Передо мной пробежала игуана, которая, похоже, не заметила меня. Здесь, на покрытых редкой травой равнинах их было достаточно много, просто потому что им было, что есть. Я резко выбросил вперед руку, схватил ящерицу за туловище. Хватать ее за хвост не было смысла, я об этом знал, наученный горьким опытом. Если попытаться поймать игуану за хвост, она просто отбросит его и убежит.
Перехватив бьющуюся в руках ящерицу двумя руками, я свернул ей шею. Вот и отлично, не нужно будет думать, что есть сегодня на ужин. Выпотрошу игуану, насажу на какую-нибудь палку и зажарю на костре. Должно получиться вкусно, гораздо лучше, чем тот же самый кротокрыс.
Я сунул тушку ящерицы в вещмешок, который лежал рядом, и продолжил наблюдать за дикарями. Меня они не заметили. Так же, как и не заметили стаю волков, которая подбиралась к стаду с востока. Я подобрался, но рассекречивать своей позиции пока не стал. Хотелось предупредить парней, но не хотелось лезть на рожон.
Дикари продолжали беседовать, сидя вокруг костра и активно жестикулируя. Я перевел бинокль на волков и пересчитал их. Зверей было семеро, и они шли к стаду, видимо, привлеченные звуками и запахами, которые оно издавало. Семь волков - это многовато на троих, однако они наверняка не тронут парней, если те попросту уйдут. Но что-то мне подсказывало, что этого не произойдет. Если в племени поклоняются браминам, то наверняка попытаются не отдать ни одного зверям.
Один из жителей племени, наконец, заметил бегущих в их сторону волков и указал на них остальным. Дикари повскакивали с мест, похватали копья и побежали в сторону волков, которые тут же заметили опасность и переключились на новую цель.
Я чертыхнулся и вскочил с места. Не знаю, что заставило меня вмешаться, может быть, то, что волки испортили мне зрелище. Или возможно, что мне просто не хотелось в очередной раз смотреть, как люди вокруг меня умирают.
Схватив винтовку наизготовку, я побежал, что было сил. Меня и дикарей разделяло что-то около трехсот футов, и я был в достаточно хорошей форме, чтобы преодолеть это расстояние секунд за сорок.
Пока я бежал, ситуация на поле боя изменилась. Дикари встали в ряд и выступили навстречу волкам, один из них, тот, что шел в центре, выскочил вперед и выбросил вперед копье. Волк, поджав все четыре лапы, отпрыгнул в сторону, разминувшись с металлическим наконечником на считанные дюймы.
И тут один из волков прыгнул. Всем своим весом он врезался в одного из парней, сбил его на землю. Мощные челюсти сомкнулись на горле жителя племени, тот захрипел, но почти тут же затих. Во все стороны брызнула кровь из разорванных артерий.
Дикари закричали, встали спиной к спине, прикрывая друг друга и браминов, которые продолжали жевать траву, даже не замечая, что творится. По своему опыту я знал, что твари они упрямые и буквально непрошибаемые. Даже и не знаю, что нужно, чтобы вывести их из равновесия.
Еще один из волков бросился вперед, прыгнул, но упал на землю, после того как дикарь сшиб его полет ловким ударом копья. Но второму дикарю не повезло, еще один из волков бросился на него и сбил на землю. Однако почему-то зверь схватил его не за горло, как первого, а за ногу. Дикарь заорал, брамины, наконец-то отреагировали и стали постепенно расходиться в разные стороны.
Я обежал одного из них, вскинул автомат, прицелился в волка и утопил спусковой крючок. Выстрел грянул очень громко, ему вторило тревожное мычание. Брамины стали разбегаться, и если уж мне удалось расшевелить таких инертных животных, то дело было плохо.
Тут же я перевел огонь на второго волка, и сразу же на третьего. Последний из оставшихся на ногах дикарей тоже показал, что не лыком шит, выбросил вперед свое копье и все-таки нанизал на него волка. Зверь заскулил и упал на землю, суча лапами.
Еще один из волков бросился на меня и попытался схватить меня за ботинок. Только вот пес-переросток не учел того, что у меня на ногах были не обмотки из тряпья, и не самодельная обувь из шкур. Я носил настоящие армейские ботинки, укрепленные металлическими вставками. Такие даже волку прокусить было не под силу.
Резко дернувшись назад, я выдернул ногу из слюнявой пасти и тут же пнул зверя по по морде. Волк отскочил и тут же получил короткую очередь из автомата.
Дикарь ударил копьем того из волков, что продолжал трепать ногу его товарища, а я тем временем застрелил оставшегося волка. Перезарядил автомат, сунув полупустой магазин в разгрузку, подошел к тому из дикарей, которому волк разорвал горло. Там делать было уже нечего, парень был мертв и смотрел невидящими глазами в небо, на лице его застыло выражение боли и ужаса.
А вот второй, которого укусили за ногу, был цел, но прямо сейчас истекал кровью. Он был без сознания, видимо, лишился чувств от боли. Я достал из специального кармана на разгрузочном жилете бинт и принялся туго перематывать его раны, чтобы хоть как-то остановить кровь.
