Миколас сжал руки в кулаки, и собственная реакция стала для него неожиданностью. Он едва не сказал ей, что их связывает не только секс. Что, входя в зал под руку с Вивекой, он испытывает чувство гордости. Ему нравится, что она делится с ним воспоминаниями о прошлом, пусть и обрывочными. И теперь, когда она выглядит такой потерянной, его сердце разрывается от боли.
Разумеется, он не собирался говорить ей о своих чувствах, вместо этого он произнес:
– Сегодня я отправлю запрос, выясню, как продвигается расследование. По делу твоей матери, – пояснил он, когда она бросила на него растерянный взгляд.
Она фыркнула и разочарованно покачала головой.
– Спасибо.
– Где сегодня твоя голова? – спросил Эребус, глядя исподлобья на Вивеку. Она и не заметила, как они начали играть в нарды. Последний раз она играла с Триной, когда они были детьми, но быстро вспомнила правила. Теперь они играли с Эребусом почти ежедневно, если он был дома и не занят делами.
– Это из-за разницы во времени, – улыбнулась она.
– В этом доме не лгут друг другу, моя дорогая.
С каждым днем этот пожилой мужчина нравился ей все больше. Ему, похоже, тоже было приятно ее общество. Он называл ее «моя маленькая невестка» и часто говорил комплименты.
– Мне не нравится, что вы летите в Париж. Я скучаю, когда ты уезжаешь.
В жизни Вивеки не было отца, но рассматривать в этой роли ушедшего на покой криминального авторитета было безумием. Однако ей было приятно, что о ней кто-то думает, и ей не хотелось расстраивать старика рассказом о том, что она страдает из-за отношения к ней его внука.
– Интересно, а каким Миколас был ребенком, – спросила она, чтобы сменить тему.
Она уже рассказывала Эребусу кое-что о тете и некоторые истории из детства. Каждый раз, встречаясь с дедом Миколаса, она задавалась вопросом, неужели этот добродушный человек мог нарушить закон, страшно даже думать об этом.
Эребус жестом показал, что теперь ее очередь бросать кости. Вивека взяла стаканчик, бросила кости, переставила шашку и вернула стаканчик на место, до которого Эребусу было просто дотянуться. Однако тот смотрел на море, которое было прекрасно видно с балкона его гостиной. Через несколько недель будет слишком жарко, чтобы проводить здесь время, но сегодня они могут еще насладиться ароматами сада и освежающей прохладой.
– Налей-ка нам узо, – наконец сказал он, указывая двумя пальцами в сторону комнаты.
– У меня будут неприятности. Вы ведь уже выпили перед обедом.
– Я никому не скажу, если ты не проболтаешься, – подмигнул он ей с улыбкой.
Когда два стаканчика были наполнены, Эребус уже стоял за ее спиной. Взяв один, он повел Вивеку в свою спальню. Опустившись в кресло у окна, он взял со стола фотографию в рамке и протянул ей.
Вивека принялась разглядывать черно-белый снимок, на котором была изображена молодая женщина на пляже и мальчик с девочкой, сидящие рядом на прибрежных валунах. Им было лет девять и пять.
– Ваша жена? – догадалась Вивека. – И отец Миколаса?
– Да. И моя дочь. Она была… Мужчины всегда утверждают, что хотят сына, но дочери становятся светом в их жизни. Дочери – любовь в истинном ее проявлении.
– Как вы красиво сказали. – Вивеке всегда хотелось знать о своем отце больше нескольких фактов, рассказанных мамой. Он был англичанином и бросил учебу ради места на радио. Он женился на маме, потому что та забеременела, и вскоре умер от редкого вируса, давшего осложнение на сердце.
Вивека подняла глаза и посмотрела на Эребуса.
– Миколас говорил, что вы потеряли дочь, когда она была совсем молодой. Мне очень жаль.
Он кивнул, взял из ее рук фотографию и принялся разглядывать.
– И жену тоже. Она была красавицей. Она смотрела на меня так же, как ты смотришь на Миколаса. Мне очень не хватает этого взгляда.
Вивека опустила глаза.
– Я не смог их защитить. Это было непростое время для всей страны. Страх перед коммунизмом, военное положение, цензура, преследования. Я был молод и горяч, считал, что каждым арестом выражаю свой протест. После преступления я скрылся на этом острове, даже не подумав, что они могут прийти к моей жене.
Серые глаза стали влажными.
– Потом сын рассказал мне, что дочка цеплялась за маму, не хотела ее отпускать, когда пришла военная полиция, чтобы ее допросить. Один из солдат оттолкнул ее прикладом. Она упала, из уха потекла кровь. Бедняжка так и не пришла в себя. Вероятно, черепно-мозговая травма. Жена умерла в заключении. Она пыталась бежать, беспокоилась о дочери. За это ее жестоко избили.
Вивека прикрыла рот ладонью и тихо плакала.
– Сын освободился, и мы с ним встретились. К тому времени душа его уже была искалечена. Закон? Как я мог его соблюдать? Я занимался воровством, контрабандой, взятками… Это меня не тяготит. А вот то, кем стал мой сын…
Эребус откашлялся и поставил рамку на место.
