!
Стоящие в дверях в черной форме проводники строго и как бы даже безучастно смотрели на бегущего около их ног молодого человека.
Пашка Пахомов, вспомнив годы, проведенные в «хиве» в многочасовой беготне по спортивному залу, наддал и, опрокинув нескольких провожающих, вцепился в поручни последней площадки последнего вагона.
Рядом задыхался Тимофей.
— Кидай мешки в вагон! — заорал Карпо, поравнявшись с Пашкой.
Пашка закинул в тамбур свой рюкзак. Карпо вырвал из рук обессилевшего и поэтому уже плохо соображающего Тимофея его рюкзак и тоже кинул в тамбур.
Поезд убыстрял ход.
— Ребята, осторожнее! — кричала сзади Оля Костенко.
— Ох, ах, помогите! — голосила пышноволосая Руфа.
Пашка, изловчившись, прыгнул на нижнюю ступеньку.
— Давай, Тимка, давай! — захрипел Пашка.
Неуклюжего на бегу комсорга рывком, в четыре
руки, втолкнули на ступеньки Юрка Карпинский и Боб Чудаков.
Поезд убыстрял ход.
— А портфель? — тяжело дыша, спросил Тимофей.
— Какой еще портфель? — зло посмотрел на лучшего друга Пашка.
— Портфель с блокнотами!..
Пашка оглянулся. Тимофеевский «медалистский» портфель, туго набитый блокнотами и карандашами, остался в руках у Эрика Дарского.
— Ой, не могу! — кричал вдогонку поезду, хватаясь за живот Боб Чудаков. — Смелые путешественники чуть было не уехали не в ту сторону! Вместо Индии в Америку! Ой, не могу!
Поезд шел все быстрее и быстрее. Пашка и Тимофей— растрепанные, растерзанные — висели на последней площадке, вцепившись в поручни. А пятая французская — Боб, Эрик, Карпо, Оля, Руфа и Светка, остановившись наконец и сбившись в кучу, махали им вслед руками…
Часть четвертаяКаникулы
1
Куйбышев не произвел на Пашку и Тимофея сильного впечатления. Город был как пород. Где-то дома повыше, где-то пониже, ходили трамваи и автобусы, строились новые здания, толпились на перекрестках пешеходы.
Пашка и Тимофей сошли с трамвая в центре и, подробно расспрашивая постовых милиционеров, нашли редакцию областной газеты, где, согласно сведениям, полученным от Лехи Белова, должен был работать его знакомый — местный журналист Петр Петрович Прусаков.
В здании редакции пахло типографской краской и теплым металлом. Пашка и Тимофей поднялись на второй этаж. Пустынные коридоры оглашались дробными очередями пишущих машинок. Пшика и Тимофей, с интересом читая надписи на дверях, медленно двигались вперед
В огромной и пустынной приемной главного редактора одиноко сидела миловидная девушка, тщательно разглядывая свое лицо в стоявшем перед ней зеркальце.
— Вы откуда, товарищи? — оживленно спросила девушка, пряча зеркальце в ящик письменного стола.
— Можно будет пройти к главному редактору? — спросил Тимофей.
— Главного редактора сейчас нет, — деловито ответила секретарша.
В это время в приемную вошел довольно молодой еще человек с густой черной шевелюрой и черными усиками.
«На Чарли Чаплина похож», — успел подумать Пашка.
— Лидочка, приветик! — весело закричал маленький человек. — Главный у себя?
— На пленуме.
— Ах, какая жалость, Лидочка! Как только придет— звякни мне.
Он крутанулся вокруг себя на каблуках и хотел было уже уходить, но потом снова обернулся.
— Простите, молодые люди, — обратился он к Пашке и Тимофею, — вы, кажется, кого-то ищете? Я видел вас в коридоре… Вы из Москвы?
— Нам нужен Прусаков Петр Петрович, — хмурясь, сказал Тимофей.
«Чарли Чаплин» выразительно посмотрел на секретаршу и расплылся в широкой улыбке.
— Если вам действительно нужен Петр Петрович Прусаков, — сказал он, излучая веселье, — так это я. А вы — Пахомов и Голованов?
— Откуда вы нас знаете? — изумился Пешка
— Леша Белов звонил мне вчера из Москвы и сказал, что вы едете. Извините, что не смог встретить: угнали в срочную командировку. Пойдемте ко мне — сейчас все обсудим и наметим план вашей дальнейшей жизни в городе Куйбышеве и его окрестностях.
Через пять минут все встало на свои места. В маленькой комнатке, где сидел очеркист областной газеты Петр Прусаков, выяснилось, что Петр Петрович тоже студент факультета журналистики. Но только заочного отделения. Так как в молодости «бил баклуши» и не учился. А летом прошлого года он приезжал в Москву сдавать сессию. И в общежитии жил в одной комнате с Лехой Беловым.
— Итак, — сказал Петр Петрович, — насколько я понял по телефонному разговору с Алексеем, вы хотите поехать в командировку. Вопрос — куда?
— Может быть, в какой-нибудь колхоз? — предложил Тимофей.
— Вы хорошо знаете сельское хозяйство? — спросил Петр Петрович.
— Не так, чтобы очень хорошо, но все-таки занимались в семинаре по сельскому хозяйству. Зачет сдали.
— Понимаете, Тимофей, — лицо Прусакова стало очень серьезным и даже немного злым, — писать о сельском хозяйстве в областной газете надо очень квалифицированно и очень честно. С учетом знания местных условий — традиций, специализации, климата и так далее. Или лучше не писать совсем. Так вот, вам пока за сельское хозяйство не стоит браться.
— А за что нам взяться? — спросил Пашка.
— Сейчас посмотрим карту, — сказал Петр Петрович, встал из-за стола и подошел к висевшей на стене карте Куйбышевской области.