Единственный оставшийся на ногах дикарь никак не препятствовал мне. Он только смотрел на меня широкими глазами и молчал. Похоже, что он был в шоке, но не столько от нападения волков, с которыми он, как ни крути, дрался, сколько от моего внезапного появления. Ну, он не пытался напасть, и то хорошо. А то мог бы и броситься.
Кто знает, что у других людей в черепной коробке творится? Я вот, например, не знаю. И вряд ли хоть кто-нибудь может похвастаться таким знанием.
Повязка стала пропитываться кровью, но, скоро кровотечение должно было остановиться. Чтобы компенсировать кровопотерю я достал стимулятор, снял иглу со шприца, сжал мышцу на бедре дикаря и вогнал туда иглу. Он дернулся, я надавил на поршень, вводя лекарство, но в сознание парень так и не пришел.
Да, тратить стимулятор на незнакомого мне дикаря было расточительно, но у меня их было достаточно много. Да и не приходилось мне ими пользоваться с тех пор, как я покинул Новый Ханаан. А завести какие-то дружественные отношения с дикарями было бы полезно.
Хотя… Как им теперь обратно в деревню-то возвращаться? Труп своего притащить надо, браминов отвести, да еще и второй раненый и на ноги встать точно не сможет. Впрочем, это уже не мои проблемы, я сделал все, что мог.
Так и не сказав ничего дикарю, я поднялся и двинулся обратно к своей лежке. Надо было забрать свои вещи и возвращаться к землянке. Не думаю, что дикари будут искать того, кто оказал им помощь. А может быть, никто и не поверит единственному свидетелю о том, что какой-то странно одетый человек перебил целую стаю волков.
С другой стороны, дырки-то от пуль в волчьих тушах есть…
Да черт с ним, что там подумают дикари. Я им помог, а что делать дальше - их дело.
***
С той истории, во время которой я спас двоих дикарей от стаи волков, прошло еще пять месяцев. Я продолжал жить в своей землянке, правда теперь рисковал отходить от нее гораздо дальше, чем обычно. Все потому, что ближайшие окрестности я уже осмотрел в поисках полезных вещей, а специй и соли мне по-прежнему не хватало.
Жизнь шла своим чередом, одиночество уже порядком надоело мне, но я скрашивал его наблюдениями за дикарями. Правда на глаза им больше я не попадался, держался поодаль, а поводов для того, чтобы вмешиваться, как в тот раз, у меня не было.
Сегодня я возвращался домой как раз из такого похода. Несколько часов я лежал на земле и смотрел в бинокль за пастухами. Хотелось мне подойти поближе для того, чтобы послушать, о чем они говорили, но я не рисковал и держался на расстоянии.
Так что до меня доходили только обрывки их голосов, и разобрать суть их разговора у меня не было никакой возможности.
Дождавшись, пока они отвлекутся на то, чтобы собрать стадо в кучу, я отполз назад примерно на триста футов, после чего спустился в небольшую расщелину в земле. Эта расщелина идеально подходила для того, чтобы скрытно отойти от пастбища, она была длинной и достаточно глубокой, чтобы прикрыть меня с головой. Вела она в сторону разрушенного города, то есть именно туда, куда мне и было надо.
Но сейчас, спустившись в расщелину, я услышал негромкий детский плач. Это меня насторожило, и я даже взялся за винтовку. Я не знал о тварях, которые могли бы копировать детский плач, но даже прожив целый год в окрестностях Чикаго я знал очень мало о местной фауне. Знакомство с ней ограничивалось дикими гулями, кротокрысами, волками, да игуанами.
Могли ли здесь оказаться твари, которые услышали, запомнили и научились повторять детский плач для того, чтобы заманивать к себе людей? Вполне могли. Вряд ли они научились бы копировать речь, это все-таки достаточно сложно, а вот плач…
Воображение уже нарисовало мне тварь, больше похожую на дикого гуля, только маленькую, примерно детского роста. И с ног до головы покрытую язвами.
Стараясь ступать как можно мягче, я двинулся дальше по расщелине, держа автомат наизготовку. Я был готов расстрелять кого угодно, но не оказался готов к встрече, которая меня ждала.
Плакал действительно ребенок. Это был маленький дикарь с разодранными коленками и локтями, одетый в такую же сшитую из шкур одежду, как и у взрослых дикарей. Свернувшись клубочком на земле, он тихо плакал. Только как он вообще здесь оказался? Неужели он не мог позвать на помощь? Хотя, отсюда, до костра, вокруг которого расположились дикари, примерно шестьсот футов… Помножить это на шум, который исходит от стада, брамины ведь тоже тихо себя не ведут, они мычат, пердят, издают другие звуки.
Я закинул винтовку за спину, присел на землю и кашлянул, чтобы обратить на себя внимание мальчика.
Он услышал это, подскочил и тут же стал отползать назад. Похоже, он меня испугался. Ну да, это неудивительно, особенно, когда ты живешь в племени, где в ходу самые разные суеверия. Я приопустил полумаску, которая закрывала нижнюю часть моего лица, чтобы мальчишка увидел, что я такой же человек, и сказал:
- Тише. Я хочу помочь.
Эти слова были не первыми, которые я произнес за последний год, но голос с непривычки все равно был хриплым. Да иногда я разговаривал сам с собой, иногда ругался вслух, но в последнее время привык обходиться вообще без слов. Так удобнее, так проще убедить себя в том, что ты не сходиш