- Ты что, сука, на Бишопа работаешь? – выплюнул я ему в лицо. – А как же закон? Республика? Честь в конце концов?
- Мы все работаем на Бишопа, Михаил, - он усмехнулся и подошел к шкафчику, убирая пистолет в поясную кобуру. – Все, что выгодно Республике, выгодно и ему. И ты лучше меня знаешь, что не выстрелишь.
- С чего бы?
- Потому что я твой лучший друг.
- Бывший лучший друг, - я даже удивился, насколько легко мне дались эти слова.
- Вот как? – на его лице появилась растерянность, он даже остановился.
- Да, - ответил я, понимая, что вот она – точка невозврата.
Однако ублюдок был совершенно прав. Я не стал бы стрелять в него. Если бы он бросился на меня, или навел на меня ствол – другое дело. А вот так, в беззащитного - не сумею.
- Ладно, - Джеймс кивнул, снял шкафчик со стены, аккуратно опустил его на пол, после чего достал из обнаруженной за ней ниши пачку денег. Отсчитал несколько купюр и протянул мне. – Тогда так. Держи. Подарок от мистера Бишопа. А насчет бумаг можешь не волноваться, я сам все оформлю.
- Да не возьму я твоих бабок! - не выдержав, заорал я. – Я не собираюсь валить людей для мафии!
- Возьмешь, - Галлас подошел ко мне. Кажется, он не испытывал никакого дискомфорта от уткнувшегося в грудь пистолетного дула. Свернул купюры и сунул мне в карман пиджака. – Можешь считать, что нашел их, и что это не взятка. А теперь иди домой. Отдохни. Ты знаешь, тебе надо много отдыхать, чтобы и дальше работать на благо Республике. А я тут со всем разберусь.
- Да пошел ты на хрен! – я оттолкнул его в сторону, развернулся и пошел прочь из квартиры.
- Расслабься, Майки, - он назвал меня так, как звал в детстве. – Скоро ты все поймешь.
В ответ я, не оборачиваясь, показал ему средний палец.
***
Настроение было паршивым. Наверное, так же себя должен чувствовать использованный презерватив, после того как его завязали узлом и выбросили в мусорку. Что еще хуже, попользован я был в противоестественном гомосексуальном акте между Джоном Бишопом и Галласом.
Сука, я ведь его лучшим другом считал, даже ближе, чем Каноля. Еще бы, оба без отцов росли, оба из внутреннего города, и с самого детства вместе.
Больше всего меня в тот момент интересовал вопрос: всегда ли Джеймс был таким человеком, или это результат воздействия этого проклятого города? Когда он стреляет в голову человеку, который не виноват ни в чем, кроме того, что оказался слишком удачлив, потом швыряет мне штуку, и великодушно предлагает взять всю бумажную работу на себя.
И ведь даже не дернулся, когда я навел на него ствол. Прекрасно понимает, что выстрелить в него я не смогу. Знает меня, чертов ублюдок.
Будь на его месте кто угодно, я бы выстрелил, не задумываясь, и плевать, что потом было бы. Но в Галласа не смогу. А Каноль… Он никогда так не поступил бы.
В участок я не пошел. Несколько часов таскался по городу, пока солнце окончательно не скрылось за горизонтом. Потом решил, что хватит, по дороге домой захватил в магазине бутылку кукурузного виски из Модока и несколько бутылок холодной колы. Поднялся на этаж, надеясь, что не встречу никого из соседей, быстро заперся в квартире и плотно занавесил окна. Не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел меня за этим делом.
Полночь только-только миновала, но ушедший день не унес с собой забот.
Более того, с каждой секундой все становилось только хуже. Я выставил на журнальный столик все принесенные бутылки, уселся на скрипнувшую кровать и понял, что не ел с самого завтрака.
Пришлось подниматься, тащиться до холодильника, где я обнаружил тот же самый набор, что и у покойного Гедеона. В горле встал ком, но я продавил его ударной дозой виски с колой, вернулся на край кровати и принялся жевать. Обычно казавшийся вкусным брамбургер сейчас больше напоминал на вкус бумагу.
И что же теперь делать? Вопрос заключался вовсе не в том, как жить дальше, а стоял совершенно конкретно: что делать с Галласом, если он скурвился и теперь работает на Бишопа?
Стучать начальству? На местах в этом не было смысла, тем более, что понятное дело, он хоть и проявил инициативу, но является далеко не зачинщиком всего этого. Неужели Джек Барнс? Тот хоть и был мужиком грубоватым, даже слегка диковатым, при этом казался на удивление правильным, без гнильцы.
Брюс. Ну да, кто же еще. Как же они тепло встретились, когда мы только прибыли в Рино. Я смешал еще выпить, вытянул содержимое стакана в несколько длинных глотков, и развалился на кровати.
Конечно. Джеймс сказал, что НКР обязана присоединением Рино непосредственно Бишопу. Значит, он смог продавить в сенате этот вопрос, а у него там было доверенное лицо. И вот слащавый Брюс подходит как нельзя кстати.
Только вот зачем Галлас вообще потащил меня сегодня за собой? Боялся, что сам старателя не найдет? Да нет, ерунда, Джеймс сыщик хоть куда, ничуть не хуже меня.