– Он потерял все человеческие качества. Он вытворял такое… И я не мог уговорить его остановиться. Для меня не стало неожиданностью, что его убили с особой жестокостью. Он сам так жил. Я оплакивал его после гибели, но не его одного. В тот день я вспомнил и свои ошибки, именно за них расплачивались мои дети. Я ненавидел человека, которым стал.
Вивека чувствовала, как он страдает, и ей было больно.
– А потом ко мне пришли за выкупом. Какой-то крысеныш заявил, что он мой внук. Его нашли враги сына.
Сердце ее сжалось. Ей казалось, она не сможет выслушать до конца эту историю.
– Хочешь знать, каким был Миколас в детстве? Когда он пришел ко мне, глаза его были пустыми. И огромными. – Он показал какими, соединив кончики указательного и большого пальца. – Тощий. Рука сломана, несколько ногтей вырвано. Выбиты три зуба. Он был сломлен. – Эребус замолчал, видно было, что он испытывает сильнейшую боль. – Мне кажется, он надеялся, что я его убью.
Вивека закусила губу, слезы лились из глаз нескончаемым потоком, обжигая щеки, горло саднило.
– Миколас говорил, что вы бы не помогли ему, если бы тест не подтвердил родство.
Как она ни старалась, но произнесла слова так, будто обвиняла его.
– Честно признаюсь, не знаю, как бы я поступил. Теперь, когда близок конец жизни, хочется сказать, что я помог бы ему в любом случае, но тогда я мыслил не как нормальный мужчина. Я видел фотографию, парень был похож на сына, но все же…
Он протяжно и тяжело вздохнул.
– Он умолял меня поверить, что говорит правду, умолял взять его к себе в дом. Но я велел ждать.
Он сделал глоток узо.
Вивека спохватилась и тоже выпила немного, не переставая думать, как страшно было тогда Миколасу. Неудивительно, что он такой непробиваемый.
– Он думает, что я хочу очистить имя Петридес, но я думаю лишь об искуплении грехов. В некотором смысле я его получил. Я горжусь внуком и тем, что он делает. Он хороший человек. Он рассказал мне, почему привез тебя. Мальчик все правильно сделал.
Вивека подавила ухмылку. Причины, по которым она оказалась здесь, так сложны, что поступок Миколаса можно счесть и правильным, и нет, с какой стороны посмотреть.
– Однако ему так и не удалось окончательно все забыть. Разве то, что он делает, это для меня? Нет. Он выстроил эту крепость для себя. Он никому не доверяет, никому не подчиняется.
– И ему никто не нужен, – пробормотала Вивека.
– Поэтому у тебя такое несчастное лицо, πουλάκι μου?[3]
Вивека залпом допила узо, и вскоре приятное тепло побежало по ее телу. Она вскинула голову и поправила волосы.
– Он ведь никогда не полюбит меня, верно?
Эребус посмотрел на нее с тоской, которую даже не пытался скрыть. Ведь в этом доме не лгут друг другу. Вивека замерла, глядя на старика с надеждой.
– Думаю, нам пора продолжить игру, – сказал он, вставая.
Глава 12
Миколас поднял голову и увидел выходящую из лифта Вивеку. Она пользовалась им, лишь когда спускалась в тренажерный зал, но сейчас она была одета для ланча.
Неожиданно она пошатнулась, и он бросился к ней.
– Ты в порядке?
– Все хорошо. – Она придерживалась рукой за стену. – Просто забыла, как на людей действует узо.
– Ты пила узо?
– С твоим дедом. И, пожалуйста, не злись. Это была его идея. Думаю, мне надо вздремнуть перед ужином. Кстати, он собирался заняться тем же.
– Это так вы играете в нарды?
Он взял ее за руку и повел в спальню.
– Обычно мы обходимся без узо. – Она остановилась, развернулась к нему и положила ладонь на грудь. – Сегодня мы разговаривали.
Это насторожило Миколаса, он внимательно вгляделся в лицо девушки.
– О чем вы говорили? – От неприятных подозрений во рту появилась горечь. Он сделал шаг назад, не выпуская при этом ее локоть.
– Эребус любит тебя, ты знаешь. – Губы ее сжались, на лице появилось трагическое выражение. – Он надеется, что ты его простишь.
Миколас заморгал и отдернул руку.
– Он понимает, что тебе сложно это сделать. Впрочем, мне кажется, если ты и попытаешься, он себя простить не сможет никогда. Это так… печально. – Вивека отвернулась и оперлась плечом о стену. – Неужели ты никого не подпустишь к себе, Миколас? Тебя устраивает такая жизнь? Секс без любви?
Он покачал головой и выругался. Сжав руки в кулаки, он поднял глаза к потолку. В такие минуты он ощущал себя непозволительно беспомощным.
– Я солгал тебе, – произнес он. – В первый день, когда мы только встретились. Я сказал, что дед дал мне все, чего я только мог пожелать. Но не сказал, что мне ничего этого не было нужно.
Вивека повернулась и посмотрела на него с интересом.
– Я его проверял. – Теперь он понимал, что с помощью подарков дед хотел заслужить его доверие, а потом это превратилось в игру. Ужасную, страшную игру. – Я требовал от него вещи, которые мне не были нужны, просто хотел посмотреть, выполнит ли он мою просьбу. О своих истинных желаниях я никогда ему не рассказывал. И никому не рассказывал.