Fallout: Тот, кто бежит по острию — страница 4 из 41

же. Скорее всего, отправляли бы по одному а так получалось, что...

Что Отец обманул меня. И синтов выпустили наружу.

Я не могу больше оставаться здесь. Я убивал, грабил, шарился по руинам ради этих людей. Я предал большую часть своих принципов. На какое-то время мне казалось, что я сумел усыпить голос совести, но сейчас он проснулся с реальной силой.

Я ведь никогда не верил, что они реально делают это ради блага человечества. А даже если и делают, то из методы были... Они были попросту непонятны обычному человеку вроде меня.

Но то, что они сделали сейчас, коснулось меня самым непосредственным образом.

На мгновение у меня в голове появилась мысль взяться за оружие и просто перестрелять их всех. Убить столько учёных, сколько смогу, до тех пор, пока самого не убьют. Это было бы честно, это было бы правильно. Возможно, что этим малым злом я лишил бы мир большего зла.

Однако мне хотелось жить. Я бы справился с одним синтом-охотником, но их тут будет не один десяток. А остальные окажут им поддержку. Ведь даже эти простые и примитивные машины первого поколения вполне способны прицелиться в меня и выстрелить.

Я не хотел умереть просто так.

Только сейчас я понял, что все это время не дышал. С силой вытолкнул воздух из лёгких, снова вдохнул, после чего двинулся наружу. В сторону телепортационной площадки.

Глава 3

Я вытащил пачку сигарет, щегольским движением выбил одну, поймав ее губами. Похлопал карманы в поисках своей верной Zippo, нашел, прикурил. Выпустил вперёд дым, взял со стойки бутылку пива сделал глоток, а потом утер лоб тыльной стороной ладони и посмотрел на бармена.

Уже неделю я сидел в Даймонд-сити. У меня было достаточно крышек, чтобы оплачивать ночлег, трехразовое питание и алкоголь в местном дрянном баре, который назывался «Вторая база».

Город назывался так из-за того, что располагался на старом довоенном стадионе, стены которого были окрашены в ярко-зеленый. Впрочем, как мне казалось, окраску надо было обновить. Местами стена уже покрывалась ржавчиной. Впрочем, смельчака, который добыл бы краски, пока не нашлось. Ее ведь нельзя просто приготовить, это нужно идти и искать в развалинах.

Содружество вообще было достаточно опасным местом. Здесь жили люди, ходили караваны, а, значит, было чем поживиться и рейдерам. А ещё тут всегда была опасность нападения синтов. И любого человека могли подменить.

Этим объяснялась паранойя местных жителей. Первое время меня воспринимали как синта, но не приставали, потому что понимали, что население не досчитается изрядного количества жителей. После нескольких задушевных разговоров и одного такого же душевного мордобоя в баре отношение ко мне поменялось. За своего меня не приняли, но так косо уже не смотрели.

Я сделал ещё несколько глотков пива. Довоенное. Если бы не огромное количество консервантов, оно не пролежало бы тут двести лет. Наверняка они бьют по печени, но мне было наплевать. Моя устойчивость к ядам и химикатам была искусственно усилена модификациями Института.

Я прятался здесь для того, чтобы взять небольшую паузу. Мне нужно было подумать. Единственный, кто смог бы меня достать — это Келлог, но он, насколько я знал, отправился в Столичную Пустошь сопровождать одного из учёных Института по каким-то тайным делам. Так что неделя у меня ещё была.

К сожалению дальних караванов не предполагалось, а отправляться в такой путь одному было рискованно. И вот я ждал кого-нибудь, кто согласился бы разделить со мной трудности дороги. К наемникам я не обращался, потому что любой наемник мог оказаться сотрудником Института. Или агентом рейдеров. И даже если мы покинем Содружество, он вполне мог попытаться перерезать мне глотку во сне.

К тому же я рассчитывал на то, что меня не станут искать под самым носом, иначе зачистил бы какую-нибудь дыру от рейдеров и спрятался бы там. Да и, насколько я знал, агентов Института в городе не было. Пока что, потому что постоянно предпринимались попытки из сюда внедрить. Но паранойя играла на стороне горожан.

Рядом со мной сидел молодой мужчина. Он запустил руку в карман, достал из нее ингалятор с винтом, вставил между зубами и нажал, затянувшись. Изо рта у него вышел пар, на какое-то время его глаза расфокусировались.

Я видел его уже не в первый раз, и в каждый он сперва пил, а потом закидывался винтом. Удивительно, но эта дрянь из Нью-Рино добралась уже сюда. Понятное дело, что ее не возили с того побережья на это, все произошло гораздо иначе. Это рецепт пришел. Может быть, Майрон, который его готовил, свалил, наконец, из Конюшен и отправился сюда. Возможно, его разнесли другие химики после упадка Мордино. Я понятия не имел, что творится в той части Америки, которая называется Новой Калифорнийской Республикой. Да мне и дела до этого не было, я все равно не мог туда вернуться.

Да, прошло уже десять лет, но я мало изменился, так что кто-нибудь мог меня узнать. А мне не хотелось убивать полицейских. Во мне не было никаких патриотических чувств, но я хотел спокойной жизни. Или нет.