С другой стороны, ведь, если подумать, то он ведь не только попользовал меня, но и несколько крючков закинул. Объяснил про Бишопа и сенат, сказал, что Джон сейчас работает над тем, чтобы Город Убежища присоединился к НКР. А там, в Городе Убежища лучшая медицинская техника из всего, что есть на Пустошах.
А потом еще и денег дал.
Резко поднявшись на кровати, я вытащил из кармана пиджака скомканные купюры, которые туда запихал Галлас. Смешал еще бурбона с колой, выпил, снова наполнил стакан, и только после этого перечитал.
Получилось – две тысяч долларов. Притом, что выиграл Гедеон, по его словам, четыре. Значит, отдал мне Джеймс половину от суммы, то есть, скорее всего, всю свою долю за это дело.
Там, конечно, еще было, наверняка, все-таки старатель не бедствовал, но не очень много: пять сотен, ну штука. Но так чего же Галлас этим сказать хотел?
Что он меня завербовать хочет? Меня, работать на мафию?
Снова опустошив стакан, я почувствовал, что голова идет кругом. Завалился на спину, уставившись в покрытый трещинами потолок, на котором тут же появилась картина: я – Михаил Стрелецки, больше не полицейский с нищенским окладом в полторы тысячи долларов в месяц, а успешный член мафии. Весь город относится ко мне с уважением, а сутенеры и толкачи, которые раньше только нагло смотрели и скалили зубы, даже боятся поднять взгляд.
Это на первый взгляд. А что внутри? А внутри – продать душу, и делать все, что говорит босс. Скажет убить женщину – придется. Скажет ребенка – тоже ничего не попишешь. А если ему, к примеру, понадобится устроить покушение на президента?
Пьяный мозг продолжал рисовать картины. Вот так вот, две стороны медали: на одной бабки, уважение, бархатный костюм и фетровая шляпа, а на другой – кровь, смерть, разбитые судьбы тех, кому не повезло оказаться на пути.
На секунду мне даже показалось, что я заснул, но, совершив усилие над собой, я оторвался от собственных мыслей, поднял глаза и увидел, что уже почти три часа ночи. Взболтал почти пустую бутылку, вылил остатки пойла в стакан, который тут же влил себе в глотку. Неразбавленный бурбон прокатился по горлу, выбив слезу, в животе тут же словно взорвалась бомба, а в голове будто выпрямилась тугая пружина.
Поднявшись на ноги, я схватил пачку сигарет, которую не так давно купил из любопытства, выудил из нее одну и сунул в зубы. Прикурил. Поморщился, подумав о том, как завтра будет вонять квартира и, шатаясь пошел к окну, распахнул штору, а затем и створку.
И замер, увидев, что прямо под моим окном какой-то худощавый мужик грубо пользует в рот девчонку. Он сжимал ее голову руками и насаживал на свой член, а несчастная давилась и издавала страшные горловые звуки.
- Гребаный урод, - пробормотал я, даже не понимая, что сигарета выпала из моего рта и упала на металлический подоконник.
Вытащив из кобуры пистолет, я тщательно прицелился и утопил спусковой крючок. Пуля с визгом отрикошетила от асфальта, чавканье тут же прекратилось, и послышался звонкий девичий вскрик. Но голосила девчонка от испуга, а не от боли, я прекрасно научился различать это за время, проведенное в Рино.
Продолжая целиться в резво рванувшего со двора мужика, я нажал на спуск еще несколько раз. Выстрелы звучали приглушенно, будто издалека, но быстро сменились на щелчки разряженного пистолета. Я не попал ни разу, к своему счастью, но тогда меня это жутко разозлило. С трудом выцарапав из карманчика на кобуре запасной магазин, я перезарядил пистолет, выглянул в окно и увидел, что пара уже покинула двор.
Однако на погоню сил не было. Покачнувшись, я сделал шаг в сторону, завалился на кровать и захрапел. Как Каноль и Галлас ломились в дверь, я не слышал, и узнал об этом только на следующий день.
Глава 4
Алкоголь – величайшее изобретение человечества. В какой бы заднице ты не находился, и как бы глубоко не умудрился туда забраться, но стоит выпить, и жизнь становится легче. Только на первый взгляд и ненадолго, конечно, пока не придет похмелье. Но ведь тогда можно выпить еще, а потом еще.
Главное в такой ситуации не прекратить слишком резко, чтобы не словить приступ белой горячки.
Это казалось мне одновременно смешным и грустным, ведь до приезда в Рино я ни разу не пробовал крепкого алкоголя. Да, мог позволить себе выпить по пару кружек пива с друзьями в выходные, или во время увольнения в Хабе. Даже Буль не считал необходимым поднимать из-за такого бучу.
Кажется, я пил уже три недели. Не так много, чтобы прекратить выполнять свои прямые обязанности. Черт, да я даже не разу не заявлялся на работу пьяным, исключительно с похмелья.
Обычно я покупал выпивку в винном магазинчике у Фрэнки, который находился по дороге из участка домой. И, как по мне, то Фрэнк был единственным человеком в этом городе кроме Каноля и еще, может быть, Джимми Ди. Этот лысый полный мужичок всегда был приветлив со мной, интересовался, как дела, расспрашивал о новостях, а на вторую неделю стал продавать мне алкоголь с огромной скидкой, чуть ли не по себестоимости.