Понятия не имею, чего я хотел на самом деле. Последние пять лет я только и делал, что убивал тех, на кого покажет Отец. Я был в этом деле лучший.

А теперь я сидел в дешёвом баре, потому что на верхние уровни меня не пускали, как подозрительного бродягу, и пил.

— Как тебя зовут, парень? — спросил я.

— Джон, — ответил он. — Джон Макдонах.

— Меня зовут Майкл, — представился я, решив не называть свое настоящее имя. Михаил — это редкость, а вот Майклов вокруг пруд пруди.

— Живёшь тут?

— Да, перебрались сюда с братом.

— Ты бы завязывал с этой дрянью, — сказал я. — Я родом из тех мест, где ее начали производить. Я видел, как целый город шахтеров, вполне достойных людей, подсадили на нее, чтобы выкачивать из них золото. Они усердно работали за новую дозу и умирали в шахтах от истощения. От нее ведь не хочется ни есть, ни пить.

Наверное, не стоило рассказывать ему о Реддинге, но во мне было уже больше восьми бутылок пива, и меня начинало нести.

— И чем закончилась эта история? — заинтересовался Джон. — Они подмяли под себя город?

— Нет, — я покачал головой. — Нашелся человек, который изготовил противоядие. Весь город слез с иглы за один день, их даже не тянуло вернуться к винту. Но все равно. Здесь-то этого противоядия нет.

— В случае чего, местный док меня починит. Я не торчу, — сказал он. — Торчки — это те, кого ломает. А у меня нет ломки.

— И поэтому ты каждый день сидишь в баре и летаешь?

Да. В Нью-Рино процесс употребления винта так и называли. «Полетать».

— Мне кажется, ты вешаешь мне на уши лапшу, — проговорил Джон. — Отвали, мужик.

Он встал и двинулся к выходу из бара. Мне оставалось только проводить его взглядом. Правда, не следовало к нему лезть. Мне-то какое дело до него? Да вообще никакого.

Мне ни до кого нет дела, кроме меня самого. Все, кого я любил, уже умерли. Или контакт с ними потерялся. А новых завести я так и не смог.

Черт его знает, сколько ещё я смогу протянуть на этом свете. Может быть, лет шестьдесят, может больше. Так ведь работают омолаживающие операции, за прошедшие пять лет я практически не состарился.

И неужели я не найду никого, кто смог бы стать мне близким? Ведь теперь я снова беглец, но меня преследуют гораздо более могущественные противники. НКР не могло найти меня здесь. А вот Институт, подозреваю, может отыскать где угодно.

Я сделал ещё несколько глотков и принялся катать между ладонями полупустую бутылку.

Здесь делают пластические операции. Может быть, сменить лицо? Это поможет?

Тогда можно будет вернуться домой. Снова устроиться в полицию. Конечно, ни в один из крупных департаментов меня не возьмут, но вот помощником шерифа куда-нибудь в городок на окраине. Всё-таки НКР должна была порядочно разрастись за почти двадцать лет, что я провел на чужбине.

С другой стороны, зачем. Ловить преступников, чтобы искупить все, что я успел натворить по воле Института?

Я никогда не испытывал удовольствия от того, что делал. На самом деле у меня выбора особого не было, потому что альтернативой работы на них мне предлагали смерть. А умирать после всего, что я пережил, мне не хотелось.

Это был момент слабости. К тому же я купился на их посулы. Вечная молодость. Кому это было бы не по нутру?

Я допил пиво, запустил руку в карман, отсчитал ещё десяток крышек и высыпал их на стойку. Бармен хмыкнул, поставил передо мной ещё одну бутылку и сорвал кроненпробку открывашкой. Которую тут же убрал в карман. Тут ты покупаешь только пиво, бутылки и крышки — собственность заведения. Такие правила.

Я сделал ещё глоток. Из радио на стойке играла музыка, джаз. Больших радиостанций в Содружестве было две: радио Даймонд-сити, и втлрое по которому все время звучала классическая музыка. Я знал, что оно принадлежало Институту, а телепорт работал именно на его волнах, а классика была всего лишь прикрытием.

Я знал это, потому что работал на Институт.

Когда-то было ещё одно, принадлежащее минитменам. Его транслировали прямо из форта Индепенденс, который переименовали в Замок. Некоторые старики до сих пор вспоминали те времена с ностальгией.

— Ну и чего будешь делать? — вдруг спросил бармен.

— Чего? — не понял я.

— Ну, ты ведь от кого-то прячешься, верно? — сказал он.

— С чего ты взял?

— Если бы я не разбирался бы в людях, то работал бы не барменом, а в полях, — хмыкнул он. — Вид ужасный, ночами не спишь, я это слышу, когда прохожу мимо. Озираешься, рассматриваешь каждого, кто заходит в бар. Руку постоянно держишь у пояса, чтобы выхватить пистолет. И ты даже ни разу не вышел наружу, не прошёлся по рынку. Ну что, так есть?

— Так и есть.

— Горожане думают, что ты беглый синт, — сказал он. — И прячется от Института. Если это действительно так, тебе стоило бы обратиться к Железной дороге. Они дают вам новые личности и помогают перебраться в другие края, где вас не найдут.